Мама по контракту (СИ) - Вестич Виктория Страница 24

— Ты знал или нет? — обрываю я резко, теряя терпение.

— Знал.

— С какого момента?

— Что Костя раскопал, где ты живешь и ждет тебя? — хмыкает Демид, — С самого начала.

Отворачиваюсь к окну. От обиды и горечи к горлу подступают слезы. По крайней мере, можно ведь было хотя бы сказать, что меня ожидает…

— Значит, я была просто наживкой, чтобы Лютый отвлекся, а ты за это время просто успел Лесю перепрятать? — уточняю я, сдерживая дрожь в голосе.

— Ну почему. Ты была ей отличной мамой. Она даже скучает по тебе. Иногда говорит «Со-ня, ма-ма». Хотя последнее вряд ли о тебе, — пожимает равнодушно плечом Рокотов.

Опаляю его невидящим взглядом. Он это специально говорит? Специально давит еще сильнее? Но мужчина, кажется, даже не понял, как сильно меня задел пренебрежительный тон, когда он говорил о том, что Леся вспоминает меня. Снова приходиться отвернуться. Все равно он слез не оценит и не поймет.

— А что с ее мамой? — спрашиваю глухо, лишь бы увести разговор в другую сторону и не слышать больше злой насмешки.

— Мамой Леси? — вздергивает удивленно бровь Демид, — Я же сказал, умерла при родах.

— Значит, она была женой Лютого? А ты ее тоже любил, получается? — мстительно отплачиваю Демиду той же монетой.

Рокотов морщится, словно от боли, и моментально мрачнеет.

— Элла быламоейженой.

— Ого! — удивленно вскидываю брови, — Получается, она тебе изменила с твоим другом? Вы же друзья с Лютым, да? Бывшие, как я понимаю.

— Соня, — зовет он обманчиво миролюбивым тоном, — Заткнись. Я тоже могу быть злым, как Костя. Не забывайся.

Фыркаю про себя. Надо же, оказывается ему тоже больно бывает.

— А он на тебя миленько смотрел, — к Демиду возвращается насмешливый тон.

— Кто?

— Костя. Перед тем, как ты решила уехать. Кажется, он ожидал от тебя другого решения.

— Слушай, я не понимаю, о чем ты. Я устала от всех этих разговоров, от непонятных намеков. От того, что вокруг какие-то бандиты с пистолетами и мне постоянно кто-нибудь угрожает. Я только хочу увидеть Лесю и понять, что с ней все в порядке. Давай просто поедем к ней? Пока вы разбираетесь, я побуду с Лесей, как и раньше.

— За ней есть, кому присмотреть.

— Демид. Пожалуйста.

Рокотов медлит с ответом, но потом все же кивает:

— Ладно.

Через некоторое время я понимаю, что внедорожник едет по слишком знакомому маршруту. Когда впереди на дороге появляется указатель, на котором значится название моего поселка, все сомнения улетучиваются.

— Зачем ты везешь меня домой?

— Увидишь.

— Демид…

— Просто подожди.

Машина останавливается рядом с моим домом, но как я ни пыталась рассмотреть, через металлический забор все равно не видно, чтобы по двору кто-то ходил. Ведь если Леся тут, ее же должны охранять люди Демида. Или… он просто привез меня домой?

— Леся там? — спрашиваю я недоверчиво.

— Там, — склоняет голову Демид.

— Я… я звонила маме, она сказала, что ни тебя, ни Леси у нее не было.

— Когда ты звонила?

— Вчера.

— Ну вот. Сегодня, как видишь, все поменялось, — чуть разводит он руками, улыбаясь.

Несколько секунд все так же недоверчиво смотрю на Демида, но он только продолжает улыбаться в ответ.

— Ладно… я пойду проверю.

Влетаю домой пулей, едва не сбив с ног маму. Она отступает на шаг, от неожиданности теряя равновесие и оседая на стул.

— Сонечка…

Забыв разуться, сразу бросаюсь в дом, бегом, спотыкаясь на ровном месте, и заглядываю во все комнаты. Никого. Возвращаюсь на кухню, тяжело дыша.

— Мама… Леся здесь?

Уже знаю ответ. Глаза щиплет от подкатывающих слез, а центр груди прожигает, как огнем, от понимания, как жестоко меня сейчас обманули.

— Нет, Сонечка. Ты же говорила, что она с тобой… — с тревогой отвечает она.

