Пэтти Дэвис - Кабала Страница 35

– Готова ли ты переменить свою жизнь, Белинда? Она кивнула, на мгновение лишившись дара речи, пораженная силой его внутреннего видения. Сколько раз она возносила небу молитвы, прося хоть о каких-нибудь переменах, сколько слез пролила из-за того, что они не торопятся, оставляя ее в душном однообразии жизни?

– Нам придется с тобой заняться хирургией твоих чувств, – сказал он, едва заметно улыбаясь уголками губ. – Без боли тут не обойтись, но, думаю, ты с ней справишься. По-моему, ты для этого уже созрела.

Она вновь кивнула, видя перед собой одного из тех, кого природа наделила способностью врачевать душу, – люди эти, казалось ей, погружали свои руки в человеческое тело и извлекали из него пригоршни кровавой слизи, не имевшей, на первый взгляд, ничего общего с оболочкой живого существа.

В какой-то момент их беседы Филлип коснулся ладонью ее щеки, и Белинда испытала странное ощущение: от пальцев Филлипа веяло холодом, они представлялись совершенно бескровными и – это было еще более загадочно – такими гладкими, что на подушечках их, скорее всего, просто не существовало никаких дактилоскопических линий. Такие пальцы могли проникнуть куда угодно, украсть что угодно – и не оставить ни малейших следов.

Новая их встреча состоялась у Филлипа в офисе во второй половине дня. Несмотря на то что на улице ярко светило солнце и шторы были подняты, Белинде показалось, что дневной свет не в состоянии проникнуть в помещение. Когда впоследствии она размышляла об этом, само воспоминание об их беседе было смутным, окутанным темной дымкой. Наверное, потому, что большую часть времени Белинда просидела не раскрывая глаз.

– Нам необходимо вернуться в прошлое, к тому моменту, когда мир для тебя раскололся на две половины. – Филлип встал из-за стола и подошел к ней.

Жестом он пригласил Белинду опуститься на кушетку, однако сам, против ее ожидания, не сел рядом, а устроился в кресле, и внезапно Белинда почувствовала себя брошенной и никому не нужной.

– Ведь такой момент был, не правда ли, – продолжил Филлип, – когда твоя вера лопнула и ты поняла, что уже не будешь той, что была прежде?

– Да.

Она вдруг вновь увидела себя в клинике – кто-то в белом уносил от нее ее ребенка. Навсегда.

– Ты должна довериться мне, Белинда, взять меня вместе с собой. Иначе я не смогу помочь тебе. – Голос Филлипа обещал облегчение. Покой.

И она доверилась. Она взяла его с собой в ту ужасающую пустоту – когда собственное тело представлялось ей всего лишь огромной, гулкой пещерой, хранилищем мертвого молчания. Она рассказала об оцепенении, в которое погрузилась после того, как дверь палаты закрылась и ее дитя простилось с нею навеки. Сморщенное красное личико ребенка на всю оставшуюся жизнь превратилось в незаживающую кровоточащую рану. До сих пор Белинда отчетливо помнила, как меж ее все еще широко расставленных ног медленно ходят потоки воздуха. Только что в этой палате она принесла в мир новое человеческое существо – и вот его уже нет рядом, а сама она почему-то продолжает лежать, и лоно ее отказывается признать то, что дитя, появившееся из него на свет, никогда уже не вернется.

– Не уходи, – голос Филлипа зазвучал совсем рядом. – Нужно пережить это воспоминание во всех деталях. Не пытайся уйти от этого.

– Я боюсь, – ответила Белинда. Собственный язык, казалось, царапал ей горло.

– Знаю. Поэтому-то я здесь, с тобой.

В тот день в палате слышались чьи-то голоса, они проносились мимо ее сознания, но сейчас, годы спустя, Белинда отчетливо услышала их.

«Она поправится, – сказал доктор. – Не пройдет и нескольких месяцев, как она обо всем забудет».

Как будто амнезия – это неотъемлемое свойство юности.

Путешествие по собственной памяти оказалось весьма болезненным. Белинде казалось, что она беспомощно барахтается на середине озера, захлебываясь водой, пытаясь сделать хотя бы глоток. У нее пропало всякое желание сидеть здесь с Филлипом, но тот не отпускал, убеждая, что она все равно не сможет убежать от самой себя. И Белинда понимала, что всплыть на поверхность и вдохнуть полной грудью она сможет лишь тогда, когда он решит, что время настало.

Через некоторое время Филлип и в самом деле позволил ей вернуться в реальность: она открыла глаза и увидела, что в кабинете все тот же сумрак, хотя в атмосфере и свершилась какая-то неуловимая перемена. Теперь Филлип был уже частью ее прошлого, рука об руку с ним Белинда совершила нелегкую прогулку по закоулкам своего сознания. Начиная с этого дня, когда бы мысли ее ни возвращались в больничную палату с кровью на простынях, с первым криком младенца, который ей не дано было даже запомнить, Филлип всегда, пусть незримо, но был рядом. Они слились в одно целое, учитель и его ученица – их соединило то мрачное звено Истории, что принадлежало раньше только Белинде. Она еще подумала тогда – наверное, нечто подобное ощущают и близнецы. Видимо, грудная клетка у них тоже вздымается и опускается в одном ритме? А мысли бок о бок мечутся в одной и той же черной пучине и в одно время пробиваются к свету?

Белинда бросила взгляд на Сару, пытаясь определить, какое впечатление произвел Филлип на подругу. Сара самым внимательным образом вслушивалась в его речь, однако лицо ее абсолютно ничего не выражало. Белинде так хотелось, чтобы Сара поняла природу ее преданности Филлипу, одобрила ее. Ей очень нужно было это одобрение.

– Если вы последуете за мной, я укажу вам дорогу на небеса, – растекался по залу голос Филлипа. – И неважно, что будет говорить вам мир.

Белинда сознавала, что готова следовать за ним куда угодно.

На память пришла другая встреча с Филлипом. Как-то утром позвонил его помощник и спросил, не сможет ли она прийти в офис к пяти часам пополудни.

– Да, – тут же согласилась Белинда, испугавшись, что малейшая задержка с ответом будет расценена как нежелание, как отказ.

На четыре часа у нее было назначено собеседование с возможным работодателем – готовились съемки фильма, не слишком престижного, но в ее положении выбирать не приходилось. Сначала она решила вообще отказаться от собеседования, но потом поняла, что не может позволить себе подобную беспечность, хотя важнее Филлипа для нее ничего не было.

Когда она вошла в офис, стрелки часов показывали начало шестого. Уходившее за горизонт солнце медленно скользило по стенам зданий, вспыхивая бесчисленными зайчиками в сотнях окон. Кабинет Филлипа находился на четырнадцатом этаже, и в лифте Белинда успела пару раз энергично провести щеткой по волосам, найти в сумочке губную помаду и положить новый ее слой взамен того, что она сжевала во время собеседования. Дурацкая привычка, от которой она не могла отказаться, даже зная, что предстоит разговор о ее будущем, прыгающем перед глазами наподобие шарика пинг-понга..