Акт бунта - Калли Харт Страница 19

— Пошел ты, — говорю ему. Я бы чувствовал себя гораздо более удовлетворенным, если бы этот ублюдок не произносил эти слова прямо в мой адрес.

Спускаюсь по лестнице, бесшумно ступая по спящему дому. Открываю входную дверь, и там, на пороге, лежит посылка, о которой упоминала Мередит: коробка. Черная. Размером с обувную, только более причудливая. На лицевой стороне аккуратными завитками выведено мое имя: Пакс.

Я стою очень тихо, скрестив руки на груди, и пристально смотрю на нее.

Рассвет быстро приближается. Небо посветлело от бархатно-черного до глубокого синевато-синего, и птицы уже начали свой хаотичный утренний хор. Я напрягаю челюсть, прищурившись на коробку, пытаясь решить, должен ли я, черт возьми, просто оставить ее там, на ступеньке. Затем сердито хватаю ее и направляюсь обратно, ругаясь сквозь зубы. Как только дверь закрывается, птичье пение обрывается.

Я уже был зол из-за телефонного звонка, но теперь олицетворяю ярость. Вместо того чтобы открыть коробку, выдвигаю несколько ящиков в своей комнате, роюсь внутри, пока не нахожу то, что ищу: легкую футболку, которую можно надеть поверх чистой нательной майки. Чистая пара джинсов. Нижнее белье.

Принимаю душ, кипя от злости. Вода смывает холодный пот, но это никак не помогает остановить гнев, который, как грозовая туча, нависает над моей головой.

Подарок.

Гребаный подарок?

Серьезно?

Кем, черт возьми, она себя возомнила? Женщина оставила там эту коробку для меня. Черную? Так удачно, Мередит. Десять из десяти за театральность. А потом говорит мне не открывать ее, пока не уйдет? Потому что, да, она умирает, и даже не подумала, черт возьми, сказать мне об этом. Я должен был узнать это от какой-то тупой медсестры, которая проговорилась об этом по гребаному телефону? Пока я был в другой стране?

Гребаное безумие. Все это гребаное безумие.

Эта коробка — подарок смерти. Последнее прощание, последнее «пошел ты» из могилы. Почему она не могла попросить адвоката доставить ее после того, как ее не станет? Зачем доставлять ее сейчас, когда у меня нет другого выбора, кроме как найти ее и что-то почувствовать?

— Блядь! — Я ударяю кулаком по облицованной плиткой стене душа, кипя от ярости. Вода, бурлящая у моих ног, становится розовой, а затем красной, костяшки пальцев сильно болят там, где я рассек кожу, но ни боль, ни потеря крови не имеют значения. Я истекал кровью, так или иначе, всю свою гребаную жизнь. Что такое еще один порез? Что такое еще одна капля?

Вытираюсь и одеваюсь. Я не собирался с ней встречаться, но, похоже, сейчас она не оставляет мне особого выбора. И если это последний шанс, который у меня когда-либо будет, чтобы сказать ей, как сильно ее презираю, тогда я им воспользуюсь. И будь я проклят, если позволю ей уйти из этой жизни, питая какую-то иллюзию, что у нее есть что-то общее со святыми-мучениками на моей правой руке.

ГЛАВА 8

ПАКС

— Чувак. Я не знаю, как еще это сказать. Часы посещения: с часу до пяти. — Медбрат, который приветствовал меня, когда я вошел в крошечное отделение неотложной помощи больницы, раздраженно разводит руками. Он все еще терпелив, но у парня есть преимущество. Подозреваю, что он знает, как пустить в ход кулаки. Тихий голосок в моей голове призывает меня подтолкнуть его еще немного дальше. Чтобы посмотреть, насколько хорошо парень это делает.

Я указываю пальцем на часы на стене за его головой.

— Сейчас три тридцать, ублюдок. А теперь скажи мне, где я могу найти Мередит Дэвис.

Медбрат откидывает голову назад, поднимает брови.

— Смени тон. Мне платят недостаточно, чтобы терпеть дерьмо от таких, как ты. Слушай внимательно. Приходи завтра и навести свою маму между часом дня и пятью часами вечера, и я отведу тебя к ней с улыбкой на лице. Назовешь меня ублюдком еще раз, и я отрежу тебе язык, и никто здесь не пришьет его обратно. Ты меня понял?

— О, я понял тебя. — Моя кровь — кислота, разъедающая вены; мои внутренности разъедаются, превращаясь в ничто. Если смогу заставить этого ублюдка ударить меня достаточно сильно, это может остановить жжение достаточно надолго, чтобы я смог справиться с этим дерьмовым настроением, которое овладело мной. Хотя не уверен, что это то, чего я хочу. Мне вроде как хочется, чтобы он продолжал бить меня, пока ожог не станет наименьшим из моих забот.

Медбрат прищуривается, когда я делаю шаг вперед.

— Подумай еще раз, чувак, — рычит он. — Обычно я не повторяю предупреждений, но ты выглядишь так, будто у тебя была тяжелая ночь. Будет намного хуже, если ты, черт возьми, не отступишь.

Этот парень ничего не знает о ночи, которую я провожу. Если бы знал, то перестал бы пытаться успокоить мою задницу и доставил бы меня на место как можно быстрее. Я придумываю что-то действительно вопиющее, чтобы выплюнуть в него, когда парень мотает головой на кого-то через мое плечо, слева, и у меня возникает ощущение, что кто-то подкрадывается ко мне. Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть полосу черного материала и вспышку золота. Затем древний охранник вытаскивает из кобуры электрошокер и целится мне в грудь рабочим концом.

— На сегодня хватит, малыш, — говорит он. — Я видел Мередит. И точно знаю, что она спит. Иди домой, а потом возвращайся утром, как только протрезвеешь.

Протрезвеешь? Что во мне заставляет этого идиота думать, что я пьян? Я невнятно произношу слова? Нет. У меня заплетаются ноги? Нет. Веду себя воинственно? Черт возьми, да, но это мой естественный режим работы. Другой настройки у меня нет. Я уделяю этому ублюдку все свое внимание. Меня и раньше били электрошокером, и это не прогулка в парке. Не похоже на старое доброе избиение. Есть что-то респектабельное в том, чтобы получить кучу ударов по лицу. Получить электрошокером — все равно, что получить удар молнии, и пятьдесят на пятьдесят, обмочишься ты или нет. Но к черту все это, верно? Мы живем только один раз.

— О-хо-хо-хо, папаша. Не угрожай мне хорошим времяпрепровождением. Ну же. Если планируешь нажать на курок, лучше просто вытащи его из сво…

Удар наносится сзади; я не вижу, как он приближается. Острая боль пронзает меня насквозь, и я не могу удержаться, чтобы не наклониться к ней, пытаясь остановить это. Чертовски больно. Чья-то рука ударяет меня по затылку,