Последний день СССР. Свидетельство очевидца. Воспоминания помощника президента Советского Союза - Андрей Серафимович Грачёв Страница 14

Один из первых сигналов, свидетельствовавших о сложности проблемы, был послан Горбачеву из Алма-Аты уже в 1986 году, когда он решил заменить одного из «зубров» Брежневской эпохи, члена Политбюро, первого секретаря Компартии Казахстана казаха Кунаева более молодым русским партийным аппаратчиком Колбиным.

Это решение дало повод лидерам местных политических кланов, не желавшим расставаться с властью, вывести на улицы казахской столицы тысячи протестующих против назначения «варяга» молодых демонстрантов, спровоцировав один из первых национальных кризисов перестройки, приведших к кровопролитию. Горбачев поначалу отдал распоряжение применить против демонстрантов силу, но затем благоразумно отступил и снял своего кандидата.

События в Алма-Ате открыли новый политический фронт, к которому Горбачев был явно не готов. Для него реформа многонационального государства могла подождать, пока не будут разрешены главные задачи политической трансформации всей системы. Однако совсем не так думали лидеры националистических движений, не хотевшие упустить «шанса Горбачева», поскольку они не знали, сколько времени на него будет отведено.

Когда полный благих намерений Горбачев не только декларировал, но и подтвердил своими действиями отказ от использования силы как инструмента национальной политики, то оказался застигнут врасплох. Вместо благодарности со стороны национальных элит он столкнулся с их нетерпеливым желанием использовать этот шанс для самоутверждения и сведения застарелых счетов с соседями, не заботясь о судьбе общего государства.

За казахским кризисом вспыхнул Нагорный Карабах в Азербайджане, за ним последовали Узбекистан, Грузия, Армения, Молдавия, балтийские республики. Для некоторых народов, таких как крымские татары, чеченцы, ингуши, карачаевцы, калмыки, волжские немцы, речь шла о признании несправедливости и преступлений по отношению к ним, совершенных сталинским режимом, когда в годы войны десятки тысяч людей, включая женщин, детей и стариков, поголовно обвиненных в сотрудничестве с нацистами, были высланы в Сибирь и степи Средней Азии.

Для армян Нагорного Карабаха это была возможность потребовать воссоединения с родной Арменией, от которой они были отделены произвольными решениями большевистской власти. Для осетинцев и абхазов в Грузии — повод добиваться культурной и религиозной автономии, на которую покушались республиканские власти.

Республики Прибалтики напоминали, что они не смирились с насильственным включением в состав Советского Союза на основе пакта, заключенного Сталиным и Гитлером в 1939 году. Не желая «аншлюса» с Румынией, восстало прорусское молдавское Приднестровье.

У Горбачева не было оснований обвинять в провоцировании центробежных тенденций внутри Союза только «безответственных» лидеров националистов. Он сам подложил взрывчатку под опоры централизованного государства, предприняв тотальную ревизию идеологической догмы, заложенной в основу большевистского государства.

После того как перестройка взломала официальный панцирь коммунистического интернационализма, которым оно было стянуто, возникший идеологический вакуум немедленно заполнился возвращением религий и национального фундаментализма. Прав оказался один из интеллектуальных вождей польской «Солидарности» Адам Михник, когда, переиначив ленинскую формулу, сказал: «Национализм — это высшая стадия коммунизма».

На начальном этапе различные националистические течения и Национальные фронты в советских республиках выступали под флагами демократических движений, готовых поддержать перестройку и ее лидера. Однако по мере расширения их массовой основы они начали формулировать более специфические требования, переходя под влияние сепаратистских лидеров, настроенных более радикально. Это вело их в лагерь оппозиции федеральному Центру и, соответственно, Горбачеву.

Неожиданным дополнительным стимулом для активизации этих сил стала горбачевская доктрина Нового Политического Мышления и новый облик внешней политики советского руководства. Эффектные шаги, предпринятые Горбачевым в отношениях с западным миром с целью развеять представление о Советском Союзе как угрожающей и агрессивной державе, вопреки его ожиданиям спровоцировали дестабилизацию обстановки на Востоке — не только внутри членов Варшавского договора, но и в «семье» советских республик. В итоге новая политика открытости Советского Союза по отношению к странам Запада сыграла роль бумеранга, который, вернувшись, нанес удар по ситуации внутри СССР.

Так, в частности, знаменитая речь Горбачева в декабре 1988 года на Генеральной Ассамблее ООН, призванная похоронить «холодную войну» и доктрину Брежнева и предназначенная прежде всего Западу, была услышана и на Востоке. В своем заявлении инициатор перестройки провозглашал право всех народов на «свободу выбора» их социальных систем и внутреннего устройства, сопровождавшееся объявлением о выводе из Восточной Европы полумиллиона советских войск. Это заявление дало зеленый свет серии «бархатных революций» в 1989 году в странах Восточной Европы, приведших к падению установленных Сталиным коммунистических режимов и Берлинской стены, возведенной уже Хрущевым.

Однако распространение вируса «свободного выбора» среди народов СССР грозило степным пожаром уже и Советской империи, так как в затылок восточным европейцам выстроились кандидаты на выход из СССР. В «разогретой» перестройкой политической атмосфере внутри СССР не пришлось долго ждать, чтобы сенсационные перемены внутри «братских» стран — членов Варшавского договора привели к ускорению и радикализации политических (уже оппозиционных Горбачеву) внутренних течений (начиная с России) и, разумеется, сепаратистских и националистических движений в значительной части союзных республик.

То, что советские граждане видели на своих телеэкранах благодаря гласности — сцены массовых демостраций против коммунистических правителей и режимов в Праге, Бухаресте и некоторых городах Восточной Германии, — придавало более выраженный антикоммунистический характер их собственным акциям протеста.

К тому же принципиальный отказ Горбачева использовать силу для вмешательства в процессы смены власти в странах Восточной Европы, даже когда на смену прежним лояльным по отношению к Москве руководителям и режимам приходили совсем иные, в том числе антикоммунистически и антисоветски настроенные лидеры, не мог не подтолкнуть радикалов среди республиканских националистов к использованию неожиданно открывшегося в Кремле «окна возможностей».

Вполне закономерно, что балтийские республики — жертвы сговора между Гитлером и Сталиным — были первыми, кто захотел последовать за их собратьями из Восточной Европы. Летом 1989 года многокилометровая людская цепь соединила три столицы прибалтийских республик в годовщину заключения пакта Молотова — Риббентропа, требуя его аннулирования и возвращения суверенитета трем тогда еще советским республикам.

Угроза распада СССР, еще недавно выглядевшая немыслимой, превратилась в актуальную проблему и немедленно стала важным политическим козырем в руках противников Горбачева самых разных направлений. Радикалы в лагере демократов, поддерживая Национальные фронты в республиках, требовали ускорения перестроечных процессов и включения в них реформы унитарного государства. Консерваторы обвиняли его в мягкотелости и капитулянтстве перед напором националистов и