Игорь Кон - В поисках себя. Личность и её самосознание Страница 56

Психологическая сложность интериоризации хорошо иллюстрируется и экспериментально. Членам нескольких маленьких производственных групп (пять-семь человек в каждой) предложили оценить организаторские и деловые качества каждого, включая себя, и предсказать, как оценят его по этому качеству остальные. Сравнению подверглись три показателя: самооценка; объективная групповая оценка, полученная путем усреднения оценок, данных индивиду его товарищами по работе; предполагаемая групповая оценка. Выяснилось, что люди с высокой самооценкой получили более высокую групповую оценку, чем люди с низкой самооценкой; предполагаемая и объективная групповая оценки также оказались связанными. Однако совпадение самооценок и предполагаемых оценок оказалось выше, чем самооценок и объективных групповых оценок. Только 40% лиц с высокой самооценкой получили высокую групповую оценку, и только 26% лиц со средней самооценкой получили среднюю групповую оценку. По шкале деловых качеств больше половины лиц с высокой самооценкой получили низкую групповую оценку.

Чем же подкрепляется высокая самооценка, явно расходящаяся с мнением группы? Прежде всего самооценка не обязательно основывается на системе ценностей данной группы, она может опираться на другие критерии. Дополнительное исследование показало, что лица, самооценка которых не совпадала с групповой оценкой, имели в своем активе большее число так называемых референтных групп, мнение которых на них влияло. Человек более старшего возраста обычно основывает свою профессиональную самооценку не только на мнении, сложившемся о нем на данной работе, но и на своем предшествующем опыте, чего не может новичок; руководитель оценивает свои организаторские способности не только по реакции подчиненных, но и по отношению к себе начальства и т.д.

Кроме того, многое зависит от внутриколлективных взаимоотношений. Коллектив – не простая совокупность индивидов и не синоним абстрактной лабораторной группы, а определенная система взаимоотношений, которая накладывает свой отпечаток и на все виды самооценок. Поэтому советские социологи и психологи не ограничиваются в подобных случаях сопоставлением индивидуальной самооценки с групповой, а учитывают и характер коллектива, содержание совместной деятельности и т.п.

Таким образом, интериоризация чужих мнений уже предполагает и социальное сравнение, и атрибутивные процессы (обычно люди сначала приписывают другим то или иное отношение к себе, а затем уже принимают или отвергают его в качестве критерия оценки), и отбор информации в соответствии с уже существующим “образом Я” и ценностными критериями.

Не менее многогранен принцип социального сравнения. Хотя многие элементы нашего “Я” выглядят чисто описательными, (фактуальными, в большинстве случаев они соотносительны и молчаливо подразумевают какое-то количественное или качественное сравнение. Во-первых, индивид сравнивает свое наличное “Я” с прошлым или будущим, а свои притязания – с достижениями. Во – вторых, он сравнивает себя с другими людьми.

Первый момент отражен уже в знаменитой формуле У.Джеймса: самоуважение равняется успеху, поделенному на притязания.

Одному человеку невыносимо стыдно, что он – вторая, а не первая перчатка мира, другой радуется победе на районных соревнованиях. Чем выше уровень притязаний, тем труднее их удовлетворить. Правомерность формулы Джеймса доказывается не только житейским опытом, но и множеством специальных экспериментов, показывающих, что удачи и неудачи в какой либо деятельности существенно влияют на самооценку индивидом своих способностей.

Хотя сравнение достижений с уровнем притязаний кажется на первый взгляд сугубо индивидуальным, фактически оно принимает в расчет социальную ситуацию в целом, включая сравнение себя с другими ее участниками. К примеру, подавая заявление в вуз, молодой человек учитывает не только свою успеваемость по тем предметам, которые ему предстоит сдавать, но и вероятный уровень конкуренции (сколько претендентов ожидается на одно место и какова степень их подготовки).

Интересен в этом отношении эксперимент американских психологов. Людям, желавшим занять определенную должность в фирме, предлагали самостоятельно оценить несколько своих личных качеств. Затем в приемной появлялся еще один мнимый претендент на ту же должность. В одном случае это был хорошо одетый, самоуверенный, интеллигентного вида человек с портфелем (“мистер Чистик”), в другом – опустившаяся (в грязной рубашке и туфлях на босу ногу) личность (“мистер Грязник”). После этого претендентам на должность под каким-то предлогом предлагали вторично заполнить те же самые самооценочные бланки. И что же? После встречи с “мистером Чистиком” их самооценка снижалась, а с “мистером Грязником” – повышалась. Люди невольно соизмеряли свой уровень притязаний с обликом другого претендента, оценивая себя в сравнении с ним, хотя этого никто от них не требовал [2].

