Пропавшая невеста - Маргарита Дюжева Страница 43

Он просто дурак. Большой вымахал, да бестолковый.

– Спасибо, – обронил, не поднимая глаз от пола, и вышел из сторожки под проливной дождь.

– Спасибо, что отпустил его, – Доминика вытерла вспотевшие ладони, чувствуя, как по телу расползается дрожь.

– Тебе плохо, – Брейр моментально почувствовал смену ее состояния.

– Нет. Просто слабость. Мне надо немного посидеть.

– Что я могу сделать? – подхватил ее под локоть, когда пошатнулась.

– Если у тебя нет шоколада, то ничего, – кисло пошутила она, – отпусти.

Кхассер нехотя разжал пальцы, позволяя ей отойти.

Доминика села на край топчана и уткнулась лицом в свои ладони, пытаясь восстановить дыхание. Эти ощущения, после того как вылечивала кого-то, – они дурманили. По венам истома какая-то растекалась. Жесткая, колючая, болезненная, но вместе с тем приятная.

После этого всегда хотелось шоколада. Не горького тёмного, а нежного молочного, разливающегося на языке блаженной сладостью.

Воспитанницы академии Ар-Хол, обладавшие даром целительства, регулярно отправлялись в обители для бедных. Они облачались в длинные скромные одежды, закрывали лица вуалями и шли лечить страждущих под чутким присмотром наставников. Бедных, старых, грязных, бездомных. Всех, кто нуждался в помощи. В гимназии любили учить милосердию. А вечером воспитанницы возвращались в гимназию, собирались в малой гостиной и пили травяной чай с шоколадными конфетами и мармеладом, восстанавливая силы.

Откат, который накрыл в этой старой сторожке, был самым сильным в жизни Доминики. Еще ни разу ей не доводилось заново собирать человека. Буквально по клеточке, по косточке. Она справилась, но ее собственная сила, получившая такой всплеск, бунтовала, кипела, стягивая к себе все ресурсы организма.

– Тебе плохо, – раздалось рядом.

Ника вздрогнула и отняла руки от лица. Кхассер сидел перед ней на корточках, опираясь локтями на свои колени.

– Все хорошо. Просто откат. Так и должно быть.

Он взял ее за хрупкое запястье, пытаясь нащупать пульс. Быстрый, как у испуганной птички, но слабый, едва уловимый.

– Ложись.

– Не надо, – она вяло отмахнулась, – все в порядке, правда. Просто нужно восстановить баланс.

– Ложись!

Когда она снова замотала головой, Брейр поднялся, бесцеремонно обнял ее за плечи и силком уложил на жесткий топчан.

– Не дергайся, – осадил, когда попыталась вскочить.

Сил на возражение не было, поэтому Ника смирилась. Расслабилась, прикрыла глаза, пытаясь успокоить свои линии жизни. Они бесновались в диком танце, то дымясь от переполняющей их силы, то замирая, практически лишившись подпитки.

Как же хотелось шоколада! Она бы даже без чая съела целую плитку, а то и две. Можно просто сахара в кусочках или ломоть ягодного пирога. Да хоть яблоко в конце концов!

Только в строжке ничего не было, кроме сухарей, а от них толку ноль. Несладкие.

Брейр уселся рядом и положил ей руку на лоб:

– Ты вся горишь.

– Это нормально. Так и должно быть, – повторяла она.

– Надо было позволить этому придурку умереть!

– Нет, Брейр, не надо, – она слабо перехватила его руку.

Его прикосновения обжигали. Проходились миллионами игл по коже. Острых, болезненно-ядовитых. Но боль сжималась, превращаясь совсем в другое ощущение, томительное, пульсирующее. По-своему острое.

– Я просто полежу минутку.

Она прикрыла глаза. Крутило, будто перебрала вишневого вина.

Они с Винни как-то пробрались в погреб гимназии, где у смотрителя был припасен бочонок вина для торжественных случаев. Откупорили его, наполнили флягу и пронесли к себе в комнату. И вечером, когда уже всех разогнали по кроватям, тайком пили из маленьких колпачков и глупо хихикали. Сначала было просто весело, потом стало крутить. Ника помнила то состояние, когда прикрываешь глаза – и тебя уносит, будто волшебный ураган выхватывает из собственного тела.

Сейчас было то же ощущение: легкость, смешанная с хмелем. Она была пьяна без вина от собственной силы, которая вышла из-под контроля.

Нужен шоколад…

– Мне холодно, – прошептала, хватаясь пальцами за топчан – как же сильно кружит!

– Тебе холодно, потому что ты в сыром. Иди-ка сюда, – он приподнял ее с подушки и начал стаскивать платье.

– Эй! – возмутилась Ника, не открывая глаз. – Прекрати.

– Не дергайся.

– Брейр, – сердито шлепнула его по руке, – да что ты…

– Ничего.

Платье сдалось под его напором и улетело на пол. Стиснув зубы, кхассер смотрел на хрупкое нежное тело, едва прикрытое тонкой батистовой рубашкой. В нем кипела ярость, смешанная с ревность и желанием. Этот проклятый кузнец трогал ее! Прикасался к гладкой коже, хотел…

С губ сорвалось рычание.

– Я его убью!

– Дай мне одеяло. – Ника уже вовсе стучала зубами.

От вонючей тряпки толку будет мало.

– Тебе другое тепло нужно.

– Что ты делаешь?

Она почувствовала, как заскрипел и прогнулся старый топчан, но глаза так и не открыла. Комната так быстро вращалась, и от этого мутило

– Грею, – коротко ответил кхассер, подтягивая ее к себе.

– Нет! Стой! – возмутилась она. – Не надо!

– Надо, – упрямо сказал он, заключая в кольцо рук и не позволяя отодвинуться.

Доминика попыталась высвободиться, но он лишь плотнее прижал ее к себе. Девушка повозилась у него на груди, поворчала, а потом затихла, боясь сделать лишний вдох.

Его тепло было такое… вкусное. Оно проникало под кожу, наполняло, успокаивало. А еще рождало внутри что-то странное, от чего сбивалось дыхание и становилось сухо во рту.

Брейр чувствовал, как дрожь от холода сменяется совсем другой.

Зря он это затеял. Переоценил свои силы. Хотел помочь, согреть, а вместо этого теперь жадно вдыхал аромат ее волос и едва держался, чтобы не перешагнуть хрупкую грань, после которой уже не сможет остановиться.

– Согрелась? – хрипло спросил.

– Нет.

Соврала. И он это знал.

– Ника, – едва сглотнул, – я знаю только один способ наверняка согреть женщину, но…

Он давал ей выбор. Позволял отступить передумать, хотя внутренности скручивало от желания почувствовать ее, сделать своей. Он хотел сделать все правильно, быть благородным, но когда она сама потянулась за поцелуем, сдался.

– Ты прости меня, но к черту благородство!

Накрыл ее губы своими, дурея от вкуса. Такого сладкого, что у самого закружилась голова. Энергия кхассера была сильной, непоколебимой, как скала. Она успокаивала ее собственную, беснующуюся в диком танце, окольцовывала, превращая из бушующей реки в ласковый ручеек.

– Это лучше, чем шоколад, – выдохнула она ему в губы и провела тонкими пальчиками по щеке. В ее взгляде пылал огнь предвкушения, – но я хочу больше.

– Я тоже, – обхватил ладонями тонкую талию и подтянул ближе к себе, уже зная, что сегодня его ничто не остановит.

Глава 17

– Дурак бестолковый, – Берта пнула корзинку с грязным бельем, –