Георг Пфайльшифтер - Теодорих Великий Страница 31

Так одним ударом был разрушен барьер, который ересь воздвигла между Римом и Константинополем несколько десятилетий тому назад. Правда, полностью связь этих городов никогда не прерывалась. Как мы помним, существовала легитимная партия римской аристократии, которая, после того как к власти пришел Теодорих и сразу же возникли конфликты на религиозной почве, в течение всех лет этого противостояния поддерживала дружеские отношения с Константинополем. Через несколько лет после прихода к власти Теодориху пришлось изгнать из страны группу людей, обвиненных в государственной измене. Этих эмигрантов император Анастасий I принял в Константинополе с распростертыми объятиями и демонстративно осыпал их почестями и наградами. В благодарность за это эмигранты развернули шумную агитационную кампанию, суть которой сводилась к тому, что все оставшиеся в стране итальянцы никогда не должны забывать о своих национальных интересах. И поскольку римские аристократические кланы находились в близком родстве друг с другом, а между Италией и Византийской империей продолжали поддерживаться научные и культурные связи, не было ничего удивительного в том, что националистическая пропаганда стала приносить в Италии заметные плоды. Однако возникшая схизма с самого начала подавила у многих знатных римлян (для которых превыше всего была их ортодоксальная вера) желание «пойти под скипетр» византийского императора, известного своими гонениями на Ортодоксальную Церковь.

Эти римляне довольно холодно относились к идее установления политического союза с Византией, хотя и допускали такую возможность. Многие из них в политическом отношении были легитимистами, а в 520 году упомянутая выше причина их прохладного отношения к объединению с Византией была устранена. Теперь между ними и императором не осталось ничего такого, что могло бы повлиять на их взаимную симпатию.

Такое взаимное сближение прежде противоборствующих сторон серьезно ослабило позиции Теодориха; римская аристократия, симпатизируя новому басилевсу, постепенно стала отворачиваться от короля. Ситуация складывалась отнюдь не в пользу Теодориха: если раньше он имел огромное влияние в стране как отважный защитник Церкви Италии и папства от непрекращающихся происков еретического императорского двора, то теперь надобность в таком защитнике отпала. И Теодорих не мог не понимать, что радость людей, вызванная вступлением на престол императора, исповедующего ортодоксальную веру, может обернуться для него тем, что очень скоро — и без чьей бы то ни было злой воли — его арианство будет считаться ересью, а он сам — еретиком. Так что хочет он этого или нет, а теперь ему придется обращаться к императору как к человеку, «которому Святая Троица вручила бразды правления, избрав его защитником мира и Ортодоксальной Церкви». У Теодориха не было ни малейших сомнений в том, что интенсивное распространение идей вселенской веры резко повышает шансы тех, кто считает своей главной политической целью возрождение единой Империи. Новый император тут же прислал в Рим святые дары на могилу и в церковь святого апостола Петра! В скобках заметим, что Теодорих уже подарил этой же церкви два серебряных подсвечника по 70 фунтов каждый. Еще одним доказательством того, что наконец-то вновь обретено столь желанное единство — и это действительно произвело сильное впечатление, стало назначение в 522 году обоих несовершеннолетних сыновей Боэция, находившегося тогда в зените своей славы, на должности консулов. Боэций оставил нам письменное свидетельство того, как его сыновья, окруженные ликующей толпой и сопровождаемые сенаторами, шли из родительского дома; как он сам, подождав, пока они займут консульские кресла, произнес панегирик Теодориху и, заняв в цирке место между своими сыновьями, одаривал собравшихся здесь зрителей со щедростью триумфатора.

