Василий Сиповский - История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1 Страница 36

"Гробовщикъ".

Повѣсть «Гробовщикъ» — веселая шутка, съ примѣсью фантастики, во вкусѣ модныхъ тогда повѣстей. Съ тонкимъ, почти гоголевскимъ юморомъ, охарактеризованъ герой повѣсти и его сосѣдъ, нѣмецъ Шульцъ. Единственный разъ, въ этой повѣсти, Пушкинъ заглянулъ въ жизнь русскаго ремесленника.

"Станціонный Смотритель".

Повѣсть "Станціонный Смотритель" представляетъ собою трогательную исторію изъ жизни "маленькихъ людей". Съ теплымъ сочувствіемъ разсказываетъ Пушкинъ о тяжелой жизни станціонныхъ смотрителей, о горѣ, постигшемъ его героя, когда его любимая дочь Дуня покинула его скромный домикъ, увлекшись проѣзжимъ. Старикъ спился съ горя и умеръ. Сочувствіе къ "униженнымъ и оскорбленнымъ", которое впослѣдствіи нашло y насъ выразителя въ лицѣ Достоевскаго, впервые художественно выражено было Пушкинымъ. И до него сентиментальные писатели, вродѣ Карамзина, изображали страдающихъ героевъ, стараясь вызывать къ нимъ состраданіе, — но эта «надуманность» ихъ произведеній, этотъ сентиментализмъ, выражающійся въ навязываніи читателю своихъ чувствъ, слащавый тонъ, — все это дѣлаетъ ихъ произведенія нехудожественными въ глазахъ современнаго читателя. Пушкинъ, великій писатель-реалистъ, тѣ же чувства состраданія къ униженнымъ и оскорбленнымъ, возбуждаетъ y читателя объективнымъ и правдивымъ изображеніемъ жизни. Ta же идея, но другая манера письма.

"Барышня-крестьянка".

Повѣсть «Барышня-крестьянка» вводитъ насъ въ жизнь современныхъ Пушкину "дворянскихъ гнѣздъ". Передъ нами нехитрая любовь молодого барина Алексѣя Берестова и сосѣдней барышни — Лизы Муромской. Оба героя настроены на романическій ладъ, но это не мѣшаетъ имъ быть очень жизнерадостными. Русская деревня, помѣщичья жизнь обрисованы здѣсь добродушно и любовно, — въ повѣсти нѣтъ такихъ выпуклыхъ и мрачныхъ картинъ этой жизни, какъ въ "Дубровскомъ".

"Исторія села Горохина".

"Исторія села Горохина" представляетъ собою остроумную шалость Пушкина: онъ высмѣялъ въ своемъ разсказѣ манеру письма нѣкоторыхъ историковъ. Вѣроятнѣе всего, онъ мѣтилъ на сочиненіе Полевого: "Исторія русскаго народа". Разсказъ ведется отъ имени Бѣлкина. Это добродушный, недалекій человѣкъ, съ самыми поверхностными знаніями, но обуреваемый зудомъ писательства. Онъ не можетъ отличить существеннаго отъ несущественнаго и о самыхъ пустыхъ и мелкихъ событіяхъ и лицахъ деревенской жизни повѣствуетъ съ паѳосомъ. Жизнь деревни, съ комической стороны, представленa Пушкинымъ очень удачно. Живыя лица крестьянъ, въ своеобразномъ освѣщеніи Бѣлкина, проходятъ передъ нами.

Драмы Пушкина.

Къ послѣднему періоду творчества Пушкина относится сочиненіе имъ небольшихъ драмъ, или, вѣрнѣе, драматическихъ сценъ. Большинство ихъ написаны въ 1830-омъ году въ селѣ Болдинѣ, гдѣ Пушкинъ жилъ во время холеры и откуда выбраться долго не могъ вслѣдствіе карантиновъ. "Скупой Рыцарь", "Моцартъ и Сальери", "Каменный Гость", "Пиръ во время чумы" — всѣ относятся къ 1830-му году. Ранѣе въ 1826-омъ году была написана имъ "сцена изъ «Фауста», и позднѣе — въ 1832-омъ года «Русалка». Всѣ эти драмы, въ сущности, очень похожи, по композиціи, на "Бориса Годунова", представляютъ собою отдѣльные психологическіе моменты, но не даютъ картины развитія страсти.

Передъ нами выведены характеры, воплощающіе общечеловѣческія страсти. На нѣсколькихъ страницахъ, въ двухъ-трехъ монологахъ, Пушкинъ рисуетъ удивительно сложные характеры. Въ этомъ — ихъ психологическій интересъ, — но эта способность великаго поэта въ немногихъ словахъ сказать многое лишаетъ его драмы всякаго сценическаго интереса.

"Скупой Рыцарь".

"Скупой Рыцарь" представляетъ собою, по глубинѣ психологическаго анализа, по яркости образа, по ширинѣ художественнаго замысла, всесторонне исчерпывающаго во всѣхъ подробностяхъ общечеловѣческій типъ скупца, истинно-шекспировское произведеніе.

Герой-психопатъ.

Въ изумительномъ, по силѣ и содержательности, монологѣ "Скупого Рыцаря" Пушкинъ сумѣлъ изобразить, пожалуй, даже не типъ скупца, a типъ психопата, покореннаго "маніей величія", "маніей преслѣдованія", подчиненнаго "навязчивой идеѣ" (idêe fixe) и переступившаго уже за предѣлы нормальнаго взгляда на жизнь. Это — мономанъ, который наслаждается "поэзіей зла". Онъ понииаетъ прелесть убійства: "есть люди, говоритъ онъ,-

Въ убійствѣ находящіе пріятность, —Когда я ключъ въ замокъ влагаю, то жеЯ чувствую, что чувствовать должныОни, вонзая въ жертву ножъ: пріятно…И страшно вмѣстѣ…

Манія величія. Idêe fixe.

