Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Московский городовой, или Очерки уличной жизни Страница 44

Той же весной 1868 г. в Московском окружном суде слушалось дело пристава Рогожской части Постовского. Этот процесс окончательно свидетельствовал, что для приставов настали новые времена. Если раньше покровительство вышестоящего начальства могло избавить их от скамьи подсудимых, то теперь судьба полицейских офицеров, совершивших преступления, находилась в руках судебных властей.

Пристава Постовского судили не за что-нибудь, а за мошенничество. Как выяснилось, он уговорил некую госпожу Лик обратить ее имущество в капитал, в течение полугода перевел его на себя и потратил на погашение долгов, оставив женщину совершенно разоренной. Во-вторых, при продаже имения, принадлежавшего Лик, пристав устроил махинации с векселями. Суд приговорил бывшего пристава к лишению всех прав и ссылке на 4 года в отдаленные губернии, кроме сибирских. Интересно замечание репортера, освещавшего процесс: «раскольники этой части почему-то рады были этому приговору». Здесь явный намек на то, что в Рогожской части жило много староверов (среди них богатейшие купцы), права которых были ограничены действующим законодательством. Именно от частного пристава зависело, будет ли местная полиция скрупулезно выполнять требования закона или сквозь пальцы смотреть на некоторые его нарушения. Видимо, Постовский позволил себе жить настолько широко, что даже столь доходная часть не удовлетворяла всех его потребностей.

В 1881 г. вместе с ликвидацией управы благочиния была упразднена должность частного пристава. Прежние части были разделены на участки (от двух до четырех), которые возглавили участковые приставы. Они полностью отвечали за всю организацию полицейской службы на участке: расстановку постов, графики дежурств, проведение занятий с городовыми, первичный розыск по совершенным преступлениям, арест преступников, допрос их по горячим следам. В их обязанности входили надзор за поведением публики в общественных местах и прежде всего — «пресечение праздных разговоров о высоких особах». Именно приставам подчинялись околоточные надзиратели, им они докладывали о результатах обходов, а также немедленно сообщали (в любое время дня и ночи — «можно по телефону») о случившихся происшествиях и замечаниях со стороны высшего начальства.

В январе 1899 г. обер-полицмейстер Е. К. Юрковский особым предписанием дополнил служебные обязанности приставов:

«При обычных моих объездах по городу мною замечено, что между 2 часами дня и 6 часами вечера, т. е. в то время, когда занятия в участковых управлениях прекращаются, участковые приставы и другие чины полиции в некоторых участках постоянно находятся на улице, регулируя езду экипажей или наблюдая за правильной уборкой улиц и проч., между тем как в то же время в других участках, из которых некоторые даже сравнительно менее обременены служебными занятиями, я не встречаю почти никогда ни одного из полицейских чинов.

Принимая во внимание, что во время от 2 часов дня идо 6 часов вечера происходит усиленное уличное движение и что в эти часы во всех участках прерываются занятия в канцелярии, я предлагаю всем офицерским и классным чинам наружной полиции, свободным от каких-либо специальных служебных занятий, непременно находиться в эти часы на улице для необходимых распоряжений по наружному порядку».

В том же году обер-полицмейстеру стало известно, что некоторые приставы, выходя за пределы своих полномочий, переложили на околоточных надзирателей тяжесть ночных обходов квартир для выявления непрописанных жителей. Приказом по полиции проверки домов по ночам были возложены лично на приставов или их помощников. Попутно Юровский велел сделать околоточным надзирателям строгое внушение: «…никто из них без особой служебной надобности и разрешения пристава не должен отлучаться от района своих околотков».

Управление 2-го участка Пречистенской части.

На должность пристава мог быть назначен офицер, прослуживший в армии не менее трех лет, имевший образование не ниже четырех классов среднего учебного заведения (городского училища) или сдавший соответствующий экзамен. Портрет участкового пристава, выходца из военной среды, нарисовал популярный в начале XX в. писатель Марк Криницкий в романе «Молодые годы Долецкого»:

«Пристав облизал кончики усов. Одет он был с тою особою грубою щеголеватостью, с которой умеют одеваться одни только выслужившиеся полицейские, и выговаривал «г», как «х», что ясно указывало на получение им предварительного образования в военной казарме. Пальцы его правой руки были совершенно унизаны перстнями, а на голове до голой кожи расчесан прямой пробор. От всей его фигуры пахло не то духами, не то апельсинными корками.

