Анархизм, его теория и практика - Иван Сергеевич Книжник-Ветров Страница 3

Точно также и равенство. В природе равенства не существует. Карлик не равен великану и стройный юноша не равен горбуну. Люди не равны по полу и по возрасту, нет также равенства, в телесном развитии и умственных способностях. Единственное равенство, которое дает анархизм, это — равенство в праве пользования общей землей и культурным наследием прошлых поколений, если данное лицо захочет ими пользоваться. Таким образом и способность стать равным с лучшими людьми данной эпохи не может быть обеспечена анархическим строем, а может быть выработана лишь индивидуальными усилиями каждого человека.

Анархизм никого не обманывает. Он не может обещать ни счастья вообще, ни ни свободы, ни равенства, потому что все эти хорошие вещи зависят от духовной и физической самодеятельности людей, а не от того или иного социально-политического строя. Отличие анархизма от всякого иного строя жизни будет заключаться лишь в том, что, тогда как всякий иной строй в той или иной мере мешает индивидуальному развитию людей, анархический строй нисколько ему не мешает.

Анархизм не может также задаваться невозможной задачей уничтожить какую бы то ни было человеческую власть. Малые дети естественно находятся под властью родителей или других взрослых людей; менее умный находится под естественной властью более умного. Раз нельзя декретировать ни внутренней свободы, ни воли к равенству, то нельзя устранить и факта естественной власти человека над человеком. Единственное, от чего анархизм освобождает человечество, это от власти в смысле насилия. Раз ребенок стал взрослым, зрелым человеком, он естественно не слушается никого, кроме своего разума. Тот, кто заблуждался, но прозрел, естественно становится самостоятельным и перестает находиться под духовною властью мудреца. При анархизме остается естественная власть (не насилия, а душевного влияния), но совершенно уничтожается насильственная власть, санкционированная или не санкционированная политической или социальной силой, уполномоченной подчинять своей власти путем насилия. — Нет полиции, юстиции и войска, значит — нет политической власти; нет частной собственности на землю и на средства производства, значит — нет экономической власти. Остается только власть моральная или интеллектуальная.

6. Где ручательство в прочности анархического строя

Раз естественное неравенство остается между людьми и при анархическом строе, то может возникнуть опасение, что часть общества злоупотребит своим превосходством и путем насилия пожелает овладеть остальною частью общества и, благодаря усовершенствованным орудиям войны, успеет в этом и наложит свое иго на большинство, как это происходит и теперь.

Таким образом, — возражают некоторые — анархический строй, отказавшийся от милитаризма и криминализма, не ручается за невозможность возобновления старого политического и экономического рабства, тем более, что может оказаться, что общественное производство при всей его усовершенствованной организации приведет лишь к общей бедности, и часть общества захочет вернуть древнюю роскошь на счет крайних лишений большинства людей.

Но не трудно возразить на все это.

Безумная роскошь современных абсолютных монархов и капиталистов, несомненно, будет невозможна, но зато не менее несомненно, что уровень среднего благосостояния возрастет в очень большой пропорции и что все те дары культуры, которыми в настоящее время имеют возможность пользоваться лишь некоторые, станут предметом бесплатного всеобщего пользования, как теперь мосты, общественные сады, библиотеки, музеи. Человек все более и более будет проникаться мыслью, что борьба за существование никоим образом не может иметь места внутри человеческого общества, а заключается лить во всеобщем усилии людей, направленном на силы и явления природы с целью использования их для человеческих нужд. При таких условиях надо считать людей исчадиями несуществующего ада, чтобы предположить, что злость и эгоизм некоторых будут так велики, что они захотят поработить себе большинство человечества.

Если мы и допустим, что им это удалось бы, то несомненно, что новое состояние рабства не могло бы продолжаться долго. Слитком уж были бы чувствительны люди, пережившие вольность анархического строя, чтобы не возмутиться и не свергнуть своих поработителей.

Но нельзя допустить не только того, чтобы кучка узурпаторов могла победить большинство человечества, познавшего раз блаженство свободы, но и того, чтобы какие-либо люди захотели стать узурпаторами власти. Ибо если люди в среднем не отличаются исключительной добротой и альтруизмом, то за то они не отличаются и исключительной злостью или грубым эгоизмом.

Даже современный буржуазный строй дает нам уверенность, что опасаться исключительной злости некоторых людей нет основания.

Казалось бы, что в современном строе, основанном на порабощении большинства меньшинством и на капиталистической эксплуатации, не должно бы пройти минуты, чтобы не произошло убийства или увечья. Ибо страдание порождает озлобление и ведет к насилию над первым встречным. А между тем и в наши дни нарушителей чужой жизни и здоровья и присвоителей чужого труда очень мало среди порабощенных, несмотря на то, что поработители долгими веками лишали жизни и здоровья целые поколения порабощенных и вечно жили присвоением их труда. Разве нельзя после этого быть уверенным, что когда человечество освободится от власти и эксплуатации капитала, то инстинкты общественности и солидарности станут в нем еще прочнее и полнее?

Некоторые возражают, что малочисленность случаев насилия со стороны обездоленной части общества в наше время происходит вследствие страха перед наказанием, налагаемым опекающей капитал политической властью. Но всякий, кто знаком с реальной обстановкой современных преступлений, со статистикой преступности и т. п. данными, хорошо знает, что это возражение не выдерживает критики. Представление о наказании, следующем за преступлением, не играет роли в смысле предупреждения последнего, так как надежда —избежать наказания присуща всякому преступнику. Это особенно видно из того доказанного статистикой факта, что как много ни наказывают, а число, преступлений не только не уменьшается, а даже увеличивается, между тем как одно понижение цен на хлеб понижает преступность вернее самой умной системы наказаний. В науке права истина о том, что Страх наказания не удерживает от преступления никого, кто вынужден к совершению его экономическими или политическими причинами, представляет уже приобретение бесспорное2. Поэтому сравнительную общественную безопасность настоящего времени надо относить не на счет опеки криминализма, а только на счет господствующей среди людей склонности к миру и отвращения к грубому насилию. Даже огрубляющие нравы криминализм и милитаризм не могли до сих пор в конец испортить человеческую природу.

7. Утопичен ли анархизм?

Многие говорят, что анархизм как идеал хорош, но он утопичен, что люди не могут из современного буржуазного строя прямо перейти в анархический и что необходимы посредствующие, подготовительные ступени, и что одна из этих ступеней — путь правительственных реформ в духе авторитарного социализма.