Майкл Корда - Идеальная пара Страница 25

Каждый день он пытался выкроить время для Фелисии, и всякий раз у него ничего не получалось. По ночам он засыпал как убитый, расплачиваясь усталостью за сложный грим, который он выбрал для своей роли. Он никогда не нарушал своей привычки полностью менять свою внешность в каждой роли, и чем хуже была роль, тем старательнее он скрывался за накладными носами, париками, гримом, как будто не хотел, чтобы его узнали. Каждое утро он часами сидел перед зеркалом, превращая себя в своего героя, а каждый вечер ему приходилось слой за слоем снимать грим – эта процедура заставляла его задерживаться на студии, когда съемочная группа уже ушла.

Он попросил Рэнди, у которого пока не было съемок, присматривать за Фелисией, и Рэнди с удовольствием выполнял его просьбу. Причин для беспокойства нет, докладывал он Вейну каждый день: Фелисия занята делом, вполне счастлива, не скучает по нему.

– Успокойся. Она прекрасно проводит время, – говорил он Вейну.

Но даже если Фелисия и скучала, она старалась, чтобы Робби не узнал об этом. Она переживала оттого, что ее дни проходили бесцельно; она постоянно терзалась ревностью и подозревала Робби в связи с его партнершей, Вирджинией Глад (которая славилась умением доставлять удовольствие мужчинам постарше, за что и получила на студии прозвище «Гладкая ручка»); она обвиняла Робби в том, что он работает, а она – нет, почти так же, как она всегда обвиняла его в способности спать, когда она не могла заснуть. О, как ей хотелось, чтобы он любил ее, чтобы их жизнь не превращалась в скучную рутину! Но по крайней мере у них были минуты покоя и счастья, когда на людях их руки случайно соприкасались или когда они выходили куда-то вместе рука об руку, или когда Вейн просыпался среди ночи и чувствовал, как ее тело прижимается к нему. Впервые за два года, как они покинули Англию, их отношения, кажется, наладились.

Несомненно, Рэнди был прав. Вейн устремился к гостям, улыбался, пожимал руки, здоровался с теми, кого знал лично, а тех, кого не знал, приветствовал словами: «Счастлив, что ты пришел, старина», позволял по дороге обнимать себя, хлопать по спине, пока не оказался на площадке среди танцующих.

Фелисия, раскрасневшаяся, танцевала с Арни Бушером, бывшим режиссером Вейна. Бушер, несмотря на свою лягушечью внешность, имел репутацию ловеласа, и Вейн не мог не заметить, как крепко он прижимал Фелисию к своему толстому животу. Рука Бушера с короткими пальцами лежала у нее на спине, как раз там, где заканчивалось ее довольно смелое декольте. Еще дюймом ниже – и его рука ляжет ей на задницу, сердито подумал Вейн. Лицо Фелисии было довольным, как у сытой кошки, глаза полуприкрыты, она вся отдавалась танцу. На губах Бушера блуждала озадаченная улыбка человека, который не может поверить собственному счастью. Вейн похлопал его по плечу гораздо сильнее, чем требовалось.

– Не возражаешь, если я уведу твою партнершу? – спросил он.

– Нисколько. – Маленькие черные глазки Бушера уже подыскивали в зале другую даму. – Она в полном твоем распоряжении, – сказал он, будто отдавал ключи от машины.

– Между прочим, мог бы сначала спросить меня, Робби, – сказала Фелисия, вцепившись в руку Бушера.

Вейн почувствовал, что назревает скандал. Спокойно, приказал он себе. Никаких сцен. Он улыбнулся.

– Разрешите пригласить вас на танец? – спросил он.

– Арни был очень мил, танцуя со мной. Он собирается снимать «Анну Каренину», дорогой. Он считает, что я идеально подхожу для главной роли.

– Такой фильм уже снят, – напомнил Вейн. Бушер пожал плечами.

– Но не мной. И не с Лисией в роли Анны.

– Ты мог бы сыграть Каренина, дорогой. Было бы чудесно вновь работать вместе с тобой.

Вейн нахмурился.

– Вронского, ты хотела сказать? Роль Каренина мне совсем не подходит.

– Нет, дорогой, именно Каренина. – Она мило улыбнулась ему. – Холодного, равнодушного мужа, который позволяет своей очаровательной жене покинуть его ради Вронского.

Бушер явно занервничал и поспешил оставить их.

– Я видел здесь Си Кригера, – пробормотал он. – Извините, но мне необходимо поговорить с ним. Благодарю за танец… – Он поцеловал Фелисии руку и скрылся в толпе танцующих.

– Совсем как Принц-лягушка из сказки, – презрительно произнесла она. – Прыгнул назад в пруд при первых признаках грозы.

– Разве будет гроза?

– Будет, если ты сейчас же не станешь танцевать со мной, милый.

Вейн обнял ее за талию, и они присоединились к танцующим. Он не любил танцевать, хотя и прошел соответствующую подготовку. Актер должен уметь все, что требуется по роли, а в его ранних фильмах неизменно были сцены, где он танцевал с героиней. Однажды он даже заставил себя брать уроки балета, потому что почувствовал, что ему не хватает изящества движений. Все же танцы не доставляли ему удовольствия, и он так и не смог развить у себя музыкальный слух. Этот его недостаток был настолько общеизвестным, что Гай Дарлинг утверждал, будто единственная мелодия, которую способен узнать Робби Вейн, это «Боже, храни короля», и то только потому, что ее всегда исполняли, когда опускался занавес. Фелисия же, напротив, любила танцевать. Для нее было настоящим счастьем кружиться в танце в центре зала, чувствуя, что все взгляды прикованы к ней.

Сейчас она точно была в центре внимания, да это и неудивительно, учитывая те слухи об их отношениях с Вейном, которые распространились после несчастного случая в Сан-Франциско. Робби крепко держал ее, прижимаясь щекой к ее щеке, и направлял к центру площадки, который был лучше освещен.

– Давай покажем им кое-что, согласна? – спросил он.

– К черту их всех. Лучше покажи мне кое-что, дорогой.

Он заметил, что речь Фелисии стала чуть-чуть замедленной – опасный признак.

Он изобразил на лице веселую улыбку, а для себя решил, что чем скорее он уведет ее из зала и заставит выпить кофе, тем лучше. Он чувствовал тяжесть ее тела, как будто нес ее на руках; движения ее ног стали медленнее, так что ему приходилось быть осторожным, чтобы не наступить ей на туфли.

– Ты помнишь, дорогая, как мы ходили танцевать в «Кафе-де-Пари» после спектакля? – спросил он. – Хатч обычно играл для нас «Соловей поет на Беркли-сквер» – он еще говорил, что это «наша песня».

Глаза Фелисии были закрыты.

– Ну что ты, Робби, наша песня была «Весна в Майфер». Я думала, что хотя бы это ты можешь запомнить!

Он почувствовал холодок в груди. Память Фелисии на такие вещи, в пьяном ли, в трезвом состоянии, была безупречной. Дни рождения, любимые мелодии, сентиментальные мелочи он всегда запоминал с трудом. Фелисия же точно помнила, где они сидели, что ели, во что каждый из них был одет, когда они впервые обедали вместе (тогда они оба уже понимали, что на карту поставлено гораздо большее, чем вопрос, будет ли она играть Офелию в его «Гамлете» в Стратфорде), тогда как у него в памяти от этого дня осталось лишь воспоминание о том, что Фелисия напропалую флиртовала с ним.