Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Газета "Своими Именами" №34 от 20.08.2013 Страница 23

Но откуда взял цифры? «Сколько следователей... сколько конвоиров... сколько одураченных...» Что ж, давайте посчитаем. 17 миллионов сидят. Неужто и следователей было 17 млн.? А конвоиров? Вон Солженицына из Восточной Пруссии в Москву конвоировали двое. Так что их было не меньше 34 млн. Так? А охранников? Да уж по одному-то на каждого сидящего, пожалуй, было. Значит, ещё 17 млн.?.. Вот и подумал бы, сколько в таком случае остаётся одураченных трудяг, чтобы вывести страну на небывалый уровень сверхдержавы-победительницы.

А. Антонов-Овсеенко, сын расстрелянного отца, писал, что в первые послевоенные годы, «по данным Управления общего снабжения ГУЛага, на довольствии в местах заключения состояло 16 миллионов – по числу пайкодач». Источник цифр весьма авторитетный. Уж в Управлении-то не могли не знать, сколько человек надо накормить. Однако В.Н. Земсков, авторитетный исследователь истории репрессий, пишет, что на самом деле в документе Управления стоит  не 16 млн., а 1,6 млн. То есть перед нами десятикратная туфта. Скорее всего, Антонов-Овсеенко стал жертвой проделки некой О.Г. Шатуновской, которая обнародовала эту туфту и укатила в Америку. Не повстречался ли с ней там и товарищ Кантор?

И вот, изобразив нашу родину страной одураченных и вертухаев, Кантор декламирует: «Никто и никогда не снимет ответственности с советских людей за сталинские лагеря: лагеря устроил не один злокозненный вождь, а весь народ». Да, да, конечно, весь народ, но, разумеется, кроме его мамы и папы, дедушки да бабушки.

Но есть очень любопытные цифры, посмотрите: в 1926 году было осуждено 103 683 человека, из них 52% имели срок меньше одного года (М. Моруков. «Правда о ГУЛаге». М., 2006. с.37). И за эти 52% всему советскому народу надо держать ответ?

Прошло почти тридцать лет. В апреле 1954 года в ГУЛаге содержалось больше - 1 360 303 осужденных. Из них 190 301 – за бандитизм, разбой, убийства; 490 503 – за грабежи, кражи; 95 425 – за хулиганство; 135 730 – за должностные, хозяйственные преступления. В сумме это составляет 911 959 человек (там же, с.187). А 4 января 1949 года был издан Указ Президиума Верховного Совета «Об усилении ответственности за изнасилование», который предусматривал в иных случаях даже смертную казнь. По этому Указу в апреле 1959 года сидели 33 160 человек (там же). И за этих убийц и грабителей, бандитов и насильников всему советскому народу до скончания века нет прощения?

Из суммарного числа 1954 года остаётся 448 344. Эти были осуждены за контрреволюционные, т.е. за антисоветские, антигосударственные преступления. Но ведь любая власть, любое государство обязаны защищать себя и защищают. Или нет?

Уместно заметить и то, что население страны в 1954 году составляло 200 млн. Какой же процент от этого числа составляли названные 1 360 303 осужденных? 1% это 2 млн. А тут... Да ведь, пожалуй, 0,6-0,7% . Можно ли это назвать «массовыми репрессиями»?

Кто-то скажет: «Но это же 1954 год, Сталина уже не было, лагеря стали другими». Да нет, подобные системы так быстро не меняются. Но пусть. Однако вот доктор географических наук, академик РАЕН В. Бабкин, ссылаясь на того же историка В. Земскова, приводит количество заключенных в 1951-м уж точно «сталинском» году – 1 948 158 человек. А население приближалось к тем самым 200 млн. Какой же тогда был процент заключенных? Да ведь никак не больше 1%. Нет, такие цифры, как 0,6% - 1% плохо подходят к «массовыми репрессиями». А «политические» в 1951 году из названного числа составляли 579 878 человек, из коих 334 538 были осуждены за измену Родине («Правда», 8 августа 2011).

Конечно, при большом желании можно поставить под сомнение справедливость приговоров. Но вот что писал об этом ещё 8 октября 2002 года в газете «Дуэль», №41 Э.Г. Репин. Всем известные по телевидению Рой Медведев, Хакамада, Немцов, Альбац, покойные А. Яковлев, Солженицын, Карякин без малейшего смущения называли разные цифры «сталинских репрессий», поскольку потолки у них у всех разные – от 30 миллионов, названных Яковлевым, до 120 карякинских миллионов. Как известно, в 1985 году была создана Комиссия по пересмотру дел осуждённых при Сталине, возглавил её упомянутый А. Яковлев, академик, член Политбюро.

