Рафаэло Джованьоли - Спартак Страница 61

В первую минуту Спартаком овладел гнев, и хотя говоривший был старик, он почувствовал искушение его ударить. Но, поборов это искушение, он спросил домоуправителя виллы Валерии.

- А почему ты понизил голос, ругая гладиатора?

- Почему... - ответил в смущении домоуправитель, - потому, что Спартак принадлежал раньше семье Валерии и ее мужу, великому Сулле, он был ланистой их гладиаторов., и Валерия, моя превосходная госпожа, - пусть боги покровительствуют и пошлют ей радость на долгие годы - имеет слабость считать этого Спартака великим человеком.., и решительно не хочет, чтобы о нем худо говорили...

- О преступнейшая женщина!.. - сказал Спартак иронически.

- Эй ты, солдат! - воскликнул домоуправитель, отступив на два шага и измеряя своего собеседника с головы до ног хмурым взглядом, - кажется, ты осмеливаешься говорить дерзости о моей высокоуважаемой госпоже!

- Вот тебе на!.. Я совсем и не хочу ругать ее, но раз она, благородная римская матрона, на стороне гладиатора...

- Это верно.., я тебе сказал... Это ее слабость...

- А, понимаю! Но если ты, раб, не желаешь считать эту слабость достойной порицания, то надеюсь, что я, свободный, могу находить ее такой.

- Но ведь виноват во всем Спартак!

- Да, конечно, клянусь скипетром Плутона!.. Я это тоже говорил - во всем вина Спартака. Позволить внушить к себе симпатию добродетельной магроны...

- Он - гнуснейший гладиатор!

- А что тебе худого сделал Спартак? За что ты его так ненавидишь?

- Что он сделал мне худого? Ты спрашиваешь, что он сделал мне худого?

- Я тебя спрашиваю об этом, потому что этот мошенник, насколько я слышал, объявляет свободу рабам, а ты ведь тоже раб и, казалось бы, должен по справедливости сочувствовать ему.

И, не дав времени домоуправителю ответить, он тут же прибавил:

- Если только ты не притворяешься...

- Я притворяюсь... Я притворяюсь!.. О, пусть Минос будет милосерд к тебе в день суда!.. И с чего ты взял, что я притворяюсь?.. Своей безумной затеей этот грязный Спартак сделал меня самым несчастным человеком. Хотя я раб, но, имея при себе своих двух сыновей, я был самым счастливым из людей... Двух прекраснейших юношей! Если бы ты их видел! Если бы ты их знал! Они были близнецы, с изволения богов, красавцы и похожи друг на друга, как Кастор и Поллукс...

- Ну хорошо Что же случилось с ними?..

- Они ушли в лагерь гладиатора, и уже три месяца у меня нет от них вестей... И кто знает, живы ли они?.. Да, кто знает, . О великий Сатурн, покровитель Самниума, не допусти, чтобы они были убиты, мои дорогие, мои ненаглядные, мои любимые сынки!

И старик разразился безудержными рыданиями, поразившими и растрогавшими Спартака.

После минутного молчания фракиец сказал домоуправителю:

- Значит, ты думаешь, что Спартак поступил дурно, желая свободы для рабов? Ты думаешь, что плохо сделали твои сыновья, уйдя к нему?

- Клянусь всеми богами, покровителями Самниума! Конечно, плохое дело восстать против Рима. И о какой свободе говорит этот глупый гладиатор? Я родился свободным в горах Самниума. Пришла гражданская война... Наши вожди кричали: "Желаем приобрести, права гражданства для нас и для всех жителей Италии". И мы восстали, мы сражались, рисковали жизнью... А потом... А потом, я, свободный пастух Самниума, стал рабом семейства Мессалы. И хорошо для меня, что я попал к этому благородному и великодушному семейству. И жена свободного самнита стала тоже рабой и родила сыновей в рабстве и...

Здесь старик остановился на мгновение; затем, продолжая свою речь, прибавил:

- Безумие.., мечты.., фантазия... Мир был и будет всегда разделен на господ и рабов, на богатых и бедных, на знатных и плебеев... и всегда он будет так разделен... Фантазия... Мечты...Ив погоне за ними бесплодно проливается драгоценная кровь - кровь наших сыновей! Ради чего? Что мне в том, что рабы станут свободными? если ради этого будут убиты мои сыновья? На что мне эта свобода? Чтобы проливать слезы? А если мои сыновья останутся в живых... Допустим, что все идет великолепно, и что завтра я и они будем свободны. А дальше? Что мы сделаем с нашей свободой, раз у нас нет ничего? Теперь мы у нашей добрейшей госпожи имеем все необходимое и даже больше - имеем лишнее, завтра мы, свободные, пойдем работать на чужих полях за такую ничтожную плату, что не на что будет жить... О, как мы будем счастливы, когда мы получим свободу.., умирать от голода!.. О, как мы будем счастливы!..

