Валерий Сойфер - Власть и наука Страница 51

Лысенко был талантливым учеником системы: его своеобычный стереотип сложился быстро. И с уже сформировавшимися приемами и подходами он принимается за разрешение еще одной практической задачи -- увеличения урожайности картофеля, высеваемого на юге Украины. И снова ход его мыслей шел от неприятия законов генетики и от следования нехитрой схеме, построенной на базе представлений о том, что внешняя среда способна лепить наследственность запросто, меняя формы и свойства растений.

Он придумал примитивное объяснение низких урожаев картофеля на колхозных полях на юге: допустил (без единого опыта), что оно обусловлено теплым климатом. Дескать, стоит клубням побыть пару месяцев в теплой земле, как картофельная "порода" (так, по-крестьянски, именовал он наследственность) испортится. Картофель начнет хуже "родить". Высади его еще раз на юге -- он еще раз подвергнется порче. На третий раз "порода" будет испорчена вконец, и ничего хорошего от такого выродившегося картофеля не жди.

Но раз породу легко испортить, то так же легко ее улучшить, посчитал Лысенко, надо только посадить клубни не в теплую, а в прохладную землю. Скажем, ближе к осени. Тогда за один-два сезона наследственность улучшится -- вот и решение проблемы повышения урожаев картофеля, так нужного советской стране. Было во всем этом что-то от суеверий, от древней простонародной веры в наговоры и сглаз. Не было ничего, конечно, от науки. Надуманные схемы приобрели в сознании необразованного человека самодовлеющую власть.

Следует сразу же сказать, что сам метод посадок картофеля летом никак нельзя было назвать новинкой. Принцип этот использовали задолго до Лысенко земледельцы Средиземноморья, океанских побережий США и других территорий с влажной теплой осенью, чтобы избежать засухи в критический момент жизни картофельных растений -- момент созревания, налива клубней. Но, смещая сроки посадки картофеля, никто не связывал это с изменением наследственности и, значит, ухудшением или улучшением "породы", ПОРОДНЫХ качеств, никто не предотвращал ВЫРОЖДЕНИЕ.

6 июля 1933 года по его распоряжению ассистент Е.П.Мельник засаживает в Одессе четверть гектара клубнями сорта "Элла". Посадка идет в сухую почву. Спасает то, что, по словам Лысенко:

"... лето было в этом году дождливое. Поэтому удалось получить всходы картофеля на участке, где уже был выращен один урожай, чего в обычные годы на неполивных участках нельзя получить в условиях юга" (65).

Однако везение есть везение и раз на раз не приходится: в следующие годы летних дождей было мало, и "опыты" дали отрицательный результат. Уже в 1934 году "оздоровление" не получилось, и Лысенко, сравнивая обычные и летние посадки, был вынужден констатировать:

"... разницу между этими посадками трудно подметить, ничего особенного в поведении растений из клубней от урожая летней посадки в глаза не бросалось... Можно было думать, что поведение растений в указанном опыте весенней посадки 1934 года... как бы не подтвердило нашего вышеупомянутого предположения о том, что летние посадки должны прекратить ухудшение посадочного материала картофеля при его репродукции на юге" (66).

Обратите внимание на его замечательное -- "как бы не подтвердило". Провал этот, дает понять Лысенко, как бы не имел места.

Очевидная неудача не повлияла на решимость Лысенко рекомендовать колхозам летние посадки. Он уже убедился в том, что анкетный метод подтвердит "действенность" любого его предложения, а вера в то, что его предложения правильны, была у него железобетонной. Поэтому летом 1934 года близлежащим колхозам дается команда посеять по одному-два гектара посадочным материалом, передаваемым лысенковцами из Одессы.

Лысенко уверял, что летние посадки завершились прекрасными результатами и что поздней осенью из колхозов поступили анкеты с записями о якобы замечательных урожаях. Особенно впечатляющим, по его словам, был вес индивидуальных клубней, собранных после летней посадки. Правда, и здесь не обошлось без курьезов. Лысенко называл вес выращенных тогда клубней равным то 400--500 граммам (см. /67/), то 300--500 граммам (68), то даже килограмму (69). А иногда он сообщал о якобы часто встречавшихся полуторакилограммовых и даже двухкилограммовых клубнях (70).

