Артем Тихомиров - Приход ночи Страница 48

Взяв пульт, я включила телевизор. Стала перескакивать с канала на канал, и сочные цвета, игра бессмысленных, но четких образов помогли мне расслабиться. Даже серый флер, через который я видела окружающее, не мог заглушить краски, о существовании которых я уже забыла.

В неком полукоматозном состоянии я провела не меньше полутора часов. Я смотрела телевизор с таким восторгом, какой бывает у ребенка, впервые открывшего для себя иной мир. Все это время подспудно меня мучила мысль: как долго я смогу так видеть? Не скрою, мне хотелось, чтобы «внутренние глаза» не закрывались никогда. Неужели у меня нет ни единого шанса сохранить эту способность?

Несмотря ни на что, я была реалисткой. Случилось то, что случилось. Я приготовилась заранее и поэтому смогла сдержать себя в руках. Примерно за сорок минут до прихода Тани в моей голове точно кто-то повернул рубильник, и наступила тьма.

Меня трудно даже сравнить со слепым кротом. У того хотя бы есть глаза.

Не пустые орбиты, которые невыносимо чешутся иной раз по ночам и болят.

— Вдохни поглубже и говори, — сказала Таня.

— Стараюсь.

— Истерикой не поможешь.

— Я знаю.

Пережить это оказалось тяжелей, чем я думала. Когда вернулась Таня, я не удержалась и рассказала все, что помнила.

От Тани пахло спиртным, и она курила без конца. Я попросила сигарету и расплакалась, когда дошла до момента исчезновения «внутреннего зрения».

— Я купила вина, — сказала Таня. — Хочешь? Тебя трясет.

— Давай.

Она сходила на кухню, вынула из пакета две бутылки, проставила одну в холодильник. Вторую принесла в комнату, захватив штопор.

— Но это точно было, — сказала я.

— Что?

— Зрение.

— Ну…

— Не веришь?

— Ты сама сказала, что это самовнушение. Или там что-то с мозгом.

Бывает такое.

— У меня есть доказательства.

— Файл?

— Посмотри.

— Потом.

— Что? Почему потом? Не надо думать, что у меня крыша съехала. Таня, ты никогда не думала…

Нащупав пепельницу на столике между нами, я бросила туда комок пепла.

— Я не думаю, — ответила Таня со злостью. — Не вешай на меня того, чего нет.

— Ну посмотри файл. При всем желании я не смогла бы написать так, не видя!

Она была терпелива. Открыла вино и налила нам по бокалу. Я взяла, и вино оказалось красным сухим.

Я ждала, что Таня будет делать. Посидев секунд двадцать, она встала и пошла к компьютеру. Я курила, забыв сбрасывать пепел, пока огонь не обжег мои пальцы. Я утопила окурок среди других.

— В «Моих документах». «Терапия» латинскими буквами.

Гул в моей голове мог предвещать возвращения моих странных способностей, и я ждала, что вот-вот это произойдет. Я поразила бы Таню демонстрацией «внутреннего зрения», чтобы она поверила мне наконец и перестала ухмыляться. Но файл — тоже серьезный аргумент. Я ждала.

Закликала мышка.

Я ждала. Таня поставила на край стола, на котором стоял компьютер, свой бокал. Ничего не появлялось, хотя симптомы были узнаваемыми. Интересно, я могу контролировать «включения», если они вообще когда-нибудь повторятся?

— Сколько времени ты это писала?

— Не помню. Как под гипнозом все было.

— Ясно.

Таня отпила вина. Я чувствовала, что сейчас взорвусь, но сама не знала уже, чего хотела. Двумя глотками я осушила свой бокал и стала наливать еще.

Руки дрожали, но я ничего не пролила.

— Даже не знаю, что сказать, — произнесла Таня, усмехнувшись.

Да как можно насмехаться надо мной в такой момент? Мне было обидно и страшно, но я смолчала, сжимая бокал. Просто чудом он не лопнул в моих пальцах.

— Текст ровный, хороший, да и ошибок почти нет. Я делаю гораздо больше, когда приходится печатать.

— Ошибок? Это если бы я лупила вслепую, да? — спросила я.

— Я этого не говорила. Видно, что писал… зрячий. Это бывает, когда человек просто задевает пальцами другие клавиши, а если ты говоришь, что была в угаре… то вообще не имеет значения. Да… — Снова смешок. — Не знаю, что и сказать.

— Значит, веришь?

— Верю. Факты есть факты.

От проглоченного вина в голове началась свистопляска, но в теле появилось тепло. Я уже не чувствовала этого напряжения, приводящего к лихорадке.

— Знаешь, довольно недурно. У тебя есть способности к письму. Может, из этого что-нибудь и получится.

Я засмеялась, сама не ожидая этого от себя. Таня отошла от компьютера, приблизилась к креслу и села рядом со мной на подлокотник. Я прижалась к ее бедру, обтянутому джинсами, от которых пахло духами, куревом, спиртным, видимо, пролитым, улицей и еще много чем — знакомым и незнакомым одновременно.

Рука Тани легла мне на плечо.

— Подруга, ты просто талант.

— Перестань. Надо придумать, что делать, — сказала я.

— Ничего.

— Как это?

— Просто. В газету написать, чтобы взяли интервью? Невозможно. Сообщить Гмызину или еще кому оттуда? Вообще нет смысла. Позвонить президенту?

— Но ведь… Мне-то что делать?

— Пиши, когда у тебя вновь это появится.

— А может, обследование? — спросила я.

— Не знаю. На это деньги нужны. — Таня тянула вино. К тому, что она выпила на работе, прибавился и запах красного сухого. Она уже была порядком пьяная, но хорошо соображала. Чего у Тани не отнимешь, так это здраво мыслить в любой ситуации. — Если будет совсем плохо, то, конечно, свозим тебя… Но, сама понимаешь, всякие расходы, терапия и прочее.

Я надеялась, что она не попрекает меня, а просто констатирует факты.

— У тебя была головная боль во время «включения»?

— Нет. Просто в ушах слегка гудело.

— И кружения не было?

— Небольшое, когда я упала. Но там было что-то другое. Я не знаю.

Вещественная, телесная галлюцинация… Будто я проваливаюсь сквозь пол, да еще кирпичная стена в подвале.

— Из тебя, наверное, до сих пор выходит эта мерзость. Не надо ей мешать — и, в конце концов, все будет супер, — сказала Таня.

— Это не объяснение.

— Я склоняюсь к самовнушению…

— Но все равно… Сама подумай. Сколько угодно можно себе внушать, но разве это изменит факт, что глаз у меня нет вообще? — Я снова начала заводиться и почти визжала. — Иногда у слепых, как мне офтальмолог в больнице сказал, такое проявляется. Остаточное видение, основанное на визуальной памяти. У слепых от рождения такого не бывает, но тот, кто когда-то видел, иной раз очень четко «видит». Но это только иллюзия. — Я сделала паузу, чтобы глотнуть воздуха. Надо взять себя в руки — иначе после этой вновь начнется депрессия. — У меня нет глаз. Поэтому я даже при помощи зрительного нерва ничего не могу видеть, никаких мозговых проекций. Здесь что-то другое.