Конец режима: Как закончились три европейские диктатуры - Александр Баунов Страница 27

Салазар умер, так и не узнав, что последние два года жизни не руководил страной. Тело основателя режима выставили для прощания в парадном лиссабонском монастыре Жеронимуш, где похоронен великий мореплаватель Васко да Гама, а потом предали земле на семейном участке в родном поселке Салазара Вимиейру. Франко не поехал на похороны когда-то самого близкого ему главы иностранного государства, Испанию представлял министр иностранных дел, реформатор Лопес Браво. Каэтану в своей речи на похоронах подвел итог правлению предшественника: четыре десятилетия у власти были бы немыслимы без темных пятен, но общий итог этих десятилетий положительный.

Из Мадрида Франко наблюдал за жалким концом своего могущественного собрата, который так и не назначил преемника. Теперь, когда вместо него это сделали другие, страна идет совсем не тем курсом, по какому ее хотел направить Салазар. Происходящее в Лиссабоне убедило Франко: настало время назвать преемника и самому сформировать контуры будущего.

Диктатура православных эллинов

В конце 1960-х у стареющих диктатур Испании и Португалии нежданно появился молодой последователь. В Греции, на родине принцессы Софии, жены Хуана Карлоса, военные правых взглядов совершили переворот и начали строить государство, которое напоминало Испанию и Португалию. Это укрепило Франко и Салазара в мысли, что их режимы не анахронизм, а вполне современны и востребованы, даже в Европе.

Ко второй половине 1960-х греки устали от демократии. Парламентская демократия в Греции была не добыта в гражданских боях за свободу, а навязана сверху западными державами. В этом отношении Греция походила на страны Восточной Европы, которым СССР навязал социализм. Ко времени отступления нацистов значительную часть греческой территории контролировали коммунистические партизаны, компромисс с ними быстро развалился, и армия буржуазного правительства при поддержке Англии и США разгромила их в гражданской войне, длившейся три года. У левой греческой интеллигенции, политиков, рабочих и крестьян возникло ощущение, что до желанного социализма рукой подать, но иностранные гегемоны не пускают к нему силой. Коммунистическая партия оказалась под запретом, и легального выхода эта тоска по несбывшемуся не находила.

Правительства в Греции, как и в соседней Италии, редко бывали стабильны. Перед переворотом это привело к четырем выборам за пять лет и череде слабых технических кабинетов, назначенных напрямую королем Павлом и его наследником молодым королем Константином II, братом принцессы Софии, которая как раз в это время вышла замуж за Хуана Карлоса. В греческой политике соперничали кланы респектабельного консерватора Константиноса Караманлиса и его умеренно левого оппонента Георгиоса Папандреу — левее и правее центра, классическая пара буржуазной демократии.

В параноидальной обстановке холодной войны Папандреу казался слишком левым, его партию уличали в том, что в ее рядах растворились представители запрещенных коммунистов, которые идут от нее на выборы, и еще больше боялись его сына — марксиста Андреаса Папандреу. Отец был стар и не очень здоров, и консерваторы подозревали, что партия вместе с властью достанется леваку-сыну. В 1963 г., поссорившись с королем Павлом, буржуазный политик Караманлис уехал жить в Париж, после этого победа клана и партии Папандреу казалась неминуемой. Ее решили предотвратить полковники, которые в молодости воевали против коммунистов в гражданской войне.

Когда 21 апреля 1967 г. полковники вывели танки в центр Афин, у демократии не нашлось защитников. Полковники быстро вынудили официальные власти дать им необходимый минимум легитимности. Сначала на рабочем месте арестовали главу генштаба, убедили его присоединиться к перевороту и дальше действовали от его имени. Затем принудили окруженного в своем загородном имении короля Константина II назначить очередное техническое правительство, состоящее из участников переворота.

Принцесса София гостила в эти дни в Афинах у своего коронованного брата, вместе с ним была окружена военными в загородном королевском имении Татои и стала свидетельницей того, как королю Константину не хватило мужества, авторитета в элите и популярности в народе, чтобы дать отпор путчистам. Впечатления, полученные ею в дни афинского переворота, повлияют на то, как она и Хуан Карлос станут выстраивать стратегию выживания монархии в Испании.

Народ — наследник древнейшей афинской демократии не вышел на улицы навстречу танкам и смотрел на происходящее со страхом или равнодушием, а многие — со злорадством. Население утомили почти ежегодные выборы и смена правительств, а перепалки борющихся за власть политиков дискредитировали в глазах общества их всех независимо от партийной принадлежности.

К осени король Константин решил взбунтоваться, но было поздно. Он уже связал свое имя с хунтой, и недовольные представители армии и элиты его не поддержали. Константин уехал в Италию — туда же, куда и его испанский предшественник Альфонсо XIII, за полвека до этого связавший себя с хунтой Примо де Риверы. Вскоре граждане пожалели, что так легко уступили свои права: похороны Папандреу-старшего, умершего под домашним арестом в ноябре 1968 г., превратились в полумиллионную демонстрацию за возвращение демократии. Но к тому времени полковники прочно удерживали власть.

Из группы полковников быстро выделился Георгиос Пападопулос, который в день переворота выступил спикером хунты. Высоким дребезжащим голосом он говорил журналистам, что больного, находящегося при смерти, надо сперва резать, а потом лечить. Хирургия вышла не очень точечной: в первые дни переворота новый режим арестовал около 10 000 человек. Арестованные не помещались в тюрьмах, и их разместили на древнем Панафинейском стадионе, восстановленном в 1896 г. к первым Олимпийским играм современности. Так что устроить концлагерь на городском стадионе придумал отнюдь не чилийский диктатор Пиночет, за шесть лет до него это сделала греческая хунта. Пападопулос, человек с простым плоским лицом и аккуратной щеточкой усов, стал премьер-министром.

Свой переворот полковники назвали, подобно испанским предшественникам, «национальной революцией». В этом они не столько следовали Франко, сколько использовали в своих интересах священное для каждого грека сочетание слов ethniki epanastasis — так называют восстание, которое греческие патриоты подняли против Османской империи в 1821 г.

Полковники сами не сразу поняли, против кого устроили свою революцию. Угроза захвата власти коммунистами в Греции 1960-х была настолько призрачной, что пришлось расширить поиски врага. Как и везде в мире, греческий обыватель любил порассуждать о продажных политиках, которые не думают о народе, был не прочь вспомнить славное прошлое и готов принять власть твердой руки, способной навести порядок. Полковники ответили на этот запрос, они провозгласили врагами не только коммунистов, но весь политический класс страны.

Во время первых же публичных выступлений полковники заявили: нет больше правых, левых, центристов, есть греки — потомки древних эллинов. Крещеные, православные. Все