С чувством вполне понятной ревности и беспокойства наблюдал Теодорих за развитием событий, прекрасно понимая, что он не в силах их остановить. Ему приходилось вести себя максимально учтиво с византийским правительством, которое вынашивало планы установления нового порядка престолонаследия в Италии, но, считая, что плод еще не созрел, намеревалось пока сохранять дружественные отношения с остготским королем. Не исключено, что в первые годы после начала упомянутых выше событий он тоже доверял этому правительству. Во всяком случае, итальянские сторонники сближения с Византией не давали ему ни малейшего повода для серьезного беспокойства, и пока он всего лишь наблюдал за меняющимся явно не в его пользу — положением дел в стране. Правда, у него был один, весьма сильный козырь: группа, состоявшая из знатных римских аристократов, на преданность которых он мог рассчитывать при любых обстоятельствах. Это был тот круг людей, к которому принадлежали Эннодий и Кассиодор; с того самого момента, когда король взял в свои руки бразды правления Италией, они открыто встали на его сторону. Их помощь Теодориху в деле налаживания новой системы управления страной трудно переоценить, поскольку все они были высокообразованными людьми. Вряд ли нужно напоминать и о том, что простые люди Италии, которых в первую очередь интересовали их собственные интересы, также были на стороне короля. Основная масса этих людей считала, что остготское правление, подарившее Италии длительные годы мирной жизни и процветания, послано им Божьим Провидением, и поэтому им остается лишь денно и нощно благодарить Бога за этот дар. Само собой разумеется, что людей, принадлежавших к нижним слоям населения Италии, совершенно не интересовали политические проблемы, возникшие после прихода остготов к власти. Их вполне устраивало существующее положение дел, и — в отличие от сторонников сближения с Византией — у них не было ни малейшего желания что-либо изменить.

И тем не менее Теодориха не могло не беспокоить то, что интересы и симпатии определенной части римского населения Италии, пусть и не очень значительной, начали меняться. Он очень хорошо помнил, каким резким было противостояние римлян и варваров в самом начале его прихода в Италию и сколько неприятностей доставил ему возникший в стране дуализм. Остготское королевство было еще очень слабым, и малейший конфликт мог привести к непоправимым последствиям. В течение всего времени своего правления Теодорих внимательно наблюдал за этим противостоянием, не отдавая предпочтения ни одной из сторон, что позволяло ему поддерживать определенное равновесие. И вот теперь, в силу воздействия все более усиливающихся религиозных и националистических факторов, этот баланс сил стал весьма неустойчивым. В стране начинался кризис, который сразу же продемонстрировал все ее слабости.

С тех пор, как у некоторой части населения Италии вновь стал превалировать национально-римский взгляд на все события, противостояние римлян и варваров в научной, социальной, политической и религиозной сферах общественной жизни стало таким же, как и прежде. И как только в сознании многих римлян идея сближения с Византией вновь обрела притягательную силу, немедленно произошел всплеск националистических настроений. Вместе с ними росло и недовольство складывающейся в стране аномальной ситуацией, в которой обвиняли остготское правительство. Критики все чаще и чаще отваживались на публичные выступления. Жалобы на самоуправство и алчность как готских, так и римских чиновников, но главным образом — на превышение власти готами, возглавлявшими высшие административные инстанции, становились все более громкими и настойчивыми. И поскольку король лично убедился в справедливости некоторых нареканий, он попытался немедленно исправить создавшееся положение. Его сразу же поддержали те знатные римляне, которые бескорыстно были преданы ему. Но те, кто разыгрывал карту сближения с Византией, стали всячески торопить события, создавая в стране беспорядки. Некоторые истинные друзья готов, действительно стремящиеся лишь к улучшению ситуации в стране, были не слишком сдержанными в своих обвинениях; их стали подозревать в разжигании антиготской вражды и в подстрекательстве к передаче власти в Италии византийскому императору, а вот те, кто на самом деле занимался этим, оставались в тени. Готская правящая верхушка поступила весьма недальновидно: она стала подвергать преследованиям здравомыслящих добропорядочных граждан, подталкивая их тем самым к переходу в лагерь провизантийской партии. Результат этой недальновидной политики был весьма печальным: возникшая в стране неразбериха породила множество острейших конфликтов, что в конце концов привело к процессам над людьми, обвиняемыми в государственной измене; приговор всегда был одним и тем же — смертная казнь.

И без того трудное положение в стране было осложнено еще тем, что именно в это непростое для готов время умер зять и наиболее вероятный наследник Теодориха Эвтарих. Правда, у Эвтариха был сын, Аталарих, но ему исполнилось всего лишь пять лет. А поскольку сам король достиг уже весьма преклонных лет — ему было почти семьдесят, то весьма юный возраст теперешнего наследника престола стал для Теодориха новой головной болью. Со смертью Эвтариха Теодорих внезапно лишился и опоры своей старости и надежды на лучшие времена; а византийские политики, так же как и итальянские националисты, получили в свои руки новый агитационный материал. Уверенное спокойствие, с которым Теодорих смотрел в будущее, покинуло его навсегда. И теперь злой рок обрушивал на него удар за ударом.