Татьяна Туринская - На восходе луны Страница 22

Кляла себя каждую минуту за уступчивость, за то, что пошла таки у него на поводу, так быстро сдалась. За то, что практически с первого дня любила по-щенячьи преданно, заглядывая в глаза и умоляя о взаимности. За то, что каждый день, при каждой встрече твердила ему о своей любви: 'Андрюшечка, миленький мой! Я так тебя люблю!' Зачем? Зачем?!! Глупая, господи, ну почему же она такая глупая?!

Боль не проходила. И не становилась легче. Больно было просыпаться по утрам с мыслью о том, что вот он пришел, еще один день без Андрюши. Зачем? Зачем ей просыпаться, если снова придется засыпать с чувством ненужности ему, преданной и покинутой. Зачем? И кого волнует, что, по большому счету, Андрей ее вроде и не бросил, и уж тем более не предавал: ведь не было никакого выяснения отношений, не было страшных слов. Если только не считать страшными нейтральные, казалось бы, слова 'Я спать хочу'. Это Лариске Марина могла лгать, что они просто расстались. Сама-то она прекрасно знала — Андрей ее бросил.

Было больно, однако Марина не позволила себе рассупониваться. Выпускной класс, впереди куча экзаменов, впереди поступление на желанный, но такой неприступный журфак. И как хорошо, что практически каждый вечер ей приходилось посещать подготовительные курсы! Ведь, сидя дома, в непосредственной близости от телефона, она просто сошла бы с ума от ожидания звонка, прекрасно зная, что Андрей больше никогда не позвонит. И какое это страшное слово — 'никогда'!

Но жизнь шла своим чередом, невзирая на почти смертельную душевную рану. Дни то тянулись резиной, то летели безоглядно. Но даже в самый загруженный день Марина не могла забыть о вероломном предательстве. Как бы много дел ни ожидало ее впереди, а каждое утро вместе с пробуждением приходила боль: Андрей ее предал, он бросил ее. И кого волнует, что она заранее знала, что так и произойдет? Разве от этого могло стать легче?

Школу она закончила с золотой медалью — сказалась душевная травма. Дабы не сойти с ума от любовных переживаний, Марина с головой окунулась в учебу. Она и раньше училась неплохо, но от природы была большой лентяйкой. Теперь же все силы, каждую свободную минуточку посвятила цели: непременно поступить на журфак. Причем не на контрактной основе, а сугубо на государственный заказ, потому как платить огромные деньги за учебу ее родители были не в состоянии. Однако одной золотой медали было маловато для того, чтобы поступить на бесплатное обучение престижного факультета. Имелась у Марины еще и запасная фишка: подборка публикаций под ее фамилией в 'Вечерних вестях'. Газета не бог весть какая престижная, но тем не менее и не самая последняя в городе. И вот в совокупности: золотая медаль, не слишком пока еще внушительная пачка публикаций и подготовительные курсы сделали свое дело — Марина стала студенткой журфака, воплотила взлелеянную свою мечту в жизнь. У нее все получилось!

Лариска тоже поступила туда, куда и планировала — на более приземленный, зато всегда востребованный экономический факультет. Впрочем, туда ей и дорога: она ведь и лицей экономический заканчивала, а у того лицея с университетом имелась договоренность о взаимовыгодном сотрудничестве. Впрочем, Лариска особо не расслаблялась по поводу подобных договоренностей, тоже ерундой в одиннадцатом классе не занималась. Правда, на золотую медаль не претендовала, да и подготовительными занятиями обременена не была, так что и на личную жизнь времени хватало.

В отличие от Марины Ларочка довольно быстро утешилась, напрочь позабыв о существовании Вовчика Клименторовича уже через пару недель после расставания. Хотя причины краха отношений так и не поняла — почему вдруг, ни с того ни с сего, как говорится, буквально с бухты-барахты, вдруг р-раз — и нету. Был Вовчик, да сплыл. Долго выпытывала у Маринки, может, та догадывается. Да так ничего и не добилась. А Маринка-то, конечно, догадывалась. Раз Андрюша ее бросил, он, видимо, и другу присоветовал сделать то же самое с Лариской: мол, чтобы через него Марина не могла предъявить ему претензии. Дурачок, ей-Богу! Да неужели Марина стала бы себя так унижать? Она и без того достаточно унизилась, признавшись ему в любви, за что, была уверена, в итоге и пострадала. Вот скрывала бы от него свою любовь, демонстрировала бы всячески равнодушие, даже и пойдя у Андрея на поводу — мол, я с тобой время провожу сугубо из тех же побуждений, что и ты со мной: сугубо ради получения физического удовольствия, но ни каплей больше. Глядишь, и по сей день Андрюшечка был бы рядом. Господи, почему же она такая глупая?!

За отца Лариска переживала напрасно: скушал дядя Вася как миленький сказочку про чрезвычайную дочкину занятость в связи с началом учебного года. А вскорости и вообще забыл о знакомстве с Вовчиком: подвернулась дяде Васе оказия повидать Остров Свободы, и с тех самых пор знойные кубинки прочно и, кажется, навсегда завоевали его мысли. О, он, конечно, и раньше любил слушателей, теперь же, после возвращения с Кубы, дядю Васю вообще невозможно было угомонить.

— Понимаешь, на, Марин, — закатывая глаза, делился он воспоминаниями. — Они там все, как одна, по пляжу, нах, топлес гуляют! Ты представляешь, на? С голыми, на, грудками то есть! Во, на, красота где! Куда моей Розочке! Тоненькие, нах, смугленькие, сисечками трясут, на, в такт шагам — эть, два, эть, два, нах! А вместо трусиков, представляешь, на, тонюсенькие, на, веревочки, вся попка голенькая! Во, на! Только крошечный, нах, треугольничек впереди прикрывает бесстыдство, на! Ох, Марин, на, я там оторвался! Ох, на, жаркие девчонки! Вот, нах, деньжат подсоберу — и опять рвану, на. А Розочка моя, нах, Ильдаровна думает, что я, на, к тетке в Красноярск ездил! Во, на!

Дядя Вася снова масляно закатывал глаза, а Марину аж передергивало — нет, это уже чересчур! Ну должен же он понимать, что нельзя делиться такими вещами с подружкой дочери. Как и сыпать без конца этими 'на' да 'нах', пусть нет до конца высказанными, но все равно матами. Интересно, а Лариске он это рассказывал, про кубиночек своих? Впрочем, этого Марина так и не узнала — не хотела поднимать столь деликатную тему в разговоре с Ларочкой. Да ну их, Бутаковых! Пусть сами разбираются: кто, когда, с кем и при каких обстоятельствах. Тетю Розочку вот только жалко — лежит себе, бедная, на диване, как обычно, с обмотанной полотенцем головой и страдает от мигрени. А муж в это время кубинских девочек разглядывает. Что-то Маринке подсказывало, что все дяди-Васины россказни о жарких кубинских бабочках — всего лишь россказни. Нет, видеть-то он их наверняка видел, а вот насчет оторваться… Еще почти детским, несформировавшимся умом догадалась: кто много говорит, обычно мало делает.