Впервые на публике Лысенко заговорил о картофеле в конце 1933 года, а уже в 1934 году объявил новую "теорию вырождения картофеля на юге" доказанной (71), зачислив ее в разряд "крупнейших достижений новой биологии", и заверил партийных лидеров, что благодаря этому очередному вкладу в науку производство картофеля на юге будет быстро увеличено. Его оптимизм был вполне в духе времени:

"Каждому трудящемуся более чем ясна прелесть нашей советской действительности, нашего советского строя. В самом деле, разве есть в мире для человека более душевное наслаждение, чем чувствовать и осознавать, что и ты вложил свою агрономическую мысль, свой труд в общее дело расцвета социалистического сельского хозяйства" (72).

Столь же демагогическим был подход к решению новой задачи -- отказаться от научных методов и заменить их своими:

"По старым представлениям мы должны были начать свои исследования с нахождения пути химического или биохимического анализа отличий одних клубней от других. Но такой подход к решению многих вопросов в агронауке, в том числе и вопроса борьбы с вырождением посадочного материала, -- не наш путь и не с этого нужно начинать" (73).

Параллельно он отверг вывод ученых о роли вирусов картофеля в порче клубней, приписав порчу только плохому действию внешних условий, а заодно решил отрицать необходимость изучения распространения вирусов в стеблях, листьях и клубнях:

"Ухудшение природы картофеля при культуре его в жарких условиях не связывалось с изменением породы в зависимости от условий жизни, а было зачислено в болезни" (74).

"Но так как возбудителей, то есть заразного начала, нельзя было обнаружить, то эту болезнь причислили к болезням, вызываемым фильтрующимися вирусами" (75).

Дальше события развивались по уже апробированной схеме: Лысенко организует газетную шумиху и протаскивает через Наркомзем УССР и СССР нужные ему постановления об обязательности летних посадок. В украинской газете "Коммунист" 21 марта 1935 года он помещает статью "За власну степову картоплю", а затем разражается вереницей статей в центральных газетах. 25 июня и 27 октября 1935 года он публикует статьи в "Правде", 15 июля и 15 сентября -- в "Известиях", 26 марта, 28 апреля, 8 июля, 30 июля, 9 октября и 7 ноября -- в "Социалистическом земледелии". "Возрождение сорта", "Обновление земли", "Картофель на юге", "Картофель на юге и теория стадийности", "Лiтня посадка картоплi" -- повторяющиеся названия статей создают впечатление действительно новой победы Лысенко. Параллельно те же статьи с минимальными изменениями он помещает в журналах "Колхозное опытничество" (76), "Колхозный бригадир" (77) и др.

На сессии ВАСХНИЛ в том же 1935 году он выступил с откровенной саморекламой и заявил, что благодаря летним посадкам "на 1937 год весь юг будет обеспечен на 200% посевным картофелем" (78). Спрашивается, а зачем нужны эти 200%, хватит и ста. Но залихватский тон рождал такие же залихватские цифры. Лысенко уже не мог остановиться, его заносит, и появляются эти хлестаковские "тридцать тысяч курьеров". Точно так же он заявляет в 1935 году в одной статье о проверке летних посевов в 25 колхозах на 300 гектарах, а в другой статье (79) эта же цифра площадей у него возрастает в 20 раз.

В это время он начинает проигрывать еще один мотив, становившийся у него популярным. Он дает объяснение, почему его новинки никогда не появлялись на презренном Западе и никогда там не подхватывались практичными капиталистами. Он пишет:

"... признать изменение природы картофеля при культуре его на юге -- это значит признать изменение наследственности организмов от условий жизни. Буржуазной же науке о наследуемости такую зависимость не выгодно было признавать. Не признает она ее и до сих пор" (80).

Как можно было законы экспериментальных наук объявлять буржуазными? Разве закон тяготения на одной шестой части суши действует иначе? Разве электрический ток при пересечении границы страны Советов перестает подчиняться закону Ома, а законы Менделя при этом меняют свой смысл и значение? Абсурдность таких утверждений ясна любому нормальному человеку. И уж совсем нелепо утверждать, что "буржуазной науке НЕВЫГОДНО ПРИЗНАВАТЬ" какие-угодно реально существующие факты и законы. Логичнее было бы считать, что уж если кому и выгодно "выжимать" максимальную пользу из научных исследований, то, говоря словами пропагандистов, прежде всего буржуям. Ведь для них чем больше прибыль, тем лучше. И, если борясь с вирусами, можно увеличить сборы картофеля, то они будут бороться с ними, как только можно. А если узнают, что не в вирусах дело, а в особом картофельном вырождении, то, будьте уверены, они и за "вырождение" примутся. Им, буржуям, лишь бы с выгодой остаться.