Его "манія величія" выражается въ томъ, что онъ, владѣлецъ несмѣтныхъ богатствъ, воображаетъ себя владыкой міра; онъ «царствуетъ», полагая, что ему покорны и любовь, и добродѣтель, и поэзія, и злодѣйство… Но это — бредъ сумасшедшаго человѣка, который началъ съ собиранія денегъ, быть можетъ, съ мечтами устроить свое бытіе блестящимъ, и кончилъ тѣмъ, что деньги, средство для такого бытія, сдѣлалъ цѣлью. Онъ — не владыка, деньги — "не слуги и не друзья" его, a господа, и онъ служитъ имъ, по словамъ его сына, "какъ алжирскій рабъ, какъ песъ цѣпной". Его "idêe fixe" — наполнять свои сундуки: теперь передъ нимъ вся забота, вся цѣль жизни — наполнить "седьмой сундукъ, еще неполный". Онъ обожаетъ свое золото психопатическою страстью ("Какъ молодой повѣса…"). Онъ знаетъ исторію своихъ монетъ и съ наслажденіемъ преступника-психопата вслушивается въ ужасныя ихъ повѣствованія.

Манія преслѣдованія.

Онъ страдаетъ "маніей преслѣдованія", такъ какъ ему кажется, что его сынъ, жизнерадостный и беззаботный Альберъ, y котораго атласные карманы не держатъ золота — хочетъ завладѣть его деньгами. Онъ готовъ клеветать на него герцогу; онъ готовъ думать, что Альберъ мечтаетъ объ его смерти, что онъ готовъ его обокрасть… Страдая маніей преслѣдованія, онъ вѣритъ истинѣ своихъ подозрѣній — исчадію бреда. Трогательной чертой, смягчающей искаженный, нечеловѣческій обликъ старика, является проблескъ и въ его черствой душѣ прежняго рыцарскаго благородства, и потому на слова Альбера: "баронъ, вы лжете!" — отвѣчаетъ вызовомъ.

"Поэзія золота".

Пушкину въ монологѣ помѣшаннаго скупца удалось изобразить мрачную "поэзію золота". Оно — могущественное зло; оно ведетъ за собой сумасшествіе, преступленія, оно пропитано слезами и кровью, оно несетъ униженіе и рабство тѣмъ, y кого оно отсутствуетъ, — но оно не щадитъ и того, къ кому оно льется рѣкой. Скупой рыцарь говоритъ о тѣхъ лишеніяхъ, о тѣхъ страданіяхъ, которыхъ оно ему стоило: благороднаго рыцаря, слугу отечества и ближайшаго друга герцога оно превратило въ мрачнаго преступника, помѣшаннаго, клеветника и палача. Золото отнимаетъ y него жизнь. Передъ лицомъ герцога оно отомстило ему за его ужасную страсть, и онъ умираетъ рабомъ, съ крикомъ: "ключи мои! Ключи!".

Альберъ.

Совершенною противоположностью старику-рыцарю представленъ его сынъ — Альберъ. Это — жизнерадостный, добродушный юноша, полный любви къ развлеченьямъ и утѣхамъ земной жизни. Онъ честенъ и благороденъ, — ни одна черная мысль не грызетъ его сердца. Онъ говоритъ свое amen, на пожеланія Соломона скорѣе получить наслѣдство, съ беззаботной шуткой, не вдумываясь въ смыслъ того, что онъ сказалъ. Альберъ полонъ рыцарскихъ понятій о чести, — слушая клевету отца, онъ не протестуетъ, когда тотъ говоритъ объ намѣреніяхъ сына убить его, но онъ не выдерживаетъ позорящихъ обвиненій въ попыткѣ обокрасть отца.

Происхожденіе драмы.

Литературное происхожденіе драмы неясно. Во многихъ литературахъ удалось найти твпы «скупцовъ», но никому изъ изслѣдователей не удалось доказать, что Пушкинъ зналъ именно эти произведенія. Если допускать литературныя вліянія на образъ скупого рыцаря, то, всего вѣроятнѣе, можно эти вліянія отыскать въ сочиненіяхъ Байрона, — ихъ, по крайней мѣрѣ, Пушкинъ читалъ навѣрно. Въ "Донъ-Жуанѣ" Байрона есть нѣсколько строфъ, посвященныхъ психологическому анализу скупости и отчасти "поэзіи золота".

"Моцартъ и Сальери". Типъ героя.

Въ другой драмѣ: "Моцартъ и Сальери" Пушкинъ въ лицѣ героя — Сальери вывелъ образъ, нѣсколько напоминающій стараго барона. Сальери — тоже мономанъ, для котораго музыка — все въ жизни; ей служитъ онъ съ дѣтства, надъ ней онъ дрожитъ, какъ баронъ надъ своимъ золотомъ; онъ наслаждается ею такъ же, какъ баронъ своимъ золотомъ — тайкомъ, "про себя" — онъ творитъ и сжигаетъ свои произведенія. Какъ для скупого барона каждый дублонъ полонъ смысла, полонъ краснорѣчивыхъ разсказовъ, — такъ для Сальери каждый музыкальный звукъ есть предметъ изученія, каждый звукъ полонъ значенія: «музыку» онъ "разъялъ, какъ трупъ, повѣрилъ алгеброй гармонію"…