Тьма под кронами (СИ) - Погуляй Юрий Александрович Страница 11

Мир вокруг выглядит как старая фотография. Дело в пыльце, которая покрыла собой каждый квадратный сантиметр. Соня смотрит в сторону Петербурга, но видит лишь облако горчичного тумана. Не видно даже иглы Лахта-центра. Может, в нее врезался…

Что-то щиплет Соню за икру. Она вздрагивает — Костя? — но тот в добром десятке метров от нее. Он хмурится и как будто прислушивается к чему-то. Потом срывается с места и изо всех сил гребет к берегу.

— Малая, вылезай! Тут…

Соня хочет спросить, в чем дело, но кто-то кусает ее, снова и снова. Вспышки боли в боку, ягодицах и ногах. Рука задевает за холодное, шершавое, и Соня визжит. Плывет к берегу, ощущая, как под ладонями, под животом проскальзывают холодные склизкие тела.

Она выскакивает на песок, Костя следом. К его ноге прицепилась большая серебристая щука. Она разжимает челюсти и падает на песок. Белое брюхо раздулось, из него торчит коричневая ветка с набухшими почками. В глазницу забился комок водорослей. Вода в заливе бурлит, на поверхности появляются и исчезают разинутые рыбьи рты, плавники, хвосты.

Щука разлагается. Прорастает. Коричневые прутки прошивают тело, цепляются за песок, поднимают дергающуюся рыбину и как будто хотят унести ее обратно в залив, но Костя поднимает камень и бьет, бьет, бьет, пока на берегу не остается кашица из требухи, чешуи и изломанных веток.

Они продолжают идти по пляжу, больше похожему на полосу препятствий. Видимо, рядом располагался санаторий, потому что на пути все чаще попадаются мертвецы. Горки из листьев и стеблей валяются тут и там, тянутся к реке. В зеленой кашице белеют кости, черепа. От запахов тлена и цветов кружится голова. Солнце выжимает из тел последнюю влагу. Мир вокруг похож на гигантский парник. И только я не проросла, думает Соня, а другие умерли.

В памяти всплывает другой ясный день, впервые увиденный на мониторе компьютера.

Соня родилась 11 сентября 2001 года. Пока ее мама тужилась и старалась правильно дышать, люди на другом конце планеты горели, бросались из окон и выбирались на крышу, крича о помощи. Первая башня рухнула, а маленький комочек плоти покинул утробу и заплакал.

На каждом дне рождения подруги многозначительно вскидывали бровями: «Надо же, девять-одиннадцать». Соня не придавала дате значения, но в прошлом году заинтересовалась. И с головой окунулась в кошмар.

— О чем думаешь? — отвлекает от воспоминаний Костя. Соня ловит себя на том, что изо всех сил стискивает зубы. Верхняя десна саднит. — Утреннего товарища вспоминаешь? Или рыбалку?

— Хуже. Одиннадцатое сентября.

— А что было тогда… А! «Девять-одиннадцать»? Самолеты эти? Чего их вспоминать?

— Я бы знала. Просто крутится в голове. Как все происходило, сколько людей умерло и так далее.

— Зачем ты об этом думаешь?

— Пытаюсь понять, что толкает людей на чудовищные поступки.

— И к чему пришла?

— Не знаю, — Соня подныривает под очередной корень, — но такие вещи не укладываются в голове.

— А такие? — обводит он рукой берег.

— Спрашиваешь!

— Думаешь, откуда взялись эти растения?

— Не знаю. Может, боженька нас покарал.

— Веришь в него?

— Да не особо…

— Я вот думаю, — Костя останавливается, достает из рюкзака батончики, один протягивает ей, — бог здесь ни при чем. Скорее секретное оружие, биологическое. А дальше несложно догадаться, кто его применил. Список небольшой — Штаты, Китай, Корея…

— Ты насмотрелся «Рен-ТВ».

— А что, неплохой канал, — усмехается Костя. — Сюжеты бомбические. До сих пор помню передачу про лохнесское чудище, которое телепортировалось и убивало дельфинов звуковой волной. Мол, так оно и выжило. Такого в кино не покажут.

— Сейчас уже точно.

