Джинн Калогридис - Князь вампиров Страница 30

На меня снова нахлынули картины прошлого, вызвав поток слез.

– Если бы Ван Хельсинг мог, он бы отрезал голову и собственному отцу, – с трудом проговорила я, задыхаясь от слез. – Думаю, что именно так он поступил с моим бедным малюткой!

Элизабет обняла меня и, пока я рыдала у нее на плече, ласково гладила по волосам.

– Только бессердечный мерзавец способен убить собственное дитя! – гневно молвила она. – Не плачь, дорогая. Я позабочусь, чтобы он наконец получил по заслугам. Ты будешь отомщена вдвойне. Когда Ван Хельсинг погибнет, та же участь постигнет и Влада. Точнее, он отправится прямо в объятия Владыки Мрака. Разве не так?

– Так, – пробормотала я, не отрывая лица от ее обтянутого шелком плеча.

– Прекрасно, Жужа! Теперь мы с тобой точно знаем, что нам нужно. Достаточно расправиться с Ван Хельсингом, и тем самым мы погубим и Влада.

Ее слова воодушевили меня, но печаль на сердце все равно оставалась. Мы поднялись наверх. Я испытывала легкий голод и была бы не прочь навестить нашего джентльмена, но Элизабет непривычно суровым тоном запретила мне даже мечтать об этом. Она сказала, что я и так сильно измучила Харкера, поэтому, если не дать англичанину прийти в себя и отдохнуть, Влад наверняка заподозрит неладное и нам станет только хуже (опять Влад! Иногда Элизабет меня просто раздражает. Обладая такой силой, она ходит вокруг Влада на цыпочках, словно втайне побаивается его. Свое поведение она объясняет тем, что, мол, делает все только ради затеянной нами "английской игры". А без таких игр ее жизнь, видите ли, превращается в сплошную скуку. Но когда я говорю ей, что моя жизнь в этом каменном мешке давно превратилась в сплошную скуку, она лишь улыбается и призывает меня к терпению).

Мы вернулись в гостиную. Элизабет всячески пыталась меня развлечь: предложила примерить еще какое-нибудь из своих платьев, потом начала выдумывать мне новую прическу. Я слушала ее щебетание, но горькие чувства продолжали терзать мою душу. Наконец Элизабет объявила, что хочет сделать мне сюрприз. С этими словами она достала из чемодана и подала мне небольшую, обтянутую бархатом шкатулку. То был подарок, который Элизабет приберегала для нашей первой ночи в Лондоне.

Постаравшись придать лицу как можно более восхищенное выражение, я раскрыла шкатулку. Дальше играть мне не понадобилось, поскольку я увидела пару самых восхитительных серег – больших круглых бриллиантов, с которых свисали еще более крупные сапфировые капли. Серьги покоились на бархате в окружении золотой цепочки с громадным сапфировым кулоном, также выполненным в виде капли.

Я была несказанно польщена, получив столь драгоценное (и весьма дорогое) подтверждение любви Элизабет ко мне. На мой вопрос, где и каким образом ей удалось купить этот изысканный подарок, она пояснила:

– Этот гарнитур мне подарили в знак восхищения, когда я выходила замуж. А теперь я хочу, чтобы сии украшения стали твоими, ибо я тоже пока что только так могу выразить свое восхищение.

Я вскочила и расцеловала Элизабет в обе щеки, получив ответный поцелуй. Думаю, подарок мог бы исправить мне настроение, если бы моя возлюбленная вновь не заговорила о Лондоне. Замелькали названия улиц – Элизабет расписывала, как мы отправимся за покупками в лучшие магазины на Пиккадилли и Сэвил-роуд, а потом будем гулять по Гайд-парку. Поначалу я делала вид, будто слушаю с интересом, но долго притворяться у меня не получилось. Былая подавленность вернулась, сделавшись еще сильнее. Ну сколько можно сидеть взаперти в этом гнусном замке и только слушать, слушать, слушать рассказы про Лондон? Уловив мое состояние, Элизабет скинула с меня платье и потащила в постель, решив прибегнуть к самому верному успокоительному средству.

Дописав последнюю строчку, я вдруг поняла, что вчера мы впервые предавались любви, предварительно не насытившись и не измазав кровью свои тела. Элизабет всеми силами старалась поднять мне настроение, но в ее ласках не было настоящей страсти. В конце концов я не выдержала и попросила ее оставить меня в покое. Обидевшись, Элизабет немедленно удалилась. Я не знала, куда она пошла. Даже мой обострившийся слух не улавливал во всем замке ни единого звука. Элизабет как сквозь землю провалилась и отсутствовала до самого вечера.

Стемнело. В бархатисто-синем звездном небе, окруженный туманным ореолом, повис большой желтый круг луны. Вечер был теплым, чарующим. Я ощущала, что Влада в замке нет, и от этого вечер был еще более дивным. Мне сразу стало легче дышать. Даже ненавистный замок обрел романтические черты. Жаль, что рядом со мною не было моей Элизабет. До встречи с нею не только солнечный, но даже яркий лунный свет резал мне глаза, мешая выходить на охоту. Но сейчас свет луны был приятным, зовущим. Ее серебристое сияние напомнило мне о волосах и коже моей возлюбленной.

К счастью, ко мне пришла Дуня, и разговор с ней скрасил мое тягостное состояние. Дуня ревнует меня к Элизабет. Природное добросердечие и уважительное отношение ко мне не позволяют ей выказывать своих истинных чувств, но я и так знаю: Дуне обидно видеть благосклонность Элизабет, направленную исключительно на меня. Я щеголяю в новых нарядах, украшенная драгоценностями, мои волосы причесаны по последней моде. А она? Дуня по-прежнему вынуждена носить истрепанное платье, которое я более двадцати лет назад купила для нее в Вене (правда, невзирая ни на что, оно все равно ей очень идет). Ее рыжеватые волосы заплетены в косу, свернутую кольцами на затылке, – совсем как у крепостных крестьянок Влада в пятнадцатом веке! Сделав Дуню подобной нам, я сознательно решила впредь обращаться с ней, как с равной. Но, увы, сословные различия, засевшие в Дунином мозгу, оказались сильнее моих намерений. Наверное, ей самой больно думать об этом. Чувствовать себя вечной служанкой – что может быть ужаснее? Однако здесь я бессильна что-либо изменить.

Я всячески старалась подбодрить приунывшую Дуню. Помимо прочего, я сказала, что потребовала у Влада добыть для нас пищу, и он согласился. Я уговаривала ее потерпеть совсем немного. Дуня слегка воспряла духом. Конечно, она сейчас сильнее, чем была до приезда Элизабет, но не настолько, чтобы самостоятельно отправиться на охоту (впрочем, даже если бы она и попыталась покинуть замок, то не смогла бы этого сделать – отвратительная магия Влада, запечатавшая все двери, ведущие наружу, действует и на нее).

Пока я говорила, Дуня ерзала на стуле и принюхивалась.

– Живая кровь!

Она вскочила и пошла к выходу, продолжая принюхиваться, словно гончая, взявшая след.

– Доамнэ, я чую смертного человека!

Не успела я вымолвить ни слова, как Дуня выскочила в коридор и побежала в сторону гостиной, расположенной возле комнаты Харкера. Мне не оставалось ничего иного, как побежать вслед за ней. Осторожно открыв дверь, мы вошли в гостиную.