Марина Порошина - Весенний марафон Страница 52

Василий плюхнулся в кресло посреди комнаты и закатил глаза к потолку, очевидно, ища там нужных сравнений. Не найдя, двумя руками изобразил нечто непонятное. Щенок сбегал в коридор и принес тапок.

– Да ты моя умница! – растрогался хозяин. – Совсем большой стал! А я, дурак! Ну извини… Так вот, я ей говорю – выходите, мол, за меня замуж. А она хохочет и говорит: сегодня, мол, ЗАГС закрыт и завтра тоже, а вы что, без штампика ничего не можете? Это мне, представляешь?! Ну, я и… Без штампа, в общем. А чего?

Глаза Василия затуманились приятными воспоминаниями. Он потряс головой, прогоняя неуместные видения, и пообещал:

– Но я на ней все равно женюсь! Такая женщина одна на тысячу, понимаешь? «Ах, какая женщина, кака-ая женщина, мне б таку-ую-ю!» – получилось немного фальшиво, но Василию все равно понравилось. – Что нам с тобой пироги? Пироги мы сами печь научимся, правда, пес? Еда в семейной жизни – не главное. Главное – это… – Василий опять посмотрел на потолок, и на этот раз его осенило. – Это любовь! А с Людмилой – ну та, с пирогами, помнишь? – мы с тобой едва не ошиблись. Тоже придумал – едва не женился на первой попавшейся. Та вообще-то ничего. А эта-то – ух!

И Василий опять помахал в воздухе руками. Щенок подумал и принес из кухни свою вылизанную до блеска миску. На этот раз хозяин все понял правильно, заохал, побежал на кухню и налил воды. Щенок напился так, что раздулись бока… и тут же, к своему ужасу, напустил лужу. Но хозяин ругаться не стал – они побежали гулять, и щенок долго носился по тихому заснеженному двору, где почему-то было светло, как днем, но все машины и большие собаки куда-то подевались – красота! А потом они вернулись в тепло и наварили пельменей, наелись от пуза и легли спать. Хозяин сам похлопал по кровати ладонью, приглашая щенка запрыгнуть – ему хотелось поговорить, рассказать о своем счастье… Под восторженный и сбивчивый рассказ пес блаженно уснул, радуясь, что жизнь наконец-то вернулась в привычное русло.

Женя Бабин в тот вечер тоже не находил себе места. Еще с утра, пока он бегал за цветами и подарком (ну замотался, ну забыл!), любимая жена исчезла в неизвестном направлении. Лена с утра уехала бабушке, и на его осторожные расспросы теща отреагировала бурно, но неконструктивно, что только усилило его подозрения. Весь день он беспокойно слонялся по комнате, как хомяк в Ленином аквариуме. Он придумывал, что скажет, что он сделает, когда эта дрянь явится домой. Пусть только посмеет!..

Но в глубине души Бабин праздновал труса – он боялся, что Светка может не прийти вовсе. После этой затеи с разводом жизнерадостная и отходчивая Светка, всегда смотревшая на его шалости сквозь пальцы, изменилась до неузнаваемости: стала дерзкой, высокомерной, а главное – независимой. Советов не спрашивала, о планах не докладывала, новости не сообщала и даже о покупках виновато не отчитывалась. Бабин носом чуял, что у нее кто-то появился. Вернее, чувствовал макушкой, как у него пробиваются рога, потому что голова весь день чесалась и болела, несмотря на две таблетки анальгина. Так, наверное, чувствовал себя Пушкин, украсивший рогами немалое количество почтенных мужей (и даже списочек соответствующий позаботился составить) – и вдруг сам получивший диплом рогоносца.

Конечно, сравнение с Пушкиным льстило самолюбию куда больше, чем аналогия с Ленкиным хомяком, но что толку? Пушкин мог вызвать мерзавца на дуэль и убить, стереть с лица земли. И он, Евгений Николаевич Бабин не задумываясь, влепил бы пулю в лоб тому мерзавцу, который вместе со Светкой сейчас потешается над ним, – в этом Бабин уже не сомневался.

Светка явилась в одиннадцать. От нее пахло вином и духами – новыми, не теми, которые она любила и за которыми он как дурак мотался с утра в ЦУМ. Вид у нее был задумчивый.

– Ты где была?! – заорал Бабин, вылетая в прихожую и стараясь по мере возможности скрыть облегчение.

– Не ори, – посоветовала Светка. – Хомяка напугаешь. По магазинам ходила.

– Ты что, дура совсем?! Да кто тебе поверит?! – возмутился Бабин.

– Ну и не верь, – равнодушно пожала плечиками супруга. – Мне по барабану. Можешь сам что-нибудь придумать, у тебя опыт богаче.

– Ты с кем целый день провела? – не отступался муж.

– Одна. И буду ходить куда захочу и с кем захочу. Все, хватит. Ты набегался? А я дома насиделась. Не нравится – завтра на развод подам. Невелика потеря.

– Света, как ты можешь? – Женя хотел сказать укоризненно, а получилось – заискивающе. – Я же извинился. И я же тебя люблю…

– Иди на фиг, – определила направление нежная супруга и исчезла в ванной.

С книжкой и конфетами Светка могла блаженствовать в ванне по полтора часа, поэтому Бабин, издерганный и обиженный, немного потоптался перед запертой дверью, прикидывая – а не постучаться ли и не попытаться ли решить все проблемы старым проверенным способом – прямо в ванне? Обычно этот номер всегда проходил на «ура», но сегодня он ни в чем не был уверен. Поэтому Женя повздыхал, вернулся в комнату, лег на диван и неожиданно для себя задремал под убаюкивающий плеск воды и голос жены, что-то напевавшей в ванне…

Но Светка вопреки обыкновению выбралась из ванны уже через четверть часа. Взглянув на сладко спящего супруга, она удовлетворенно кивнула, накинула поверх махрового халата пальто и отправилась к Катерине, стараясь не щелкать дверным замком, чтобы этот ревнивец не проснулся и не примчался бы за ней следом. А Светке нужно было поговорить в спокойной обстановке. С вопросами, которые у нее накопились, она даже в ванне спокойно усидеть не смогла. Катерина, которая всегда все обо всем знает (или делает вид), все равно не ложится спать раньше часа.

Света была права: Катерина уже дочитала книгу и с отвращением смотрела телевизор, поминутно переключая каналы. Ей было лень встать и поставить диск с приличным фильмом. Поэтому приходу подруги она обрадовалась – он сулил долгую приятную и информационно насыщенную беседу за чашкой кофе, тем более что конфеты Светка прихватила с собой. То есть это только говорится – за чашкой, а налила она в кофеварку две большие кружки.

– Как Евгений Николаевич? Не убил тебя на месте? Он из меня чуть душу не вынул, но я держалась и тебя не выдала, – доложила Катерина.

– Да ну его! Проорался и уснул, – сморщилась Светка. – Я сама себе удивляюсь: когда он возвращался под утро от какой-нибудь бабы и врал всякую чушь, я себя успокаивала, что все мужики такие, что любит-то он меня, что те – на букву «б», а я – жена…

– Да помню я, чего ты всякие глупости зря повторяешь, – кивнула Катерина. – И что?

– А теперь он дома сидит, про любовь мне толкует, цветочки-подарочки – а я его так ненавижу! Каждый жест, каждый взгляд, каждое слово! Он ко мне в постели подкатывает, а я его или посылаю, или терплю, а сама думаю – хоть бы ты смылся к какой-нибудь. И насовсем. Да видно, я одна такая дура, а больше никто не зарится. Только мешает мне, ждет, проверяет!