Вадим Зверев - Иностранный шпионаж и организация борьбы с ним в Российской империи (1906–1914 гг.) Страница 10

В-третьих, указанные авторы допустили ошибку и неточность в определении ареала проживания немцев-колонистов и их численности в России к началу Первой мировой войны. В отличие от преобладания лиц этой категории в Прибалтийских, Привислинских губерниях и пределах Юго-Западного края (что в науке уже признано безусловным фактом), убежденность И. Никитинского и П. Софинова в массовом переезде немцев на Средний и Нижний Амур основана на неверных рассуждениях или литературном вымысле. Придерживаясь этого мнения, приведем лишь некоторые данные статистики по Приморской и Амурской областям. В 1911 г. в Приморье из 4 083 иностранцев (без учета китайцев и корейцев) немецких подданных было всего 239, а вот японцев 3 247 человек – в 13 раз больше, чем немцев[97]. К началу 1913 г. на 69 558 жителей Благовещенска приходилось лишь 154 европейца[98].

Неоднозначное толкование вызывает и тезис о том, что вследствие «интенсивного насаждения немецких колонистов России» в преддверии Первой мировой войны их число составило 2 000 000 человек. Уверенность в этом множестве безусловна, если речь идет не только о переселенцах, а обо всех прибывших в Россию подданных кайзера Вильгельма II. В соответствии с выводами И.К. Агасиева и А. Приба, общее количество немцев в России конца XIX – начала XX в. действительно достигло 2 000 000 – 2 500 000 человек[99].

Если же мы учитываем лишь колонистов, то обсуждаемый показатель чрезмерно преувеличен. Как видно из периодической печати, на Дальнем Востоке состав немецких переселенцев был невелик, тем более они не доминировали в регионе. Кроме того, по данным на 1897 г., в Тобольской губернии немцев-колонистов было не больше 1 000 человек[100]. Значительно меньше немцев, чем это принято считать, было зарегистрировано в крупных военно-административных центрах, приграничной полосе и близ стратегических объектов Юго-Западной Сибири. По документам полиции, в Омске и его окрестностях в 1910 г. проживал 71 германский подданный[101]. В Акмолинской (Кокчетавский и Петропавловский уезды) и Семипалатинской областях и местностях, прилегающих к Транссибирской железной дороге, немцев оставалось немного: к концу первого десятилетия XX в. русские власти стали препятствовать немецкому расселению (немцев признавали «вредоносным элементом»)[102].

Большая часть немцев-колонистов не стремилась за Урал, а компактно расселялась в Европейской, Юго-Западной и Центральной России. Да и общее число немецких переселенцев в стране было не столь велико.

Если же вслед за И. Никитинским и П. Софиновым придерживаться мнения, что немцы-колонисты составляли многочисленную этноконфессиональную общность и каждый колонист был прямо или косвенно задействован в сборе военных сведений в пользу Германии, то эта гипотеза представляется не только необоснованной, но и просто нереалистичной.

Анализ показателей деятельности разведывательных и контрразведывательных отделений военного министерства России, а также органов правосудия убеждает в том, что иностранные (в частности, немецкие) шпионы разоблачались, арестовывались и привлекались к судебной ответственности, но в несоразмерных указанному двухмиллионному индексу пропорциях. К примеру, в Варшавском военном округе, как видно из материалов отчетности штабной разведки, с 1900 по 1910 гг. по подозрению в шпионаже были задержаны 110 германских агентов[103].

С 1911 по 1913 гг. русская военная контрразведка арестовала в Варшавском военном округе 61, в Виленском – 27, в Киевском – 26, в Одесском – 14 и в Петербургском военном округах – 9 иностранных разведчиков[104]. Кто из них работал на Германию, установить так и не удалось.

Эти цифры свидетельствуют, что русская разведка, контрразведка и жандармская полиция противостояли десяткам, возможно, сотням немецких шпионов, но отнюдь не их многотысячной или миллионной армии.

Кроме того, результаты исследования периодической печати, полученные автором монографии, помогли не только дополнить регистрационные учеты по линии борьбы с немецким шпионажем, но и понять социальный и профессиональный статус вражеских агентов, их подданство и национальность.

Судя по встретившимся газетным заметкам с 1907 по 1913 гг., в десяти военных округах России и одном из ее западных пограничных районов были задержаны 96 человек (за шпионаж в пользу Германии – 39 человек). Из них: в Варшавском округе – 38 (за шпионаж в пользу Германии: 17 человек), Виленском округе – 23 (за шпионаж в пользу Германии: 15 человек), Петербургском округе – 7 (за шпионаж в пользу Германии: 3 человека), Московском округе – 3 (за шпионаж в пользу Германии: 3 человека) и в пограничном районе, подконтрольном Отдельному корпусу пограничной стражи – 3 (за шпионаж в пользу Германии: 1 человек) (см. Приложения 3, 4).

