Я вернулась, чтобы сжечь его дом - Н. В. Сторбаш Страница 4

— Первый душевный зверь — нефритовая цикада с золотым голосом. Она дарует хозяину удивительно чистый и приятный голос, а также хороший слух. Купив эту цикаду, вы будете слышать любые звуки в пределах одного ли, а ваше пение зачарует даже самого черствого человека.

Хороший зверь. Их часто берут хозяйки весенних домов(6) для своих подопечных. Помимо обычной услады ушей и глаз, нефритовая цикада с золотым голосом помогает подслушивать тайные разговоры гостей. Почти каждый весенний дом принадлежит либо какому-то высокопоставленному чиновнику, либо кому-то из императорской семьи, и передает им собранные секреты.

Ставки медленно поднимались. Боролись за эту цикаду только люди в общем зале, никто со второго или третьего яруса не подал голос. Если бы мне вздумалось купить этого душевного зверя, отец бы разъярился: неприлично благородной девице думать о том, чтобы развлекать людей пением. В этом-то и состояла сложность выбора: мне подходили многие душевные звери, но мало кто соответствовал статусу моей семьи.

Наконец цикаду с золотом голосом купили. Появился второй лот — обезьяна с бронзовой шерстью, идеальный душевный зверь для воина, что специализируется в кулачном бою и защите. К торгам присоединились и люди со второго яруса. Конечно, они покупали обезьяну не для себя или детей, а для охранников.

Я помнила, что радужную лисицу выставили где-то в начале аукциона. Да, это крайне редкий и ценный душевный зверь, но если придержать его до самого конца, тогда богатые отцы не успеют купить для своих дочерей другого зверя. Владельцы аукциона не желали упускать их деньги, потому изменили привычный порядок.

— «Сияние нефритовых душ» гордится, что сумел оправдать чаяния многих благородных девушек Линьцзин и с огромным трудом отыскал уникального душевного зверя — радужную лису. Я опасаюсь наскучить восторженными описаниями тех качеств, которыми она наделит свою хозяйку, но вынужден это сделать, потому как для этого меня сюда и позвали. Итак, радужная лиса…

Я невольно подалась вперед. Там, на серебристом столике, свернулась клубочком моя Сяо Цай, еще такая маленькая, невинная и забавная. Она подергивала перламутровыми ушками, кончик хвоста подрагивал от любопытства. Я понимала каждое ее движение, каждую мысль, и это разбивало мое сердце.

— Начальная цена — триста тысяч лян!

Люди ахнули, ведь за такие деньги можно купить неплохое поместье в Линьцзин.

— Лань-Лань? — тихо позвал отец.

Я быстро вытерла слезы. Нет, нельзя поддаваться. Я должна быть стойкой. Сяо Цай пока не привязана ко мне, это всего лишь остатки чувств из прошлой жизни.

— Пятьсот тысяч от господина Су! — провозгласил Чень Жун.

Отец поднял руку, чтобы сказать свою цену, но я упала перед ним на колени и коснулась лбом пола.

— Прошу, отец, не покупай ее! Не надо!

— Лань-Лань! — воскликнула мама. — Поднимись поскорее!

Но я отказалась вставать и просидела на коленях до тех пор, пока с помоста не прозвучало:

— Один миллион двести тысяч лян серебром! Продано господину Су! Поздравляю господина Су с хорошей покупкой!

В прошлый раз мы заплатили за нее на пятьсот тысяч лян больше, потому что господин Су никак не хотел уступать. Я знала его дочь, Су Цзянь, и знала ее дальнейшую судьбу. Су Цзянь скоро выйдет замуж за давно сговоренного жениха, уедет в отдаленное поместье, родит троих детей. У нее сложится хорошая счастливая семья, моя малышка Цай будет счастлива с ними, она будет нянчить детей, заботиться о хозяйке, успокаивать ее мужа. Только потому я и смогла отступить. Сяо Цай не будет страдать от нашей разлуки.

— Ну вот и всё, — сказал отец. — Теперь ты осталась без радужной лисы. Не передумала?

Я поднялась, еще раз смахнула слезы:

— Нет, не передумала. Спасибо, что прислушался к своей недостойной дочери, отец. Я… я выберу другого душевного зверя.

Мама печально покачала головой. Даже служанки, которых приставил к нам аукцион, словно осуждали меня.

Но я вдруг почувствовала легкость и свободу. Может, теперь я разорвала путы своей несчастливой судьбы?

Чуть успокоившись, я выпила чашку чая и принялась вглядываться в новых зверей, что один за другим появлялись на лотосовом подиуме. Чень Жун без устали расхваливал их, повторял озвученные ставки, подзадоривал публику, его голос звучал так же мягко и энергично, как в самом начале аукциона. Мелькнули несколько зверей, которые подходили и по виду, и по статусу, но всякий раз сердце словно останавливало меня.

Глупо! Глупо выбирать душевного зверя одними лишь чувствами. Надо быть разумнее! Надо думать головой, а не сердцем. Но я никак не могла переступить через себя.

После радужной лисы продали уже двадцать с лишним зверей, а я так ничего и не сказала. Родители встревоженно поглядывали на меня.

— Можно купить душевного зверя и после, — неуверенно проговорила мама. — Есть же магазины в Линьцзин…

— Магазины? — вскинул бровь отец. — Чтобы моя дочь ходила с какой-нибудь драной кошкой? Ялань, если ты не решишь в ближайшее время, я сам куплю кого-нибудь.

— Вот она! — воскликнула я. — Хочу ее!

Внизу ужом крутилась золотисто-коричневая лента, не останавливаясь ни на мгновение. Она вмиг обшарила столик, запрыгнула на плечо Чень Жуну, обнюхала его цикаду, соскочила вниз, обследовала весь лотосовый подиум, вновь вскарабкалась на столик, поднялась на задние лапки и замерла, впервые дав себя рассмотреть. Небольшая юркая ласка цвета тягучего солнечного меда.

— Ласка? — удивилась мама. — Разве Лань-Лань подобает…

— Я уверена! — твердо сказала я. — Чем ласка хуже лисы? И я смогу всюду брать ее с собой!

— Этого душевного зверя привезли из далеких северных земель, на нашем аукционе эта ласка появилась впервые. К сожалению, о ее достоинствах нам известно лишь со слов торговцев, и пока мы не можем их подтвердить. Поэтому первоначальная цена будет ниже, чем обычно, всего двести тысяч лян серебра.

— Неизвестный зверь с неподтвержденными качествами, — хмуро пробормотал отец.

Но это он сейчас неизвестен в Линьцзин, а спустя несколько лет северная медовая ласка уже будет описана со всеми подробностями. Я не знала, что впервые она появилась на том самом аукционе, где мне купили радужную лису.

Увы, я не могла поведать отцу о достоинствах медовой ласки, потому нацепила маску избалованной шестнадцатилетней девушки:

— Папа, ну, пожалуйста! Я назову ее Ми-Ми(7). Смотри, какая она милая-премилая! И ни у кого в Линьцзин такой не будет, только у меня! Разве настолько