Я знаю, чего ты хочешь. Как просчитывать мысли и поступки окружающих - Кэмерон Стаут Страница 29

Мы прибыли в тихий ресторан в Сохо, где уже сидел наш герой, прихлебывая что-то вроде чая, о котором я никогда не слышал. Хороший знак. Пунктуальность свидетельствует об уважении, а все, что раскрывает чьи-то личные вкусы, даже если это просто чай, говорит об открытости. С другой стороны, агенты должны приходить первыми, чтобы обеспечить контроль над беседой. Но этот человек, которого звали Аннан (то есть «аноним»), был таким открытым и очаровательным, что позволил нам вести беседу.

По словам Аннана, он состоял в тесных связях с руководящей верхушкой элиты одного из тех немногочисленных государств, которые обладают ядерным оружием. Это все, что я могу сказать о нем, не рискуя полностью раскрыть информатора. Его страна, как он сказал, враждовала с другой ядерной державой из-за старых обид, что недавно обострились снова. Противостояние, большей частью находившееся вне фокуса внимания США из-за озабоченности терактами 11 сентября, достигло такого накала, что вот-вот должен был вспыхнуть открытый конфликт.

Мы знали только то, что обе страны подвергались влиянию ряда неизвестных факторов и управлялись людьми, которым мы не доверяли. Теперь две нации катились прямиком к ядерной катастрофе, а ведь ее призрак навис над планетой еще со времен Второй мировой войны.

Взгляд Джесса говорил мне, что он уверен в словах Аннана на все сто. То был один из тех взглядов, который пытаешься забыть, но не можешь.

Трудно было выбрать более неподходящее время для встречи, но все это, казалось, являлось частью чьего-то дьявольски продуманного плана. Правительства наиболее влиятельных стран мира уже застряли в кризисе, приближаясь к панике, а этот конфликт грозил разгореться до потенциальной точки невозврата, что могло привести к кровавому побоищу в региональных и, возможно, даже мировых масштабах.

Обе страны выступали открытыми антагонистами Америки, и мы могли легко стать следующей мишенью. Но Аннан хотел, чтобы США вмешались в эту опасную ситуацию и выступили бы посредником в менее остром противостоянии.

Джесс предложил ввести информацию в процесс очень высокого уровня, называвшийся разведывательным циклом сырых данных, чтобы представить дело перед наиболее ответственными лицами страны без какого-либо упоминания об этом в новостях. Аннан повторил, что он боится иметь дело с людьми, имеющими большое политическое влияние, что отчасти было обусловлено профессиональными, а отчасти личными интересами. Он сказал, что у него есть связи «на самом верху», как он выразился, в правительстве его страны, и он полагал, что наилучшим способом разрядить обстановку будет включить в процесс только нескольких людей, находящихся на самом высоком, секретном уровне иностранных отношений. Он не доверял безликой машине власти, что работала в правительствах практически всех стран.

Когда он говорил, то выглядел рассеянным, словно беспокоился, что его могут увидеть с нами. Такая абсолютно обычная озабоченность присуща любому информатору-новичку. Джесс сделал замечание по поводу тревоги Аннана (именно так он всегда работал – все карты на стол и никаких секретов и сюрпризов). Аннан поблагодарил его за комментарий. Он сказал, что его поступок может вызвать гнев сразу нескольких источников, которые находились в противостоянии и были известны неуважением прав человека. В его стране существовала многолетняя традиция политических убийств, так что мы осознавали, на какой риск он шел, и понимали уровень его смелости.

У нас с Аннаном было много общего. Мы были оба отставными морскими офицерами, только я служил в десанте. Мы имели детей одного возраста, любили рыбалку и были преданными отцами и мужьями. Мы читали одни и те же книги и считали себя стоиками. Он даже был знаком с цитатой Эпиктета: «Наибольшее значение имеет не то, что случается с тобой, а как ты реагируешь на это».

Но я не был уверен, что доверял ему или что он – мне. Ведь что же я на самом деле знал о нем? Что он знал обо мне? Никто из нас, казалось, не имел времени на более тесное знакомство. Как правило, все операции разведчиков происходят будто в замедленной съемке, потому что всегда строятся на доверии, а для его установления могут потребоваться годы.

Когда мы вернулись в машину, я почувствовал большую усталость, чем обычно. Джесс просто выглядел заинтересованно. Он был счастлив делать что-то важное, а также был немного смущен, большей частью из-за меня, что мне пришлось тут же признать.

– Только не начинай беспокоиться снова, – сказал Джесс. – Мне просто нужно немного обдумать это дело. Было бы хорошо, если бы ты смог собрать больше данных об Аннане и ситуации в целом. Но нам она понадобится уже через день или два.

– Как я могу это сделать?

– Просто поторапливайся, – он пожал плечами.

– Ладно.

– Но сохраняй концентрацию. Устрани отвлекающие факторы. Работай эффективно.

– Ладно.

Я до сих пор помню каждую деталь произошедшего, потому что обстоятельства меня пугали. Что, если этот парень пудрил нам мозги, подводя нас прямо к ядерной катастрофе? Его страна декларировала явную и неприкрытую враждебность по отношению к Америке все время, сколько я себя помнил. Что, если он состоял в рядах Аль-Каиды и вышел на меня, одурачив Лео? Что, если он был просто сумасшедшим?

Следующие несколько дней я как никогда остро чувствовал необходимость в системе для анализа людей. Джесс читал всех подряд естественным образом, но я существенно отличался от него и не мог делать того, что умел он. Если бы у меня было время, месяц или вроде того, я думаю, что был бы способен расколоть этого парня. Если бы я пообщался с ним в течение года, то, может быть, даже и не переживал об этом деле. Но у меня не было месяца. Даже недели не было. Время было не на моей стороне. Я будто вглядывался в черную бездну и ничего не мог разглядеть в ней.

Как я уже говорил, один из наилучших способов собрать исходные данные на людей – просто узнавать их на протяжении долгого времени и создать