Эмманюэль Ле Руа Ладюри - Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610 Страница 8

Налоговые откупа существовали и за пределами королевства. Исторически их значение во Франции увеличивалось по мере укрепления государства: при Мазарини на косвенные налоги приходилось менее четверти или пятой части доходов государства. При Кольбере и позднее они достигали, а порой и превышали половину их суммы.

В некоторых отношениях король, распределяющий должности и откупа, напоминает, повторим это, крупного земельного собственника полусеньориального типа. Крупный участок земли такой дворянин отдает в аренду на короткий срок. Другую часть своих земель разбивает на мелкие участки и за определенную плату сдает в вечное пользование или на срок жизни нескольких поколений, рискуя даже тем, что его потомки сумеют лишь с большим трудом вернуть эти многочисленные и парцеллизированные участки через несколько поколений амфитеотов[10].

После королевских служилых людей, откупщиков, арендаторов и финансистов рассмотрим другой тип (которому предстоит большое будущее) слуг монархии. Эта новая категория, в свою очередь, подразделяется на комиссаров и служащих, которые, соответственно, являются предшественниками наших высших государственных чиновников и госслужащих (напоминая нашу метафору о доменах, отметим: крупные землевладельцысеньоры Старого порядка имели в своем распоряжении помимо ленников и фермеров оплачиваемых служащих).

Королевские комиссары, как указывает их название, получали от суверена обозначенные в письменных патентах властные полномочия для исполнения определенных обязанностей в соответствии с «поручением». Среди них — послы, государственные советники, губернаторы провинций, их заместители и интенданты финансовых округов в областях. Некоторые из них до получения патента занимали королевские должности. Так же обстояло дело с интендантами, многие из которых вышли из генеральных докладчиков. В зависимости от обстоятельств они могли (или нет) получать и доходы от королевской должности, и возможные вознаграждения, причитающиеся им по их новому статусу комиссара. Служащие по своему положению значительно ниже комиссаров. (Но были исключения: некий Пеке, чиновник по ведомству иностранных дел при Людовике XIV и во времена Регентства, был фактически среди принимающих решения, конечно, менее влиятельным, чем его патроны Торси и Дюбуа, но ни в коем случае не второстепенным.) Статус служащих монархии по сути не очень отличается от статуса госчиновников в XIX и XX веках, за тем исключением, что их должностные права и обязанности скорее складывались из практики, чем определялись юридически. «Они получали жалованье, различное по размеру в зависимости от стажа, годовые наградные, пособия в исключительных случаях: на обустройство в Версале, в связи со своими бракосочетаниями или замужеством своих дочерей, пожизненные доплаты (премии) за службу, не подлежащие налогообложению. Их пенсии после выхода в отставку зачастую были равны их окладам и назывались «сохраняемое жалованье», часть которого после смерти продолжали выплачивать вдове, а другую часть — детям». Система служащих уже отвечала до известной степени специфическим требованиям бюрократии. Действительно, чиновники по своему статусу располагались на разных иерархических уровнях: так, «первый клерк» в Версале четко выделялся среди своих сослуживцев. Обязанности, исполнявшиеся служащими, определялись их технической и юридической квалификацией. Их отбор и наем все больше подчинялись универсальным критериям и все меньше зависели от происхождения и даже фаворитизма. Доходы принимали характер платы за наемный труд. Это не прибыль, не доход, а жалованье: оно позволяет получателю «вести достойный и соответствующий его рангу образ жизни».

Представлялось закономерным на этапе формирования этой системы объединять служащих и комиссаров в рядах государственного чиновничества. Но при этом социальная дистанция между первыми и вторыми оставалась значительной. Интенданты смотрели свысока на скромных чиновников, бумагомарателей, работающих в поте лица на самом нижнем уровне пирамиды — в казенных кабинетах в Париже или в провинции. И тем не менее эти две группы были уже достаточно прогрессивными по сравнению со структурами королевских служителей и откупщиков, отмеченных печатью институционального архаизма. В Консульство Бонапарта задним числом была подтверждена общность судеб комиссаров и служащих, окончательно упразднен институт королевских служителей и откупщиков, что было декретировано еще Революцией и обеспечило торжество власти и иерархии наемных чиновников, вышедших из среды служащих старой системы. Был учрежден двухвековой институт префектов: эти высокопоставленные чиновники продлят и усилят роль комиссаров-интендантов, свирепствовавших уже во времена наивысшего подъема классической монархии.