Комиссия работала 15 лет. Немалый срок. И притом, если многие процессы, в том числе такие громкие, как процессы 1937 года по делу Пятакова, Радека, Сокольникова и 1938 года по делу Бухарина, Рыкова, Ягоды, проходили открыто для публики и прессы, нашей и зарубежной, то пересмотр дел проводился при закрытых дверях, в сущности, тайно. И каков же результат 15-летнего каторжного тайного труда? Даже при этих антидемократических условиях и при многочисленных фактах махинаторского гуманизма к ноябрю 2000 года Комиссия реабилитировала лишь 1,5 миллиона и на этом прекратила своё существование: больше реабилитировать было некого. Кем же были, если они были, остальные 28,5 – 118,5 миллионов? Ведь невозможно сказать ничего другого: это законно осужденные преступники. Но число их было, конечно, очень далеко от тех, что называли эти патологически-потолочные ораторы.

Репин направил Генеральному прокурору Устинову исковое заявление о привлечении А.Н. Яковлева к суду за нерассмотрение дел 28,5 из 30 миллионов «несправедливо осужденных», которых он сам же ранее назвал, и за мошенничество в ходе реабилитации. Получил ответ: «Оснований для возбуждения уголовного дела против А.Н. Яковлева нет». Теперь-то несомненно: почил в Бозе. Но ведь сколько ещё благополучно здравствуют!

Кто у нас главный специалист по «сталинским лагерям»? Разумеется, Солженицын – сталинский стипендиат, нобелевский лауреат, кавалер ордена Андрея Первозванного, к сожалению, покойный. И вот в своём полубессмертном «Архипелаге» он пишет, например, что Советская власть осужденными кормила хищных зверей в зоопарках. Никто не снимет ответственность за это с русского народа! Пишет ещё, что вот, мол, одна бригада заключенных в сто человек не выполнила дневную норму по лесоповалу и за это их сожгли на костре то ли по очереди, то ли всех сразу. Другую бригаду по той же причине оставили на ночь в лесу, и все замерзли. Никогда не будет снята ответственность и за это с русского народа! Тем более, что ведь то были не исключительные случаи, а заурядное дело – кормить зверей живыми зэками, сжигать их, морозить и т.п.

Но, между прочим, и с вас, товарищ Кантор, никто и никогда не снимет ответственности за то, что Федора фон Бока вы назвали Теодором.

 Изображение М. Кантора неким первопроходцем, открывателем истин и новостей о войне очень похоже на то, что незабываемый критик Б. Сарнов писал об Илье Эренбурге. Вот началась война, все растерялись, в панике, советская идеология рухнула – и только один Илья Григорьевич бросился в бой против фашизма. Никого рядом не было ни видно, ни слышно – ни Шолохова, ни Алексея Толстого, ни Симонова, ни Ольги Берггольц... И ведь так характерно! Совершенно как поляки: мы их освободили, спасли, приумножили их земли, и они же готовы требовать с нас контрибуцию. И сарновых русский народ уберег от Освенцима, и один из них нас же требует к ответу.

 Кантор справедливо пишет: «Есть простительные грехи, есть непростительные... Существует иерархия зла... очень много уровней зла». Конечно, так и есть. Но тогда почему же, считая все «сталинские репрессии» несправедливым злодеянием, он требует к ответу весь советский народ? Разве на одном «уровне зла» находятся рядовой гражданин страны и, допустим, названные Солженицыным в «Архипелаге» - тут и портреты - руководители карательных органов и лагерей – Г. Ягода, А. Сольц, М. Берман, Н. Френкель, С. Фирин, Л. Коган, Я. Раппопорт, Бродский и другие.

И справедливо ли ограничиться только советским народом? А дореволюционная пора – разве тогда все было замечательно и никаких злодеяний? Тут богатую пищу для размышлений даёт сопоставление тюремных судеб двух писателей – Достоевского и того же Солженицына.

Первый был арестован 23 апреля 1849 года, когда ему шёл 28 год, за участие в тайном революционном кружке Петрашевского. Второй – 9 февраля 1945 года, года ему шёл 27-й год за контрреволюционную антисоветскую пропаганду. Первый был уже известным писателем, он знал, что арестован по доносу своего знакомца Антонелли и, естественно, досадовал, что доверился предателю. Второй – безвестный офицер Действующей армии, ему не на кого было досадовать: он посадил себя сам, рассылая знакомым письма, в которых порочил Верховное командование и Советскую власть, а письма, как ему было известно по штампу на них, просматривались военной цензурой. Он признавал, что посадили его правильно.

И что дальше? Можно заметить, хотя это имеет только личный характер, что во время следствия и суда Достоевский держался мужественно, стойко, даже дерзко и никого не выдал. Солженицын юлил, хитрил, вилял и заложил всех кого мог, включая собственную жену. Далее Достоевский пережил на Семеновском плацу страшную инсценировку смертной казни и после этой психической экзекуции сразу угодил в одиночную камеру Алексеевского равелина Петропавловской крепости, где был закован в кандалы и носил их весь срок. Солженицын, разумеется, ничего подобного не испытал и не мог испытать. В Советское время немыслимы были ни такие экзекуции, ни кандалы, как и клетки, в коих с благословении Чайки ныне держат подсудимых во время суда.