Пропавшая невеста - Маргарита Дюжева Страница 40

Последней в ее списке была лавка кузнеца. Там Ника выбрала и котел, и часы, и те крючки особенные, больше похожие на инструменты для пыток, чем для сбора трав. В это время кхассер стоял на входе и, сложив руки на груди, наблюдал, как она бродит между полок, берет в руки то одну вещь, то другую. Взгляд сам скользил по ладной гибкой фигуре, подмечая, как плавно вздымается грудь в такт дыханию, как мягкие складки юбки колышутся вокруг стройных ног.

Вот как тут сдержаться? Когда хочется закинуть ее на плечо и утащить к себе в нору?

Брейр щедро расплатился за все, что она выбрала, еще и от себя добавил, потом забрал баул, набитый утварью, и вышел на улицу. Ника поспешно поблагодарила кузнеца и отправилась за кхассером.

А Лука подошел к узкому закопчённому окну и долго смотрел им вслед.

***

– Еще немного, – молилась Доминика, поднимая тоскливый взгляд к небу, – десять минут, пожалуйста!

Обращалась она к хмурым тучам, которые собрались над Вейсмором. Они угрожающе громыхали, перекатывались, словно ругая упрямую девушку. Внутри них пульсировали всполохи, уже яркие, но еще не настолько сильные, чтобы ударить ветвистой молнией в землю. В воздухе пахло грозой и дождем, первые капли которого уже падали то тут, то там.

– Я почти все! Не ярись!

Она сидела на корточках и торопливо складывала в мешочек лепестки южной зарицы. Редкий цветок. Он распускается раз в году всего на несколько часов, и это большая удача наткнуться на него в лесу. Доминика даже глазам своим не поверила, когда увидела, как из-под тяжелых листов лопуха выглядывают цветы – нежно-розовые сверху, и багряно-красные снизу.

Гроза подбирала все ближе, но Ника не смогла уйти и оставить такое сокровище. Завтра его уже не найдешь, да и ливень смоет чудодейственную пыльцу с ярко-синих пестиков.

Поэтому, рискуя вымокнуть до нитки, она осталась. Подняла повыше воротник, чтобы пока еще редкие капли не залетали за шиворот, и принялась собирать лепестки. Бережно, один к одному, отряхивая пылинки и маленьких черных таракашек, суетливо бегавших по листьям.

Когда последний цветок был собран, Ника затянула бечёвку на мешочке, спрятала его в карман и, подхватив сумку, полную трав и корешков, побежала прочь с поляны. До домика травницы далеко – вниз по склону, мимо рощи, через поле, до пролеска, в котором она знала каждое дерево и каждый кустик. Ближе было до охотничьей сторожки, которая стояла на холме между черных кленов и орешника, но Нике не нравилась эта угрюмая развалина.

Дождь становился все сильнее. Крупные капли щелкали по листьям, пригибая их к земле, и шуршали зеленой травой. Вдобавок поднялся ветер, он налетал то с одной стороны, то с другой, бросал в лицо брызги.

Нет, до избушки старой травницы ей точно не успеть. И сама вымокнет, и заботливо собранный урожай испортит. Поэтому она все-таки побежала к сторожке. Пару раз поскользнулась на сырой траве, едва не упала, но вовремя ухватилась за тонкую рябину.

Сторожка уже была совсем близко, когда белый всполох ударил в землю и спустя миг злой раскат грома разорвал тишину. Ника вздрогнула от неожиданности и понеслась дальше, все еще надеясь успеть. Ей почти удалось это. Только последние три десятка шагов она бежала под ливнем, наконец обрушившимся на Вейсмор. И, конечно же, промокла до нитки.

Сторожка всегда была открыта. Из замков только коротенькое поленце, подпиравшее покосившуюся дверь. От людей с недобрыми умыслами не поможет, но хоть любопытных лесных обитателей отвадит. Ладно, если беспечная белка или любопытная куница заскочат. А если росомаха прорвется? Или, чего доброго, медведь заглянет? После них путникам там делать будет нечего.

Доминика оттолкнула чурбан, плечом надавила на скрипучую дверь и ввалилась в сторожку. Внутри было сумрачно – два и так узких окна были наполовину заколочены сосновыми досками. Пахло запустением и влажной пылью. Из мебели – грубый стол, лавка, пара подвесных ящиков да топчан в углу.

Ника скинула тяжелую сумку на лавочку, подошла к окну и, глядя, как косые струи дождя лупят по земле, принялась расплетать сырую косу. В мокром платье было холодно. Она кое-как отжала подол, но лучше не стало. Убедившись, что возле домика никого нет, Доминика распутала шнуровку на груди, через голову стащила неприятно прилипавшее к коже платье и осталась в одной нательной рубашке, едва прикрывавшей бедра.

В углу притаился очаг, а рядом с ним стопка хвороста, заботливо оставленная предыдущим путником. Огонь бы развести, чтобы согреться, но Ника отказалась от этой мысли. Ждать, пока домишко прогреется, долго, а она уйдёт, как только стихнет дождь. Да и совесть не позволяла тратить хворост впустую. Вдруг потом придет другой путник, усталый, несчастный, голодный. Ему нужнее.

Ника отжала одежду и разложила ее на лавке, чтобы хоть немного просушить, а сама нашла под топчаном колючее шерстяное одеяло и обмоталась им. Воняло оно знатно! Мокрой псиной, кислым молоком и копотью. Но выбирать не из чего, да и со щепетильностью Ника рассталась, походив в облике зелёного чудища.

Пока за окном лютовала непогода, она прошлась по шкафчикам: нашла соль и немного черных сухарей, баночки с крупой и немного сушёных груш. Есть не хотелось. Поэтому Ника зачем-то проверила платье и, убедившись, что оно даже и не думало сохнуть, постелила одеяло на пол, уселась на него и принялась перебирать свою добычу. Корешки с семью листиками в одну сторону, стебельки – в другую, просто цветочки – в третью.

Она так увлеклась этим занятием, что перестала обращать внимание на всполохи и раскаты грома над сторожкой. А вдобавок просмотрела, как из ближайшего орешника выскочил нежданный гость и, натягивая капюшон до самых глаз, побежал к строжке.

Во время очередного небесного грохота дверь отворилась и на пороге возникла внушительная черная фигура. Ника испуганно уставилась на темный провал под капюшоном. Когда гость шагнул внутрь, она проворно вскочила на ноги и схватила единственное, что было хоть как-то похоже на оружие – чугунную кочергу на закопчённой ручке.

– Ника, это я, – раздался знакомый голос. Мужчина стащил с головы капюшон, и она увидела кузнеца. Он по-собачьи мотнул головой, стряхивая крупные капли с волос, и улыбнулся: – Я поговорить с тобой хотел. К Нарве вот пришел, а она сказала, что ты