Она, таким образом, представляется организмом неоднородным, в рамках которого бок о бок существовали и королевские служители, и откупщики, и чиновничество. Стиль работы органов королевской власти скорее связан с прошлым, но вместе с тем в нем появляется и нечто новое. Классическая монархия привержена принятию решений по итогам обсуждения на собраниях Высшего совета, других советов управления, на заседаниях судебных инстанций, выборных лиц и т.д. Общественные силы на местах — гражданские или религиозные — также не остаются в стороне. Вспомним многочисленные дебаты в советах городов, в капитулах каноников… Широко была распространена практика управления с использованием советов в Испании: в 1721 году были известны советы Кастилии, финансов, по владениям в Вест-Индии, по военно-морским делам: сословные советы, военный совет и др. Полисинодия[11]во Франции в 1715 году была не радикальным новшеством, а скорее попыткой экстраполяции: число советов, которых и так уже было немало, просто увеличилось; они стали открытыми для аристократии и обрели более широкие властные полномочия. Да, уже в 1718 году с практикой полисинодии было покончено. Но центральная власть (в принципе) осталась приверженной традиционному Королевскому совету с его каноническими подразделениями.

Вместе с тем в монархическую эпоху существует и другой, неколлективный способ принятия решений. Он господствует в армии, представляя собой цепочку индивидуальных и авторитарных решений; они нисходят, как бурный водопад, по вертикали званий и командных должностей. В крайнем случае крупные военачальники, а иногда и сам король накануне сражения собираются для коллективного обсуждения, сидя на лошадях, стоящих по кругу мордами внутрь, а крупами наружу. Пришлось дожидаться исчезновения монархии Старого порядка, чтобы принцип единоличного принятия решений вышел за армейские рамки и стал применяться гражданскими властями[12].

Линии властной подчиненности, которые Бонапарт «прочертит» через министров, префектов, супрефектов и их подчиненных, положат конец обычаю коллегиального управления. Сверху вниз по этим линиям будут передаваться авторитарные решения ответственных деятелей, в том числе и в невоенных областях.

Короче говоря, классическая монархия в плане осуществления власти и суверенитета предстает как гиперболический образ всего общества, как его наглядная схема, в которой элиты, и в частности дворянство, столь широко представлены, что не остается места для крестьян и в меньшинстве оказываются буржуа или мелкие буржуа. Само собой разумеется, что прямые креатуры монарха сохраняют в высших эшелонах королевского аппарата, ущемляя других, многие рычаги управления. С учетом этого ограничения служилое дворянство, «люди шпаги», придворные, финансисты, писатели, судьи дворянского звания, а также прелаты монополизируют или почти монополизируют все верхние этажи монархического государства. Они без особых проблем сотрудничают в рамках официального или полуофициального истеблишмента с недворянским меньшинством, обладающим высокой квалификацией в различных областях, таких как правосудие, финансы, литература. Эти представители олигархии подразделяются в зависимости от стратегических целей и культуры. Они подчиняются не только своим узкоклассовым интересам, которые могли бы представлять собой нелепые подражания потребностям аристократии. Кроме того, на низовом уровне управленческие службы королевской системы возглавляют самые настоящие разночинцы. Но они не являются простыми исполнителями. Их власть на местах довольно значительна. Социальные конфликты разного рода возникают внутри монархической машины; они отражают и по-своему выражают противоречия, которые пронизывают не государственный аппарат, а общество в целом.

До сих пор мы рассматривали классическую монархию только изнутри или в ее отношениях с сообществами, которые ее окружают. Но она также тесно связана и с технологией своего времени, которая, в свою очередь, неотделима от общественных отношений. Я намерен рассмотреть здесь три области техники, оказавшие большое влияние на эволюцию государственных институтов. Прежде всего, огнестрельное оружие и, естественно, появление постоянной армии. Затем средства информации: бумага (старое изобретение), но особенно печатное дело (только появившееся). И наконец, импорт драгоценных металлов — золота и серебра, который предопределяет существование определенного технологического уровня в горно-шахтном деле в Европе и Америке и в осуществлении трансатлантической навигации. А с другой стороны, импорт драгоценных металлов повлек за собой огромные изменения в фискальной системе, породил враждебную реакцию в обществе.