Старый домоуправитель на этом закончил свою речь. Грубая и бессвязная вначале, она, по мере того как он говорил, становилась все выразительнее и произвела глубокое впечатление на Спартака. Склонив голову, он долго стоял, погруженный в тяжелые и грустные думы.

Наконец он очнулся и спросил домоуправителя:

- Итак, здесь в вилле нет никого, кто понимал бы по-гречески?

- Никого.

- Принеси мне стилос и дощечку.

Когда домоуправитель подал требуемое солдату, тот на воске, покрывав" таем дощечку, написал по-гречески два стиха из Гомера:

Я издалека пришел, о женщина милая сердцу,

С тем, чтобы пылко обнять твои, о царица, колени.

Протягивая домоуправителю дощечку, он сказал ему:

- Распорядись, чтобы служанка немедленно разбудила госпожу и передала ей дощечку, иначе вам обоим будет худо.

Домоуправитель посмотрел раз-другой сначала на эти ему непонятные знаки, затем на Спартака, который задумчиво прохаживался по аллее. Наконец старик, невидимому, решился исполнить полученное приказание и направился в главный дом виллы.

Спартак продолжал ходить по аллее. Шагая то медленно, то быстро" то останавливаясь, то снова принимаясь ходить, он боролся с бурей, бушевавшей в его душе. В ушах у него звучали слова старого домоуправителя, которые произвели на него потрясающее впечатление, Он думал:

"Клянусь всеми богами Олимпа!.. Он прав... Если его сыновья умрут, что даст ему свобода в его сиротливой старости? Что ему в свободе, если он увидит ее лишь в костлявом и грозном образе голода?.. Конечно, он прав!.. Но тогда.., чего я ищу? Чего домогаюсь?.. Кто я?.. Кого представляю?.. Чего хочу?.."

И здесь он на мгновение остановился, будто испугавшись своих собственных вопросов; затем возобновил свою прогулку, медленно шагая, с склоненной на грудь головой. И продолжал думать:

"Итак, я преследую какую-то околдовавшую меня химеру, представлявшуюся мне истиной. Я гоняюсь за миражем, которого никогда не поймаю. Разве я брежу.. Или фантазирую?.. И ради своих фантазий проливаю потоки человеческой крови?.."

Но спустя мгновение он поднял голову и стал ходить уверенными шагами.

"Клянусь всемогущей молнией Юпитера Олимпийского, - думал он, - ведь нигде не сказано, что свободе должен сопутствовать голод, и что человеческое достоинство должно одеваться в грязные лохмотья жалкой нищеты! Кто это сказал? В каком божеском декрете это написано?"

Походка Спартака стала более быстрой и возбужденной, подавленность его проходила.

"Явись теперь передо мною, божественная истина, явись во всем блеске твоей непорочной наготы, влей бодрость в мою душу, сохрани мне чистую совесть и укрепи меня в моих святых намерениях!.. Кто же, кто установил неравенство среди людей?.. Разве не родимся мы равными?.. Разве не одни и те же у всех нас члены, не одни и те же потребности, не одни и те же желания?.. Разве не одинаковые у нас чувства, ощущения, разум и самосознание?.. Разве жизненные блага не одни и те же для всех?.. Не дышим мы все одним и тем же воздухом, не питаемся мы все одним и тем же хлебом, не утоляем жажду из одних, и тех же источников?.. Разве природа установила различие между обитателями земли?.. Разве она одних освещает и согревает жаркими лучами солнца, а других осуждает на вечную тьму?.. Разве роса спускается, принося одним благо, а другим гибель?.. Разве не рождаются, одинаково после девятимесячной беременности, сын царя и сын раба?.. Разве боги избавили царицу от родовых мук, испытываемых женой бедняка-крестьянина?.. Разве патриции живут вечно или умирают иначе, чем плебеи?.. Или трупы господ не гниют так же, как и трупы слуг?.. И разве кости и прах богатых чем-либо отличаются от праха и костей бедных? Кто же, пользуясь своей силой, установил различие между одним человеком и другим, кто первый сказал: "Это - твое, а это мое" и захватил права своего собственного брата?.. Если грубая сила была основой первой несправедливости, почему мы не можем восстановить равенство, справедливость и свободу? И если мы проливаем свой пот на чужой земле для того, чтобы вырастить и кормить наших детей, то почему нам не пролить нашу кровь, чтобы сделать их свободными и вернуть им все права?"

Здесь Спартак остановился, задерживая бег своих мыслей, и, испустив глубокий вздох удовлетворения, закончил свои рассуждения:

"Ну хорошо... Что же говорил тот?.. Ослабевший, упавший духом, огрубевший от рабства, он уже не сознает себя человеком, и влачит свое "существование как животное, утратив чувства человеческого достоинства и справедливости!"