Акт бунта - Калли Харт Страница 46

Элоди находит меня первой и злится, как кошка на раскаленной крыше.

— Что, черт возьми, с тобой не так, чувак? Почему ты должен быть таким мерзким со всеми, с кем пересекаешься? Это, должно быть, утомительно.

Я смотрю поверх ее головы, наблюдая за дверью в класс экономики, как ястреб.

— Ты даже не представляешь.

— Ты не можешь хоть раз быть милым? Разве не можешь просто позволить человеку немного покоя, не вовлекая его в какую-то порочную игру?

Я встречаюсь взглядом с девушкой Рэна. Раздуваю ноздри, глаза сверкают.

— Не я тот, кто играет в игры. И ни хрена на нее не нацеливаюсь. Это она лезет ко мне. Просто… отвали и не лезь не в свое дело.

Глаза Элоди вспыхивают. Она сильно толкает меня в центр груди.

— Ты ведешь себя как сумасшедший. Пресли не «лезет к тебе». Она до смерти тебя боится…

— Да, и я так думал.

— И даже если и так, ты не думал, что, возможно, заслуживаешь этого?

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

Она смеется.

— Ты когда-нибудь думал обо всех людях, которым причинил здесь боль, и задавался вопросом, не являешься ли ты из-за этого огромным куском дерьма?

Эта девушка. Клянусь Богом, эта девушка. У нее явно чертово желание умереть. Я отталкиваюсь от стены, нависая над ней.

— Мне на самом деле насрать на людей, с которыми я развлекался в прошлом, Малышка Эль. — Я использую прозвище Рэна для нее насмешливым тоном. — Я не мучаюсь из-за каждого своего поступка, потому что надеюсь выиграть какие-то конкурсы популярности. Я делаю все, что мне нравится, и плевать, что думают другие. Это касается и тебя. Мне все равно, что ты думаешь. А теперь отвали на хрен.

Элоди не сдвинулась с места ни на сантиметр, что, я думаю, похвально. Обхожу ее, направляясь к двери в класс, но сейчас комната пуста. Ни одного ученика в поле зрения, только профессор Рэдли, который потирает маленькой щеткой пятно на своем галстуке. Он видит меня, и сжимает губы.

— Мистер Дэвис. Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Точно нет.

ГЛАВА 19

ПАКС

Вульф-Холл — продуваемое сквозняками, массивное старое здание с бесчисленными потайными нишами. Однако человек может прятаться только до тех пор, пока ему не понадобится идти на занятия. Или пойти отлить. Или купить еду. Я нахожу ее, спрятавшуюся в углу столовой, за едой в одиночестве. Ставлю свой буррито на стол и сажусь на стул напротив нее. Она прижимает свой поднос к груди… подальше от меня.

— Прости. Я… э-э… — Между ее бровями образуются тонкие морщинки. — С тобой все в порядке?

Я бросаюсь к ней, прежде чем она успевает отступить. Схватив ее за предплечье, я поднимаю длинный рукав ее свитера. Там, как я и предполагал, тонкая больничная марлевая повязка, покрывающая ее заживающие запястья. Девушка шипит, вырывая руку и поспешно опуская рукав свитера.

— Какого хрена ты делаешь?

— Нет. Какого хрена ты делаешь? Думаешь, это смешно или что-то в этом роде?

— Я просто пытаюсь съесть свой обед.

— Ты перевелась на Экономику.

— Я этого не делала!

— Серьезно пытаешься сказать мне, что ты все это время была в этом классе, а я просто был настолько невнимателен, что никогда не замечал тебя?

— Да!

Я качаю головой.

— Неправда.

Два крошечных красных пятна расцветают на щеках Чейз. Я не могу перестать пялиться на них.

— Почему? — шипит она. — Почему это неправда? Почему так невозможно поверить, что мы так долго учились в одном классе? Ты никогда не замечал меня раньше, Пакс. Я посещаю почти все твои занятия. Мы живем в непосредственной близости друг от друга уже почти четыре года, и я могу пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз ты смотрел на меня и признавал мое существование.

— Это чертово преувеличение…

— Нет! Это не так! — Тон ее голоса становится выше. — Четыре года, Пакс. Четыре года! Мы вместе ели в этой столовой. Ходили по тем же коридорам. Сидели в одних и тех же классах. Черт возьми, мы дышали одним воздухом, а ты едва ли замечал мое существование. Так что нет, это не преувеличение. Это правда!

— Господи. Почему ты так злишься на меня?

Ее глаза увеличиваются в два раза.

— Серьезно? — Она бросает бумажную салфетку, которую держала в руках, на свою тарелку. — Ты, блядь, издеваешься надо мной прямо сейчас?

Слова, которые Рэн сказал мне в моей спальне, эхом возвращаются ко мне, заставляя меня чувствовать себя… вау. На самом деле я сейчас чувствую себя немного неуютно. Такого не случалось, ну… никогда. Я наклоняю голову набок, выгибая бровь в ее сторону.

— Это потому что я не помнил, как чуть не трахнул тебя в лесу? Потому что виски действительно плохо влияет на мой…

— Боже мой, Пакс! Просто, блядь, оставь меня в покое! — Она вскакивает со стула так быстро, что тот откидывается назад и с громким стуком падает на пол. Каждый ученик в столовой отвлекается от своих дел и оборачивается, чтобы посмотреть на нее. И меня.

Чейз стоит как вкопанная, тяжело дыша, ее грудь поднимается и опускается. Глядя на нее снизу вверх, я больше не вижу тихую девочку, которая всегда пряталась. И даже не вижу забрызганную кровью девушку, которая пыталась покончить с собой. Я вижу, как что-то оживает. Что-то новое, свирепое и дикое. Загоните эту новую версию Чейз в угол, и та не свернется калачиком и не умрет. Она расцарапает твое гребаное лицо.

Я тихо смеюсь себе под нос.

Ее руки сжимаются в крепкие кулаки по бокам.

— Что? — огрызается она.

Я беру свой буррито и медленно встаю.

— Что изменилось?

Мускулы ее челюсти ходят ходуном, глаза сверкают закаленной сталью. Девушка не просит меня подробно остановиться на вопросе; она уже знает, что я имею в виду, и прямо сейчас прикидывает, хочет ли она удостоить вопрос ответом. Половина учеников в обеденном зале возвращаются к своей еде и разговорам, вероятно, им скучно. Другая половина остается прикованной к ситуации, затаив дыхание в ожидании, что выйдет из этого напряженного противостояния.

Спустя слишком много времени ноздри Чейз раздуваются.

— Я падала, — сказала она. — Всегда. Я падала, и страх того, что это произойдет, пока это происходило, давил меня.

— А потом?