Николай Шпыркович - Злачное место Страница 41

Коньяк в бутылке почти кончился и Дмитрий разлил остатки по рюмкам, следя за тем, чтобы у всех оказалось поровну. Все трое встали из-за стола и, снова не чокаясь, выпили стоя, немного помолчав. Артем к тому времени откололся от компании, все же неприятие алкоголя, усвоенное им в деревне после Херни сказалось, и сидел чуть поодаль в мягком кожаном кресле. Тянуло в сон, но хотелось дослушать рассказ Дмитрия. Тот же включил в сеть пузатый электрический самовар, который почти сразу же уютно засипел, и, усевшись обратно за стол, продолжил рассказ:

— Большинство горожан погибло еще в первые два дня — я ж говорил, п о л ы х н у л о у нас, как остальные выбирались и куда, как это все происходило, мимо меня прошло — я на следующий день, как у мужика оказался, свалился. Ожоговая болезнь — да еще при ожоге глаза — штука серьезная. Хоть теперь она протекала более легко — я еще удивился, почему у меня нагноения нет — а повалялся я все равно здорово. Спасло, конечно, то, что мужик мне из аптеки капельниц приволок, и бутылок с растворами — мой-то запас, весь спалили, как лекарства мертвецкие, еще в доме у Тимохи, так я сам себе в руку колол, а он мне бутылки менял. Ну, а будь как раньше — с этапом бактериального заражения — точно, сдох бы…

… Те же, кто выжил, попробовали организоваться в кучки — нечто вроде коммун. Но без опыта, без жесткого контроля над всеми новоприбывшими, без оружия, в конце концов, и умения его применить — один зараженный мог перекосить всю такую коммуну за одну ночь, хуже любой встречавшейся до этого эпидемии — тут опыт не годился ни Гражданской войны, ни даже Великой Чумы Средневековья. Чумные трупы, по крайней мере, лежали спокойно по своим жилищам, а не бродили по городу, пытаясь заразить всех остальных живых. Мортусам достаточно было иметь крюк, балахон да маску с полым клювом, в который клали всякий там шалфей-имбирь, что по идее должно было защитить человека от зловредных миазмов — а не снаряжаться на уровне спецназа — только для того, чтобы пройти по улицам…, да и то, это не гарантировало успех. Тех, кто кучковался, пытаясь варить общий суп в коммуналках — моментально выжирали морфы, тех, кто надеялся отсидеться где-нибудь в одиночку — они же подбирали потом, когда заканчивалась изобильная пища… И, если банде какого-нибудь Леньки Пантелеева можно было дать отпор — просто постреляв хорошенько в их сторону, и дав понять, что здесь сидят люди, готовые драться за свое добро, а уж хотя бы ранив одного — двух, не говоря уж об "убив" — тем паче, отбить охоту соваться в этот мирок — для морфов этого было мало. Их ведь можно было только убить, они могли только отступить — на время, почти никогда — уйти. Им не надо было спать, заниматься пьянством на хазах, блудить с девками и ночь напролет резаться в "сику" или "буру". Морф, достигнув определенного уровня развития, переставал расти "вширь" — зачем вирусу был носитель, размером с мастодонта, пусть и страшно сильного, но одновременно тяжелого, неповоротливого и не могущего пролезть за добычей в какую нибудь щель? А поскольку основной добычей морфов оставался по-прежнему человек — морф рос ровно до того уровня, пока его размеры не приносили недостатков при охоте на изворотливую дичь, пуская в дальнейшем приобретенные энергетические ресурсы на развитие хитрости и выносливости. (Несколько "повезло" африканцам — тамошняя фауна отличалась все же чуть более крупными размерами — вот и бродило в кенийском национальном парке несколько гороподобных морфов, едва учуяв запах которых в панике бросались со всех ног, немногочисленные уцелевшие слоны и носороги. Лишь размножившиеся львиные прайды, злобно рыча и скаля клыки, рисковали вставать на пути у чернокожих чудовищ. Львы по праву теперь носили звание "царь зверей" — группе таких мощных стайных хищников, да еще и не чувствительных к вирусу, оно должно было достаться, как говорится, "вне конкурса".) Так то Африка, а на большинстве территорий остальных материков человечина была излюбленным лакомством морфов. Чем более "продвинутым" был морф, тем более совершенным был его энергетический аккумулятор, позволявший больше времени обходиться без "подзарядки" — пусть и гнилым мясом более "недоразвитых" собратьев, и терпеливо дожидаться "правильной" добычи. Человечеству это не сулило ничего хорошего — если вначале и были надежды, что морфы сожрут всех остальных зомбаков, а уж потом немногочисленных морфов можно будет перебить объединенными силами живых — уже после первой зимы Херни, когда из укромных мест выползла не больно-то уменьшившаяся в численности, армия "обычных" зомби, и куча "новых" морфов, обращавших на них свой немигающий взор только лишь уж очень с большого голода — стало ясно — Херня будет надолго. И, если даже уже упомянутая чума вымаривала в считанные недели целые города — достаточно вспомнить тот же Смоленск, хотя бы, из которого вышли последние несколько человек "и затвориша за собою ворота" — сейчас все было хуже. Ситуации, в которую попало человечество, до этого в таких масштабах, не встречалось ни разу — не в счет идут единичные случаи вспышки на заре времен в Австралии и Африке, и чуть позже — не в столь далекое время — на Гаити. Естественно, столь многочисленный вид, да к тому же обладающий уникальной способностью к приспособлению — так просто пропасть не мог. Все многообразие типов и характеров людей, моделей социального устройства в этих новых условиях лихорадочно опробывалось, совмещалось, заимствовалось из прошлого применительно к настоящему, чтобы, наперекор всему — тоже выжить. В ход шла религия, экономика, уклад жизни и привычки. Фактически, человечеству пришлось делить планету с едва ли не новым видом разумных существ — т а к о г о — у человечества еще не было. Все, что не подходило к новому образу жизни — безжалостно отбрасывалось в сторону, часто — вместе с носителями этого самого образа. Остальное с холодным интересом взвешивалось на исторически-эволюционных весах: если вот т а к жить… и т а к добывать средства к существованию… с т а к и м и людьми — пойдет?…

