Артем Тихомиров - Приход ночи Страница 47

Я плакала и смеялась, отстукивая слово за словом.

Погрузившись в письмо с головой, я забыла, что я ничего не вижу. Что я слепая.

Глава двадцатая

В конце концов, видимо, я потеряла сознание. Боль в спине заставила меня вынырнуть из темно-серой массы. Я сообразила, что сижу на полу, в углу между краем дивана и письменным столом, а стул отодвинут к батарее.

Я упала и сползла на пол — вот что произошло. А что было до этого? Я села, слушая, как гудит в голове кровь, и ничего не понимая. Посмотрела на экран монитора. Очередное предложение закончилось на полуфразе, а дальше тянулась линия из случайных символов. Видимо, я нажала на клавиши головой или руками, когда бухнулась в обморок.

Кажется, мне повезло не набить себе шишек и не повредить лицо. Нажав указательным пальцем на backspace, я убрала ненужные буквы и закончила фразу. Ее смысл от меня ускользнул, но сейчас он был неважен. Работая в угаре, я набила шесть страниц текста двенадцатым шрифтом. И неплохого текста, очень неплохого для человека, который никогда не писал даже стихов — и в юности, когда, казалось бы, всем положено это делать. Вполне удобоваримое чтиво. Шесть страниц за раз — неплохо. Может, во мне всегда дремал писательский талант.

Я сохранила текст под названием terapia.doc и закрыла текстовой редактор.

Снова странное чувство, будто я что-то забыла. Вот оно, лежит на поверхности, а я скольжу мимом не го взглядом. Взглядом…

И тут я закричала, поднесла руки к очкам, сорвала их и отбросила на стол. Правда дошла до меня только что, еще более убийственная, чем назойливые мысли о том, что я изуродована на всю жизнь и так и умру слепой.

Я видела! Когда я поняла это, внутри меня, казалось, взорвалась ядерная бомба. Внутренности скрутило от боли, световая волна ударила в мозг, вызвав ослепительную вспышку. Сколько я кричала, я не знаю. Опять погрузилась в знакомый уже транс, где все было размыто и плавало в сером тумане. Я видела, хотя глаз у меня не было! Все что я делала после своего падения, я делала с использованием зрения. Я писала, используя компьютер, и не отдавала себе в том отчета.

Я подняла обе руки и поглядела на них, поворачивая то ладонями, то тыльной стороной. Мои руки, которые я хорошо помню. Ногти на них неровные, потому что ко мне вернулась детская привычка грызть их, но в целом ничего не изменилось. Руки сжались в кулаки. Значит, я вижу. Не отчетливо — периферическое зрение очень смазанное — но достаточно для того, чтобы сравнить себя с нормальным человеком. Неважно, что видение мое страдает отсутствием некоторых цветов. Сам факт был удивительным, почти сверхъестественным. Я заплакала, не зная, как к этому надо относиться. У меня нет глаз, однако я вижу.

Не в силах справиться с внезапно охватившим меня ужасом, я закусила указательный палец, до боли, сжала зубы так, что, в конце концов, подумала, что переломлю фалангу. Но это помогло сбавить накал паники. В следующий момент я поняла, что моргаю. Веки совершали те самые рефлекторы движения, призванные смазывать роговицу, и я замечала это своим новым внутренним зрением.

Закрыла глаза. Для этого было достаточно смежить веки — и появилась темнота. Раскрыла — и вновь то же. Все предметы имеют сероватый ореол, но он мне ничуть не препятствовал понимать, что я вижу. Компьютер, стол, стена, шторы. Я повернулась, чтобы обследовать комнату. Нюся сидит в дальнем углу и взирает в мою сторону с подозрением. Вот диван, на котором я сплю. На расстоянии тридцати сантиметров от меня. Вот телевизор, вот видео.

Непостижимо.

Я схватилась за край столешницы, опасаясь, что опять грохнусь в обморок. Пыталась мыслить логически, но получалось плохо. Все крутилось в голове. То, что я принимала за факты, оказывалось только иллюзорными осколками моих представлений. Цельной картины не получалось, мозаика разваливалась, как только я начинала анализировать причины происшедшего.

Бросив эти бессмысленные попытки, я встала и пересекла комнату.

Отметила про себя, что иду, не просто зная направление, а руководствуясь зрением. Слезы бежали по щекам, их путь сопровождался неприятным щекотанием, однако я настолько была захвачена происходящим, что мне было все равно.

Подобравшись к книжному шкафу, я открыла стеклянные дверцы настежь и стала брать с полок книги. Я хватала их одну за другой, просматривала некоторые страницы, вчитывалась в предложения, стараясь видеть каждую букву и каждый знак препинания, а потом откладывала. Мои руки дрожали. Я разглядывала обложки, читала, шевеля губами, имена авторов и названия книг и чувствовала, что нахожусь на грани полного помешательства. Да и кто бы остался в здравом уме на моем месте? Мне повезло, что я до сих пор ничего не сделала с собой, хотя могла — в равной степени и от восторга, и от ужаса. Два эти чувства владели тогда мной. Только два эти. Они изменили всякое понятие о времени. Я не заметила, как провела возле книжного шкафа сорок с лишним минут.

Вернув последнюю книгу на полку, я села в кресло. Ноги гудели от долгого стояния. Иногда и по сию пору мне трудно долго находиться в стоячем положении — память о времени, проведенном на стуле, когда связки находились без работы и их эластичность сокращалась из-за отсутствия практики. Я оглядела комнату, никак не желавшую стоять на месте. Она крутилась по часовой стрелке и захватывала меня с собой. От этого медленного вращения меня даже мутило. В таком сумеречном состоянии я просидела еще пятнадцать минут, прислушиваясь к тому, что делается у меня внутри. Не хотелось ни о чем думать. Я знала, что успокаиваться рано. Способность видеть мозгом, а это, несомненно, имеет к нему прямое отношение, может исчезнуть в любой момент. Я даже не знаю, что спровоцировало это прозрение и что явилось катализатором для открытия «третьего глаза».

Но так ли это важно? Что произойдет, если я узнаю, как во мне проявилась способность видеть без глаз? Вероятно, не об этом надо думать, а о том, что будет дальше. Просто так подобные вещи не происходят и могут быть следствием каких-нибудь нехороших изменений. Либо это вообще ложное зрение — результат самовнушения и параноидального желания видеть.

Я боялась главным образом потому, что не знала, как надо к этому относиться. Поглядела на часы — поглядела! — прикидывая, сколько еще времени ждать, пока не вернется Таня. Слишком долго. Что мне делать?

Взяв пульт, я включила телевизор. Стала перескакивать с канала на канал, и сочные цвета, игра бессмысленных, но четких образов помогли мне расслабиться. Даже серый флер, через который я видела окружающее, не мог заглушить краски, о существовании которых я уже забыла.