Кирилл Манаков - Хроники последнего лета Страница 46

— Базаришь много, — коротко бросил Ночь, и Кипа умолк.

Звякнул засов, заскрипели петли, открылась дверь, и на входе появился откормленный надзиратель с багровым лицом и светлыми водянистыми глазами навыкате, делавшими его похожими на большую рыбу. Увидев Рудакова, спокойно сидящего за столом в окружении уголовников, он явно удивился.

— Так… Рудаков! Подозреваемый Рудаков! На выход!

После неблизкого перехода по коридорам, разделенным запертыми решетками, и стояния лицом к стене, пока открывался очередной замок, они оказались у обшарпанной серой двери. Рудаков, державший руки за спиной, привычно ткнулся лбом в шершавую стену.

— Подозреваемый Рудаков доставлен!

— Вводите, — прозвучал знакомый голос.

Рудаков вошел и огляделся. Кабинет отличался вызывающим аскетизмом — стол, два стула и скамейка с потертым дерматиновым сиденьем у стены. За столом — вальяжно развалился майор Панкратов, а на скамейке устроился адвокат Брик, нахохлившийся и взъерошенный, он сидел, обхватив портфель двумя руками, словно беспокоился за его сохранность.

— Господин Рудаков! — расплылся в улыбке майор. — Как спалось на новом месте?

В его голосе звучала насмешка.

— Артемий Андреевич! — воскликнул Брик. — Я уже опротестовал ваш арест и написал жалобу на помещение в камеру с уголовниками.

— Я уверен, — холодно сказал Панкратов, что администрация СИЗО действовала исключительно в рамках закона. Возможно, иных камер просто не было.

— Я вовсе не в обиде, — заявил Рудаков, опустился на стул и добавил: — В общем даже — интересный опыт.

Майор даже не пытался скрыть удивление.

— Вы серьезно считаете все происходящее забавным?

— Простите, — вежливо поинтересовался Рудаков, — вы позвали меня, чтобы узнать, как мне спалось?

— Шутить изволите? — зловеще спросил Панкратов, но тут же взял себя в руки. — Собственно, с вами хотел пообщаться господин адвокат. Оставляю вас наедине.

С этими словами он встал и быстро вышел, едва не уронив стул. Было видно, что он раздражен до чрезвычайности.

Брик передвинулся на скамейке поближе к Рудакову и заговорил громким шепотом.

— У нас мало времени. Я должен сообщить вам крайне важную информацию, и прошу отнестись к ней со всей серьезностью.

Рудаков изобразил на лице заинтересованность. Показная таинственность со стороны Брика вовсе не прибавила доверия к его словам.

— Артемий Андреевич, поймите, вы попали в очень неприятную ситуацию. Я навел справки наверху, — адвокат многозначительно показал пальцем на потолок, — и выяснил, что источником неприятностей является ваша неосторожная статья. Вы даже не представляете, какие силы затронули.

— И что же это за силы? — вкрадчиво спросил Рудаков.

— Я не могу говорить открыто, вы же понимаете, — Брик выразительно показал глазами на стены, — думаю, что вам это и так известно. Все слишком серьезно.

— И что же теперь делать?

— Боюсь, что у нас остался единственный выход.

— И какой же?

— Сделка, — быстро сказал адвокат, — сделка со следствием. Необходимо признание — это с вашей стороны. Я возьмусь добиться договоренности на лучших условиях. При этом необходимо понимать, что реального срока избежать не получится. Видите, я очень откровенен, но лучше вначале расставить все точки над i.

— Сделка… — задумчиво произнес Рудаков. — То есть я должен признаться, если правильно помню, в нанесении тяжких телесных повреждений по мотивам национальной нетерпимости, так кажется в деле написано?

— Почти. Думаю, что смогу смягчить формулировки.

— Это радует.

— К тому же нам сразу получится изменение меры пресечения. При хорошем раскладе вы будете дома уже сегодня вечером. Примете горячий душ, поужинаете по-человечески, выспитесь, как следует…

— Заманчиво, заманчиво…

— Ну, и славненько, — засуетился Брик, — сейчас подпишем бумаги…

— Только одна неувязочка…

— Простите?

— Неувязочка, — повторил Рудаков.

— Что такое? — искренне удивился Брик.

— Понимаете, я на прошлой встрече сказал, что не собираюсь больше говорить…

— О, да, я понимаю! Вы были расстроены, сильный стресс. Не поверите, с этого начинают очень многие. «Не буду говорить, не буду!» А потом… Человек посидит, подумает…

— Уже подумал. Я действительно погорячился, — сказал Рудаков, и адвокат удовлетворенно закивал, — я готов разговаривать. Но только о погоде, музыке, политике и прочих вещах. Я невиновен — и все. Никаких сделок. Плевать я хотел на эти «силы». Хотите защищать меня — защищайте, нет — мне все равно.

— Но, Артемий Андреевич!

— Это все. Зовите герра майора и можете продолжать общение.

Брик встал и для убедительности прижал к груди портфель.

— Артемий Андреевич! Так нельзя! Нужно подходить к проблеме рационально. Сейчас вам следует думать о том, как минимизировать потери. Выигрыш невозможен!

— Мне это безразлично.

— Но…

— Нет.

Вошел Панкратов, и Брик со страдальческим выражением развел руки, показывая, что он очень старался и сделал все возможное.

— У меня для вас хорошие новости, — сухо сказал майор, — вышел из комы гражданин Хаджибеков. Обвинения в убийстве не будет. С другой стороны, он с минуты на минуту подпишет заявление, мы проведем опознание, и тогда дело будет выглядеть совсем красиво.

Панкратов широко улыбнулся и радостно потер руки.

XIV

Ахмед Хаджибеков по прозвищу Бес находился в блаженном состоянии, когда телесные ощущения исчезают, а сознание открывает новый удивительный мир. Что это — реально существующие запредельные пространства или игра воображения — ведомо только Всевышнему. Ахмед слышал слова находящихся вокруг людей, звуки, правда, доходили приглушенными, словно кто-то говорил далеко за спиной, но несколько раз он разобрал слово «кома». Хотел крикнуть, чтобы не болтали ерунды — какая еще кома, я же все слышу, все понимаю… но сообразил, что не может вырваться из плена собственного разума.

Нельзя сказать, что это открытие сильно расстроило его. Проявившиеся миры оказались занимательными, а реальность поблекла и потеряла всяческую привлекательность.

Ахмед прекрасно понимал, что жив, у него даже не возникло вопроса «не тот ли это свет?» Не тот, вовсе не тот! Он не был глубоко религиозным человеком, хотя очень аккуратно совершал намазы, по пятницам ходил в мечеть, а в Рамадан строго держал пост. Правда вся остальная жизнь протекала по канонам, далеким от положений ислама… Но речь, собственно, не об этом, Ахмед имел точное внутреннее убеждение, что именно должно случиться после смерти. Все понятно и очевидно: придут два ангела и устроят нелицеприятный допрос об обстоятельствах грешной жизни. И если этого не происходит, значит, жизнь еще не завершилась.