Пристав, как был, вошел в пальто и стал расхаживать по комнате, заложив руки за спину и поочередно с заботливым видом поглядывая на свои лакированные сапоги, для чего выворачивал ступни ног наружу».

По свидетельству В. А. Гиляровского, лично знавшего многих офицеров московской полиции, среди приставов были люди самого разного происхождения. Так, в мемуарных очерках «Москва и москвичи» упомянут пристав, дежуривший во время бала в генерал-губернаторском доме — бывший гвардейский офицер. В другой раз писатель рассказал о приставе 1-го участка Сретенской части, выходце из самых низов:

«К десяти часам утра я был уже под сретенской каланчой, в кабинете пристава Ларепланда. Я с ним был хорошо знаком и не раз получал от него сведения для газет. У него была одна слабость. Бывший кантонист, десятки лет прослужил в московской полиции, дошел из городовых до участкового, получил чин коллежского асессора и был счастлив, когда его называли капитаном, хотя носил погоны гражданского ведомства».

Согласно Табели о рангах, участковый пристав московской полиции относился к VII классу, что делало его равным армейскому подполковнику. В начале XX в. жалованья ему полагалось 1400 руб. в год плюс 700 руб. «столовых». «Квартирной табелью» приставу отводилась квартира из шести комнат «общего квадратного содержания в 30 саженей при норме высоты 5 арш.»[55].

Однако, получая ежемесячно 175 рублей, пристав не мог отнести себя к «достаточному классу». Содержание семьи, сама жизнь в Москве с ее соблазнами, вращение в обществе требовали гораздо больших расходов. «Обращая внимание на состав и быт приставов и их помощников, — описывал генерал Рейнбот положение московских полицейских сенатору Гарину, — пришлось прийти к заключению, что за редким исключением большим подспорьем им служат подарки от обывателей».

Градоначальник разделял такие подношения «на сделки с совестью и сделки с самолюбием». Первые имели явные признаки «лихоимства», поскольку налицо была причинно-следственная связь между получением мзды и действиями должностного лица. Во втором случае такой связи не было. С чисто юридической точки зрения «праздничные деньги», поднесенные офицеру полиции, взяткой не являлись, а считались начальством «глубоко укоренившимся в Москве злом», с которым волей-неволей приходилось мириться.

Интересно, что свежий взгляд на деятельность московских приставов приводил начальство к неожиданным выводам. Так, принимая дела, генерал Рейнбот получил от помощника градоначальника Будберга сведения о полицейских офицерах, возглавлявших участки, а спустя некоторое время внес в них свои коррективы:

«Из этой характеристики приведу несколько аттестаций: по мнению барона Будберга 1) пристав Арефьев — «опытен, обывателями любим, но не всегда достаточно распорядителен и энергичен», оценен 10 баллами. На самом же деле оказалось, что в нем выражены были особенно сильно «сделки с совестью», а любовь обывателей, вероятно, приобрел тем, что «брал» и шелком, и часами Омега, и мужскими статскими галстуками, и фруктами, и чем угодно, что и было по жалобам неблагодарных обывателей удостоверено дознанием моего секретаря Яковлева; 2) пристав Воронец — «опытен, довольно распорядителен, добрый начальник», 9 баллов. Оказалось, что он продавал конфискованные револьверы, широко допуская «сделки с совестью», о чем даже меня уведомил Департамент полиции; 3) пристав Ползиков — «достаточно опытен и распорядителен». Оказалось, опытность выразилась в растрате жалованья ночных сторожей, а распорядительность — во многих указаниях на его «сделки с совестью»; 4) пристав Львович — «довольно опытен, распорядителен». Оказалось, что в его участке появились без всякого разрешения разные торговые заведения, которые не могли быть вовсе разрешены градоначальником.

— Это ужасно! Верхние жильцы безобразничают — выливают всякую дрянь на голову!.. Пойду пожалуюсь полиции!.. Надо исполнить долг честного гражданина!..