… - Подлечился маленько я у мужика того — ну, чтобы дышать хотя бы нормально смог, что глазу — кранты — я еще тогда понял, как себя в зеркало увидал. Мужик тот коммерсантам по палаткам продукты развозил, и как раз перед Херней "Газель" свою, с товаром, к дому подогнал, отчего и водки у него навалом было. Да как же звали его? — не помню, — беспомощно сказал Дмитрий. — Совсем не помню. А скоро и вовсе пропал он. Пошел в город и не вернулся. Вот же как — он мне жизнь спас, а я даже забыл, как звали его, лицо помню, а как звали — начисто забыл…. Ждал я его неделю еще — все впустую. К тому времени упыри начали по стенкам лазить, понял я, что вопрос, когда они эту квартирку проверят, на предмет непрописанных лиц — чисто технический и решится в течение буквально ближайших дней. Мужик говорил мне, что "мерс" его заправлен был. Ключи я у него в куртке нашел, подсобрал рюкзачок с припасами и двинул. Ружье спаситель мой унес с собой, так что пошел я на улицу почитай что безоружным. Да и будь у меня тогда ружье — толку мне от него? Я стрелять никогда не умел (Артем удивленно посмотрел на мужика — у них в деревне пацаны и так учились стрелять с малолетства. А уж теперь-то…, а этот, — как девка, что ли…) — до Херни, естественно, потом то пришлось подучиться, хоть и одноглазому. Соорудил что-то вроде алебарды из кухонного топорика и ручки от швабры — и пошел. Бог тогда видно решил, что этому — п о к а уже хватит, на других отвернулся — стрельба в тот день где-то с другого конца началась, там, где хлебзавод был, морфы видать туда потянулись, а я проскочил, так, что никто меня не тронул — ни пока я из дома выходил, ни пока "мерс" заводил, ни пока из города выезжал. Ну, в деревнях у меня знакомых никого не было, ни пахать, ни косить я все равно не умею, а умею я только трубу пихать да наркоз давать. Так что решил я в соседний район подаваться. Не везде же, думаю, врачей линчевать стали, а даже если и так — пора бы уже в себя прийти. Доехал я до Рудни с и одним глазом, благо ни гаевых не было на трассе, ни другого транспорта, как-то. До блокпоста добрался, немного поостерегся, правда, не стал признаваться сразу, что я белый халат носил, а так поинтересовался — нет ли, мол, в вашем городе больнички, глаз полечить? А сам за реакцией слежу — не заскрежещут ли зубами сторожевые, не начнут ли плеваться — как мне давеча грозили… Те только вздохнули тяжело — мол, дом, который они больницей назвали, есть, да работать в нем некому — так, пара пенсионеров и фельдшеров. Там, как и везде, кроме, может, той краковской больницы — все в первый день как реально началось, легли. Больницу потом, правда, зачистили, я в ней и обосновался, по первости. Так вот там я и прожил, с полгодика, лечил, спасал, как мог и как ситуация позволяла, пока меня к тому "макаронному королю" не подгребли…