Из 39-ти немецких шпионов, находившихся под стражей в указанных военных округах и Хотинской бригаде Отдельного корпуса пограничной стражи, двадцать три были русскими подданными (мещане, солдаты, нижние чины), пятеро – немецкими офицерами и одиннадцать человек принадлежали к категории «германские подданные»/«прусские подданные». Причем только четверо из них были замечены в добывании разведданных о Двинской, Новогеоргиевской и других крепостях и с большей долей вероятности являлись колонистами[105].

О возможном шпионаже выходцев из Германии против России говорит и содержание некоторых документов контрразведки штаба войск Варшавского военного округа. Например, в январе 1913 г. ее начальник ротмистр С.В. Муев писал: «по полученным достоверным сведениям, бывшему прусскому жандарму Францу Янке, проживающему в Торне (Германия. – В.З.), поручено Прусским правительством насаждать своих людей в немецких колониях, расположенных в России. Для получения сведений о военной разведке, Янке периодически выезжает в Волынскую губернию, г. Херсон, Новый Двор и крепость Новогеоргиевск, где у него уже будто бы имеются агенты из немцев-колонистов (курсив наш. – В.З.)»[106].

Следовательно, если немцы-колонисты и принимали участие в шпионаже в пользу своей прародины, то их занятость в деле разведки носила недолговременный и неповсеместный характер. В подтверждение нашей версии о единичных случаях участия немцев-колонистов в национальном шпионаже сошлемся на три авторитетных мнения. Первое: В.Н. Клембовский допускал скрытное военное предназначение иностранных колонистов в сопредельных с Германией странах (Россия, как известно, имела с Пруссией протяженную сухопутную границу). В своем труде он утверждает, что «часть» из колонистов принадлежала к «второразрядной категории» шпионов, и в их обязанность входило «давать ответы на определенные вопросные пункты, составленные в окружных разведотделениях»[107]. Второе мнение: П.Ф. Рябиков, в свою очередь, повествуя об организации довоенной германо-австрийской сети в России (в том числе и среди колонистов), считал, что «резидентам были даны положения и профессии, вполне оправдывавшие лояльность их пребывания в известных пунктах и облегчавшие им выполнение задач»[108]. И третье мнение: К.К. Звонарев, солидаризируясь со своими предшественниками, опираясь на отечественный, английский и французский опыт, подчеркивал: «Если не все эти колонисты, то часть их так или иначе являлась информаторами германской разведки»[109].

Заручившись прямой и косвенной поддержкой в лице видных теоретиков и практиков иностранного шпионажа, принимавших личное участие в организации борьбы с ним, добавим: немецких шпионов в Российской империи не только выявляли, но и привлекали к уголовной ответственности. Властям удалось доказать сам факт сотрудничества иностранных и российских подданных (а так же лиц с двойным подданством) с германской разведкой на стадии досудебной проверки (переписка в порядке ст. 21 Положения о государственной охране/дознание/предварительное следствие). Согласно архивным свидетельствам, только в Варшавском генерал-губернаторстве с 1907 г. по 1 августа 1914 г. в процессе формального дознания и/или предварительного следствия обвинительные заключения были предъявлены 59-ти подозреваемым (см. Приложение /)[110].

По другим сведениям (см. Приложение 5), не претендующим на окончательную полноту, лишь за шесть неполных предвоенных лет (с 1909 по начало 1914 гг.) судебные учреждения министерства юстиции России вынесли обвинительные вердикты 22-м (военным) преступникам. Среди них оказались шестнадцать русскоподданных (девять русских и семь евреев[111]), один немецкий офицер и пять прусских/германских подданных[112].

Однако в ходе производства предварительной переписки и следственных действий получила распространение и противоположная практика. По нашим подсчетам с 1907 г. по 1 августа 1914 г. только в Варшавском генерал-губернаторстве (Варшавском судебном округе) жандармские начальники и прокуроры прекратили досудебную проверку в отношение 19-ти подозреваемых/ обвиняемых по делам о шпионаже в пользу иностранных держав (в том числе в пользу Германии)[113]. Основание для снятия обвинений было одно – «переписку (или уголовное дело) прекратить за недостаточностью улик»[114].