— Ага. Так вот, я думаю, что над нами споры распылили. Или какое вещество. Ну и зацвело все. У меня участок за городом… был. Лошади, козы, курочки, думал в этом году корову купить. В общем, их не стало. Они же травоядные все, ну и весь этот корм внутри них и пророс, — по Костиному лицу пробегает тень. — Не знаю, кто это сделал, но попадись он мне…

Они двигаются дальше. По пути Соня оглядывает молчаливую чащу, желтый туман между деревьев. Значит, виноваты террористы или военные. Ничего удивительного. Люди способны на любое безумие. Перед мысленным взглядом самолеты снова и снова врезаются в Лахта-центр, в здания Москвы-Сити, во все небоскребы мира.

На этот раз мир застыл.

Коробки домов пустуют, матовые окна поглощают свет. Каждая дорога закупорена автомобилями, но внутри никого. Не дрожат листки объявлений, не горят фонари. Город, покрытый пылью. Мегаполис-призрак.

Самолет будто приклеен к темному небосводу. Он никогда не влетит в башню. А внутри той разгорается уже знакомое Соне свечение.

Она вспоминает фильмы про инопланетян.

Свет заливает все вокруг. Здания отбрасывают жутковатые тени. Странно, но в центре свечения как будто виден прямоугольный силуэт.

Дверь.

Соня вскакивает. Она задыхается темноте, нужно выйти на воздух, иначе она умрет, она…

— Малая, чего не спишь? — раздается Костин голос.

— Мне нужно… Я… — Соня пытается сформулировать свои ощущения от кошмара. — Костя, нам не нужно идти в город. Там нас ждет, — зеленая дверь, хочет сказать она, но вовремя спохватывается, — что-то плохое.

В первый день встречи они договорились, что двинутся в Питер. Там найдут других выживших, потом решат, что делать дальше. Все это время шли к Лахтинскому разливу, от которого до города рукой подать. Теперь Соня не уверена, что это хороший план. Зеленая дверь, думает она, хочет, чтобы мы открыли ее.

— Погоди, Сонь, — кажется, или Костя впервые назвал ее по имени? — Отдышись, хорошо? Тебе кошмар приснился. Блин, мы и часа не проспали!

— Костя, давай свернем в другую сторону.

— Но куда? Назад не свернуть — все заросло.

— Может тогда дом займем какой-нибудь? Поживем там недолго. М?

— Но так мы никого не встретим. Охота тебе со мной, старым пнем, знаться.

— Ничего ты не старый, — она касается его руки, и Костя вздрагивает. Но не отстраняет ее. — Ладно… Ты прав, мне приснился кошмар. Может, нам стоит денек передохнуть. Слишком много всего за последнее время.

— Аминь, — Костя расстегивает палатку и вылезает наружу. — Подыши пока, а я… Малая!

Тон его голоса заставляет насторожиться. Соня находит ружье, проверяет, заряжено ли, снимает с предохранителя. Вылезает из палатки.

— Малая, обратно!

Поздно. Потому что она видит их.

Палатка окружена животными. В основном, это волки, хотя Соня замечает и пару лисиц. Они не скалятся, не лают. Если бы не ветер, который треплет их шерсть, она бы подумала, что спит. Хвосты еле заметно движутся туда-сюда, лапы тонут в песке.

Костя вздрагивает. Соня оборачивается и оказывается нос к носу с медведем. От царя зверей пахнет землей и цветами. Глаза поблескивают в темноте. Проектор в голове хочет поставить очередной ужастик, но ломается. Потому что медведь оглашает окрестности ревом и валит палатку. А потом движется на них.

— Вот же… — Костя забирает ружье, но не пускает его в ход, что кажется совершенно правильным. Потому что если выстрелить, медведь взбесится и… Волки расступаются перед людьми, дружно мотают облезлыми мордами в сторону Петербурга. Что-то холодное тычется в спину, толкает вперед. Соня визжит, но делает шаг, другой. Рядом, вцепившись в ружье, бредет Костя. Лицо у него растерянное.

Животные пропускают людей вперед. И идут следом.

Они движутся к городу остаток ночи и весь день. Соня мысленно благодарит Костю за идею спать полностью одетыми. В противном случае ступни были бы содраны в кровь.

Медведь остался у палатки, но волки идут следом метрах в десяти. Соня оборачивается и смотрит на крупного серого самца. Он нюхает камень, а затем поднимает взгляд на нее. Глаза волка мутные, из уха торчит ветка, словно антенна. Он мотает головой и щелкает зубами: идите вперед.