Мама спрашивает что-то еще, кричит вдогонку, но я вылетаю на улицу пулей. Бросаюсь за ворота, но уже вижу — машины нет. Только сейчас приходит понимание, что Демид просто избавился от меня под благовидным предлогом, чтобы я не устраивала сцен. Ему была нужна временная мама для Леси. А теперь нет. Теперь за ней есть, кому присмотреть.

Закрыв лицо ладонями, я оседаю на лавочку, и первый раз за все эти дни даю волю слезам.

Глава 18

— Соня… ты хоть поешь… — тихо говорит мама, погладив меня по плечу.

Я слышала, как она вошла в комнату, почувствовала, как прогибается кровать под ее весом, когда она присаживалась на край. Но никак не реагирую. Да, ей пришлось все рассказать. Про подставные документы, про то, что Леся не мой ребенок, а Демид — не мой муж, про все. Даже про Лютого и то, что это его дочь. Сгладила только некоторые моменты: например, не упоминала, что на самом деле Лютый, по сути, насильно меня удерживал. Чтобы не переживала.

Перепало мне, конечно, по первое число. Но ужасным было не это, а то, что мама меня не поняла. Тогда, плача навзрыд, я рассказала ей все, что скопилось на душе, но в конце, стоило только взглянуть в ее глаза, осенило: зря. Раз Леся чужая, значит, и переживать больше не нужно. «У тебя своя жизнь, думай о себе». Да, все так. Только… внутри глодало чувство вины. За эти три дня я толком не спала и не ела. Просто не могла. И только сейчас поняла, что больше так не могу.

Поднимаюсь с постели и иду к шкафу. Вытаскиваю свою старую, но удобную сумку, и быстро складываю в нее немного вещей.

— Куда ты? — поднимается было с места следом мама.

Мы молча встречаемся взглядами, и она понимает все без слов. Падает, словно подкошенная, на краешек кровати и безвольно роняет руки на колени.

— Сонечка, ну зачем ты во все это ввязываешься? И так проблем нажила себе из-за этого ребенка чужого. Вдруг только хуже сделаешь? — увещевает она снова.

Все это я уже слышала несколько раз за прошедшие дни. И я… не знаю, что сказать. Мама права, несомненно. Ведь по логике Леся мне никто и переживать за нее я не должна. Тем более она вроде как в безопасности: пусть у отца ее и выкрали, но Демид вроде бы не собирался ей делать ничего плохого. С другой стороны, Рокотов упоминал какого-то Серова, что он тоже искал Лесю и даже напал на Лютого до того, как он мне отдал через окно свою дочь. Но в целом…

— Соня, она чужая! О себе не думаешь, так хоть обо мне подумай, в конце концов! — не дождавшись от меня ответа, мама, закрыв лицо ладонями, начинает плакать, — Знаешь, что за сплетни по поселку про нас ходят?

— Наплевать на них. Каждому рот не заткнешь… — говорю хрипло, глядя вдаль невидящим взглядом.

— Мне жить еще здесь! И так хожу и глаза прячу. Каждая соседка мне, не стесняясь, ехидничает: куда, мол, ребеночек-то у твоей Соньки делся? Нажилась с богатеньким, а теперь ребенка он отобрал и ей под зад коленом, — она поневоле копирует интонацию неугомонной соседки тети Светы.

Я молчу. Мне снова нечего сказать. Мама, думая, что я сомневаюсь, продолжает увещевать с еще большим энтузиазмом:

— Устройся на работу лучше, правда, Сонечка. Все мне помощь, и ты при деле. Ну не вышло с институтом, бывает. Так все равно для смышленого человека всегда работа найдется. Вот продавец нам требуется в магазин местный, например. Екатерина Денисовна точно тебя туда возьмет: ты девочка ответственная, надежная. Я говорила с ней утром. Хоть сейчас можем пойти с ней все решить. Давай, а?

А я… я не могу это слышать. Мне тошно, плохо, больно, противно от самой себя. Что так подвела маму, что она даже не надеется, что я вернусь на учебу, что она в целом права. И не могу так. Не могу бросить Лесю. Да, Демид поступил по-свински, да, Лютый, возможно, три шкуры с меня спустит, но малышка… она ни в чем не виновата. Даже по рассказу Рокотова ясно, что она привязалась ко мне. Да и я сама прикипела душой к ребенку. Мы ведь больше полутора месяцев каждую секундочку были рядом. Кто-то скажет: мало. Но ведь люди, бывает, за секунду влюбляются. А здесь маленький невинный человечек.