Я знаю, чего ты хочешь. Как просчитывать мысли и поступки окружающих - Кэмерон Стаут Страница 17

– Это все из-за Ханссена?

Лео имел в виду арестованного недавно агента ФБР Роберта Ханссена, который ожидал приговора суда за шпионаж в пользу России.

– Да, из-за Ханссена. Так что теперь нам нужно перестроить всю нашу агентскую сеть. В самое не подходящее для этого время.

Большинство федералов злилось в разговорах между собой на Госдепартамент из-за высылки российских дипломатов. Мы называли это мартовским безумием. У Лео по некоторым делам уходило иногда по нескольку десятков лет, чтобы наладить контакт с нужными источниками. Единственная причина, по которой я не выглядел абсолютно обессилевшим, заключалась в том, что агентов учат (подобным же образом, как я тренирую сейчас вас) увиливать от решения проблем до тех пор, пока они не убедятся, что проблемы действительно существуют. Но эта ситуация сбила меня с толку.

– Встретимся в клубе? – предложил Лео.

Он подразумевал свой клуб общения для русских, который работал частично для прибыли, а частично для поиска новых контактов.

– Мы можем пересечься после половины шестого? У меня подходит срок по сдаче отчета по антикризисным мероприятиям, который я должен предоставить своему учителю рыцарей-джедаев. – Лео знал, что я говорю про Джесса. – Нам только что дали задание подсобить с расследованием по делу Ханссена. Нам нужно досконально изучить работу этого негодяя в ранние годы в Нью-Йорке.

Я знал, что Лео терпеть не мог заниматься делами в счастливые часы[8], но он всегда шел мне навстречу, мог приноравливаться к моему расписанию, будто у него не было своих забот.

– Полшестого – нормально! – сказал он.

– Будет непросто перестроить нашу агентскую сеть, – вздохнул я.

– Непросто, – согласился Лео недовольным тоном, полным отчаяния. Так обычно говорили люди после терактов 11 сентября. – Но нам нужно это сделать. Тебе и мне.

Тогда я понятия не имел, что, согласно постулатам поведенческого анализа, вкладывание сил в интересы других людей лежало в основе доверия. Я знал лишь только, что ради наших отношений Лео был готов на некоторые жертвы, что было приятно слышать.

– Я знаю парня, который, может быть, захочет помочь, – сказал Лео. – Мы начнем с него и пройдемся по остальным друзьям.

Этот план был более чем рискованным, потому что требовал огромной степени доверия от агента. Требовалось доверить свою карьеру (а возможно, даже жизнь) человеку, который начинал как посторонний для системы. Существовал определенный риск и для национальной безопасности США.

Но в конечном итоге я принял дерзкое предложение Лео – больше из-за собственного отчаяния. Его багаж знаний давал мне своего рода поле для исследований: я чувствовал себя ученым, занимающимся написанием докторской диссертации.

Я запер свой офис и взлетел на пять лестничных пролетов, просто чтобы унять тревогу. Промчался до 25-го этажа, где сидел Джесс, погребенный под горой документов по Ханссену. Джесс работал с ним по русской команде на протяжении нескольких лет, так что от нас – от него и меня – ждали ценных предложений и блестящих идей в течение следующих девяти часов. Мы должны были сделать нечто такое, что помогло бы восстановить возможные ранние связи Ханссона с русскими.

– Взгляни-ка, – сказал мне Джесс, когда я зашел.

Он вытащил четвертак из кармана, поставил его на пол и смотрел, как тот быстро катится к центру комнаты, которая будто стала меньше из-за кип тяжелых папок с документами, что нам предстояло отсортировать и изучить. Горы дел наконец-то начали понемногу оцифровываться, когда ФБР вступило в эпоху больших данных, обещавшую обеспечить гораздо большую безопасность для конфиденциальной информации. Звучит иронично, не правда ли?

Джесс смотрел, как его четвертак набрал скорость, ударился о кучу бумаг на другой стороне комнаты, остановился и упал.

– Знаешь, о чем это говорит? – спросил он.

Я замер в ожидании очередного жизненного урока.

– Слишком много бумажной работы, мать ее, – сказал Джесс.

Хоть он и был одним из самых заслуженных ребят в агентстве, участвовавших в сложных контрразведческих операциях (или КР) на трех континентах, Джесс гораздо больше полагался на свои отношения, чем на письменные показания. У меня не было хорошо налаженной сети информаторов, так что я пытался классифицировать его основные методы, чтобы потом на основе личных исходных данных выстроить свою систему. Я люблю системы, потому что им можно обучать при помощи простых инструкций наряду с директивами из «Контрразведки для чайников», созданных для таких ребят, как я. На том этапе моей жизни я видел, как посредством систем менялись корпоративные культуры больших компаний или даже целых стран.

Я также ценю системы за то, что с их помощью можно перевести чувства в логику и устранить эмоции ради них же самих. Каждый человек испытывает эмоции, но в серьезных делах, таких как контрразведка, отвлечение от логики из-за чувств может оказаться фатальным. Слишком уж просто попасть под власть чувств, сорваться и натворить таких дел, которые потом сам же не сможешь разгрести.

– Посмотри на это, – сказал Джесс, показывая мне статью о Ханссене.

На ней были нацарапаны заметки после ареста агента несколькими неделями ранее, когда он получил 50 тысяч долларов – первую часть гонорара размером в 1,4 миллиона долларов наличностью и в бриллиантах, которые ему собиралась выплатить Россия. За эти деньги Ханссен раскрыл девять американских двойных агентов русским спецслужбам, аналогу нашего ФБР. Трое из этих агентов были казнены после допросов, которые, вероятно, были очень болезненными. Он также продал России информацию о подготовке ядерной войны со стороны США, равно как и технологии для ведения шпионского наблюдения. Впоследствии агент передал их Усаме бен Ладену.

Я просканировал досье. В нем содержалось много данных о многочисленных супружеских изменах Ханссена, а также говорилось о зависимости агента от одобрения его отца. Я спросил Джесса, написал ли он что-нибудь для нашей служебной записки по возможной работе Ханссена с русскими ранее.

– Нет, но у меня все здесь, – и он похлопал себя по голове.

Этого было достаточно для меня.

– Все