Социальный и психологический контекст влияет не только на мотивационно-оценочные (уровень притязаний), но и на когнитивные элементы “образа Я”. Люди гораздо яснее и отчетливее осознают те свойства, которые отличают их от какого-то подразумеваемого среднего (“принцип отличительности” или “контекстуальный диссонанс”). Среди детей среднего роста упомянули “рост” в свободных самоописаниях только 17%, а среди очень высоких или низкорослых – 27%. Среди детей средней упитанности вес упомянули 6%, среди худых или полных – 12%; если же взять за основу самовосприятие, то среди детей, считающих себя худыми, упоминание веса повышается до 13%, а среди считающих себя толстыми – до 22% [3]. Человек, имеющий какой-то физический недостаток, будь то горб или плохое зрение, всегда осознает это свойство отчетливее и придает ему больше значения, чем те, у кого таких отличий нет. Представители национального меньшинства или люди, попадающие в иную национальную среду, осознают свою этническую принадлежность гораздо отчетливее и яснее и придают ей большее значение, чем представители этнического большинства или люди, живущие в однородной национальной среде. То же самое можно сказать относительно пола: дети, в семьях которых преобладают лица противоположного пола, упоминают свою половую принадлежность чаще, чем в случаях преобладания лиц своего пола. Иными словами, индивидуальность воспринимается как особенность, отличие от других.

Вместе с тем “контекстуальный диссонанс” активизирует социальное сравнение и делает “образ Я” более проблематичным, селективным и внутренне противоречивым. Осознавая свои отличия от других, индивид вынужден более или менее самостоятельно выбрать группу, на которую он должен, может или хочет ориентироваться, и начинает сравнивать себя с другими не только по оси “сходство-различие”, но и по принципам “высший-низший”, “хороший-плохой”, “правильный-неправильный”, что непосредственно затрагивает его самоуважение.

Но процесс социального сравнения является двусторонним. Индивид воспринимает и оценивает себя в сравнении с другими, а других – по себе. Возникает вопрос: когда “другой” служит прототипом “Я”, а когда, наоборот, “Я” служит отправной точкой, референтом восприятия “другого”? Хотя самопознание всегда считалось трудным, люди обычно считают, что о себе судить легче, чем о других, и больше доверяют таким суждениям, особенно если речь идет о внутренних состояниях, мотивах и т.п. Отсюда и пословица: “Чужая душа – потемки”. Но то, что кажется нам “непосредственным знанием себя”, в действительности есть итог сложного процесса атрибуции (приписывания себе определенных свойств).

В процессе развития личности личностно-значимые черты сначала появляются в описаниях других людей и только потом – в самоописаниях. В то же время люди невольно приписывают другим собственные черты, считая свои поведенческие реакции, мнения и даже телесные свойства более распространенными, “нормальными” и правильными, нежели те, которые от них отличаются. Не случайно другие часто кажутся нам более похожими на нас, чем есть на самом деле. Низкорослый человек считает свой рост средним и так же называет других того же роста; добрый человек считает, что люди в большинстве добрые, а лживый – что все врут и только притворяются честными. Поэтому приписывание каких-то свойств другим нередко оборачивается невольным саморазоблачением.

Рефлексивное “Я” активно участвует в переработке информации не только о себе, но и о других людях, играя роль подразумеваемого, хотя большей частью неосознаваемого, эталона сравнения.

Принцип самоатрибуции уходит своими теоретическими корнями в радикальный бихевиоризм Б.Ф.Скиннера и теорию самовосприятия Д.Бема, согласно которой индивид черпает информацию о своих эмоциях, установках и убеждениях из трех главных источников: из восприятия своих внутренних состояний, наблюдения своего открытого поведения и обстоятельств, в которых это поведение происходит. Чем слабее, противоречивее или непонятнее внутренние сигналы, тем больше человек опирается в своих суждениях о себе на наблюдаемые им факты своего внешнего поведения и его условия, то есть судит о себе по своим поступкам. Иными словами, не только поведение человека в определенной ситуации зависит от того, как он воспринимает эту ситуацию, но и восприятие, оценка ситуации (и себя в ней) связаны с тем, как он в ней себя ведет [4].