Кристофер Гортнер - Тайна Тюдоров Страница 7

Я сбросил седельную сумку на порог. Воистину некоторые вещи не меняются никогда. И в дворцовых покоях отпрыски Дадли умудряются жить как свиньи в хлеву.

С кровати раздавался храп. Я двинулся на звук, поминутно наступая на громко хрустевшие кости, незаметные в камышах. Аккуратно обойдя лужу рвоты, я потянул за полог. Перекладины угрожающе заскрипели. На всякий случай я отступил назад, внутренне готовясь к тому, что весь выводок Дадли с воем выпрыгнет на меня, потрясая кулаками, как бывало в детстве. В действительности же я увидел на кровати единственного человека со спутанными волосами цвета грязной пшеницы, одетого лишь в мятые чулки и рубашку. От него исходил запах дешевого пива. Гилфорд Дадли, семнадцати лет, младшенький в этой компании, в данный момент безнадежно пьяный. Я слегка ущипнул свисавшую с кровати руку, но его глотка исторгла лишь очередную руладу громкого храпа. Тогда я отважился потрясти его за плечо. Гилфорд взмахнул руками и поднял лицо с отпечатками мятой простыни.

– Чума на тебя! – пробубнил он.

– И вам доброго вечера, милорд Гилфорд, – ответил я, предусмотрительно сделав шаг назад.

Хотя он был младшим из пяти братьев и его я побеждал в схватках чаще, чем остальных, вряд ли следовало затевать побоище в первый же час моего пребывания при дворе. Он уставился на меня, пытаясь пробудить свое пропитое сознание и понять, кто перед ним. Когда это ему удалось, он насмешливо фыркнул:

– Ага, сиротка-ублюдок пожаловал. А какого черта ты здесь?..

Тут он закашлялся и нагнулся, чтобы сплюнуть на пол. Постанывая, он снова раскинулся на кровати:

– Ненавижу ее. Я ей еще покажу. Клянусь, она еще попляшет, эта добродетельная сучка!

– Она что, подсыпала вам чего-нибудь в эль? – невинно поинтересовался я.

Он сверкнул на меня глазами, пытаясь выбраться из кровати. Ростом он не уступал остальным Дадли, и, если бы эль не поубавил сил, он справился бы со мной, как с сопливым щенком. Неосознанно я нащупал рукоять кинжала. Разумеется, я не собирался обнажать оружие: простолюдин может быть приговорен к смерти, даже если угрожает дворянину лишь на словах. Но все-таки потертый эфес в ладони давал ощущение уверенности.

– Да, она подсыпала кое-что в мой эль. – Гилфорд слегка качнулся. – Думает, если она родня королю, так может чваниться передо мной. Я ей покажу, кто здесь главный. Вот только поженимся – задеру ее до крови, эту паршивую…

Неожиданно в комнате раздался другой голос, резкий, словно удар кнута:

– Заткни свое грязное хлебало, Гилфорд!

Гилфорд побледнел. Я обернулся. В дверях стоял не кто иной, как мой новый хозяин Роберт Дадли.

Я, конечно, не слишком радовался нашей предстоящей встрече, но, положа руку на сердце, в очередной раз невольно восхитился лордом Робертом. Признаться, я всегда ему втайне завидовал. У меня ничем не примечательное лицо: на такое взглянешь и тут же забудешь, словно вчерашний дождь. Роберт же представлял собой наилучший образец породы – ладная фигура, широкая грудь, мускулистые, как у отца, ноги, материнский точеный профиль, густые темные волосы, длинные ресницы и томные глаза, которые, думается, покорили немало девических сердец. У него было все, чего не было у меня, – годы службы при короле Эдуарде, высокие должности, возможность участвовать в краткой, но славной кампании против шотландцев. И разумеется, ему была предначертана женитьба и благосклонность (в этой или обратной последовательности) девицы с большими средствами.

Да, у лорда Роберта было все, что мог бы пожелать скромный человек вроде меня, – в то же время он обладал всем, чего скромному человеку вроде меня надлежало бояться.

Он захлопнул дверь, пнув ее сапогом:

– Только посмотри на себя, надрался, как поп. Ты отвратителен. У тебя в венах моча вместо крови.

– Я только… – Гилфорд побелел как полотно. – Я только говорил…

– Молчи. – Роберт беседовал с ним, словно не замечая меня.

Теперь же он обернулся, и глаза его угрожающе сузились.

– Смотрю, здесь у нас щенок с конюшни собственной персоной.

Я поклонился. Теперь, после десятилетнего перерыва, хорошо бы дать ему понять, что мои услуги не будут заключаться в предоставлении тела для битья.

– Да, милорд, – ответил я самым любезным тоном. – Я удостоен чести стать вашим оруженосцем.

– Правда?

Он одарил меня ослепительной улыбкой:

– Ну что ж, быть по сему. Правда, это не моя затея. Мать полагает, тебе пора начать отрабатывать свой хлеб. Будь моя воля, выбросил бы тебя клянчить милостыню на улице, где тебе самое место. Но раз уж так сложилось, – он обвел рукой комнату, – для начала приберись-ка тут. А затем помоги мне одеться для пира.

Он на мгновение задумался.

– Хотя нет, просто приберись. Ухаживать за господами – не то же самое, что ухаживать за лошадьми. Вряд ли ты освоил эту науку, разгребая навоз в Вустершире.

Он издал тонкий смешок, в высшей степени довольный собственной шуткой.

– Оставь, я могу одеться сам, всегда справлялся. Лучше помоги Гилфорду. Отец ожидает нас в тронном зале в течение часа.

– Милорд. – Я поклонился, сохраняя невозмутимый вид.

– Каков джентльмен, смотрите-ка! – загоготал Роберт. – Держу пари, с такими-то изящными манерами ты легко найдешь девчонку-другую, что не побрезгует твоим низким происхождением.

Обернувшись к брату, он упер в него палец с серебряным кольцом:

– А ты придерживай язык насчет ее. Она тебе кто угодно, но пока не жена. Взнуздай ее, оседлай и выведи на лужок, как я поступил с моей. И ради всего святого, убери как-нибудь эту вонь изо рта. Тебя я тоже жду в тронном зале, Прескотт, – обратился ко мне Роберт, выдавив подобие улыбки. – Приведи его к южному входу. Хорошо бы он не заблевал все шелка на высоких гостях.

Грубовато усмехнувшись, он развернулся и вышел. Гилфорд показал ему вслед язык и, к моему ужасу, исторг на пол очередную порцию рвоты.

Мне пришлось собрать волю в кулак, чтобы успеть в срок выполнить первое поручение. Большую часть валяющейся на полу одежды следовало хорошенько вымочить в уксусе – иначе не удалить налипшую на нее грязь и остатки пищи. Прачечной в моем распоряжении не было, поэтому я просто спрятал дурнопахнувшую кучу и отправился на поиски воды. В конце коридора обнаружился сосуд.

Я вернулся и приказал Гилфорду раздеваться. По его дряблой коже стекала коричневатая вода. Свежие укусы на бедрах и плечах красноречиво свидетельствовали о том, что он делил постель с клещами и блохами. Гилфорд стоял насупленный, голый, дрожащий и по-настоящему чистый, наверное впервые с тех пор, как попал ко двору. Не без труда откопав в куче одежды не слишком грязные сорочку, чулки, дублет и рукава из дамаста, я протянул все это ему: