В. Сиповский - Родная старина Книга 3 Отечественная история с конца XVI по начало XVII Страница 49

Во многом был виноват Шейн, но измены за ним, конечно, не было, иначе он не вернулся бы в Москву. Но бояре, которых оскорбили его спесь и тщеславие, хотели доконать его и потому особенно напирали на измену.

Шейну отрубили голову. Той же казни подвергся товарищ его, Измайлов, с сыном, обвиненный в измене, сношениях с врагами и в том, будто он говорил «много воровских, непригожих слов» о царе и патриархе. Нескольких сослали в Сибирь.

Несчастье под Смоленском было тяжким ударом для Москвы. Теперь оправиться, снарядить сколько-нибудь сильную рать было для нее невозможно: денег в казне совсем не было. Приходилось искать мира, но Польша предупредила. Из-под Смоленска король двинулся к крепости Белой, рассчитывая взять ее без труда, но воевода и не думал сдаваться. Полумертвые от голода и холода поляки вынуждены были вести осаду, делать окопы, рыть мины. Русские сделали удачную вылазку: захватили восемь знамен, воспользовавшись оплошностью поляков. Подкопы им не удались, даже вредили им самим больше, чем русским. В это время к Владиславу пришли дурные вести с турецкой границы. Все это побуждало его заключить с Москвой мир — мир вечный. Паны первые прислали к боярам предложение о мире. В Москве оно, конечно, было принято охотно, и в марте 1634 года боярин Федор Иванович Шереметев и князь Алексей Михайлович Львов отправились великими послами на съезд с польскими сановниками на речке Поляновке.

Дело, как всегда, началось взаимными укорами и обвинениями. Поляки стали было говорить о правах Владислава на московский престол и корить русских за нарушение перемирия; тогда московские послы, крепко стоявшие за государеву честь, заявили, что они ни о чем и говорить не станут, если Владислав не откажется от своих притязаний на Москву.

— У нас, — сказали они, — у всех людей Русского государства, начальное и главное дело — государскую честь оберегать, и за государя все мы до одного человека умереть готовы.

После долгих споров и требований за издержки последней войны польские послы сказали:

— Королю будем бить челом, чтоб он крестное целование с вас снял и титул свой государю вашему уступил, а вы объявите, чем вы за то государя нашего станете дарить.

— Нам этого в уступку и дар не ставьте, — отвечали московские послы, — что король хочет с себя титул московский сложить; дарить нам государя вашего за это не за что, потому что великий государь наш на Московском государстве царствует по дару и воле Всемогущего Бога, по древней своей царской чести от предков своих, великих государей. А наше, московских людей, крестное целование от государя вашего короля и от ваших неправд в московское разорение омылось кровью, и мы от него чисты!

Наконец польские послы заговорили об уступках — потребовали все города, которые были отданы Польше по Деулинскому перемирию, и 100 тысяч рублей денег. Русские упорно отстаивали выгоды своего отечества, уступая только в крайнем случае, когда поляки явно хотели уже прервать переговоры. После многих съездов, споров, увещаний наконец решено было уступить королю требуемые города и 20 тысяч денег за отказ от московского титула. Поспорили еще о титуле русского царя; поляки настаивали, чтобы он писался государем своея Руси, а не всея Руси, так как часть ее подвластна королю, но московские послы отстояли прежний титул своего государя. Затем послы ударили по рукам на вечном окончании. Так был заключен Поляновский мир 17 мая 1634 года.

Поляки добивались вечного союза с Москвой, предлагали даже, чтобы в знак полного единения московский посол при коронации польского короля возлагал на него корону, а польский посол возлагал бы корону на царя в Москве при венчании его на царство; предлагали, чтобы по смерти короля все московские чины принимали участие в избрании нового короля, чтобы русский царь, если его изберут в короли, жил два года в Польше и Литве и год в Москве, чтобы, если у царя не будет сына, польский король считался его наследником. Просили поляки также, чтобы им позволили строить в Московском государстве костелы, приобретать вотчины, вступать в браки с русскими, взамен чего русским в Польше давались те же права.

Очевидно, полякам хотелось мало-помалу прибрать к рукам Московскую Русь, как прибрали они уже русский юго-запад. Московские послы на эти требования отвечали отказом или уклонялись от ответа, говоря: «Пусть об этом государи перешлются между собою».

Поляновский договор о «вечном» мире скрепили крестным целованием сами государи. В начале февраля 1635 года явились польские послы в Москву. Им был устроен торжественный прием. В Грановитой палате они представлялись царю. Он сидел во всем царском великолепии на троне; по бокам трона стояли рынды в высоких рысьих шапках, с топорами на плечах; по стенам палаты сидели именитые бояре. Послов допустили к целованию царской руки, затем стольничий предъявил царю их подарки. На другой день позвали послов в Ответную палату. Здесь они говорили с боярами и читали договор. Затем их повели к царю, в Золотую палату. Государь был в полном облачении. Царский духовник принес животворящий крест на золотом блюде. Боярам и послам приказано было подойти поближе. Царь встал, и с него сняли венец, взяли из рук скипетр. Утвержденную грамоту положили под крест, и царь благоговейно приложился к кресту. Таким образом совершился обряд царской присяги. Затем царь велел своему печатнику отдать грамоту послам и отпустить их. Через несколько дней их в знак особенной чести пригласили к царскому столу в Грановитой палате. За столом царь милостиво посылал в золотых братинах напитки послам. Когда подали мед, государь встал и сказал:

— Пью за здоровье брата моего, государя вашего, Владислава-короля!

Через несколько дней после царского стола послов отпустили домой.

Король в свою очередь должен был так же торжественно скрепить договор с Москвой своей присягой. Любопытно, что русским послам, которые обязаны были присутствовать при королевской присяге, дан был наказ: «Непременно за то стоять накрепко, чтобы король поцеловал в крест, а не в блюдо (на котором лежал крест), и смотреть, когда король велит положить на запись крест, чтобы этот крест был с распятием. А если король закона люторского, то ему целовать Евангелие». (Наказ требовал от послов, чтобы они разведали подлинно, какой веры король.)

23 апреля совершился, весьма торжественно, обряд королевской присяги. Костел был великолепно убран. Король шел в костел с двумя архиепископами и шестнадцатью сановниками. Помолившись пред большим алтарем, он сел в кресла. Архиепископ стал говорить подходящую к случаю проповедь, причем довольно часто в свою речь вставлял латинские слова и изречения. Один из русских послов простодушно обратился к польскому канцлеру с просьбой запретить проповеднику говорить латинские слова, непонятные русским. После проповеди архиепископ подал крест и присягу королю, и он громко прочел ее и поцеловал крест; за королем присягнули шесть сенаторов. Затем король подал грамоту русскому послу и сказал:

— Надеюсь, что с Божьей помощью будет у нас крепкая и вечная приязнь с государем вашим, братом моим. Отдайте в его руки этот задаток нашего братства и кланяйтесь ему от моего имени по-приятельски.

Послы низко поклонились. Архиепископ запел: «Те Deum laudamus» («Тебя, Бога, хвалим»). Раздалась пушечная пальба…

Король угощал русских послов обедом, а потом позабавил их потехой, неизвестной еще на Руси, — театральным представлением. «А потеха была, — по словам послов, — как приходил к Иерусалиму ассирийского царя воевода Олоферн и как Юдифь спасла Иерусалим».

Русским послам предстояло еще исполнить печальное поручение царя — выпросить у короля прах Шуйских: царя Василия, брата его Дмитрия и жены последнего. Послы пообещали некоторым сановникам щедрые подарки соболями. Дело уладилось довольно легко. Король согласился, велел даже роскошно изукрасить гробы.

10 июня утром в Московском Кремле загудел колокол, и народ толпами повалил навстречу праху царя Василия. Гроб несли на головах боярские дети; его сопровождали духовенство и послы. Везде по пути в Москве у церквей погребальную процессию встречало духовенство в смирных (траурных) облачениях и присоединялось к ней. Близ Кремля встретил ее патриарх Иоасаф, преемник Филарета, а в Кремле у Успенского собора — сам государь. Он и бывшие при нем бояре и думные люди — все были в смирных одеждах. В Архангельском соборе пели панихиду, а на следующий день было погребение. Таким образом, праху злополучного царя Василия Ивановича довелось вернуться из плена и почивать в родной земле, под сенью православного храма, наряду с другими русскими государями.