Ирвинг Финкель - Ковчег до Ноя: от Междуречья до Арарата Страница 62

Вершина Джуди-дага (фотография Гертруды Белл 1909 г.)

В пятом моем походе жители города Тумурри, города Шарум, города Эзама, города Кибшу, города Хальгидда, города Куа, города Кана, чьи жилища, подобно гнезду орла, первой среди птиц, устроены были на вершине горы Нипур, горы неприступной, не склонились под мое ярмо. Я разбил лагерь у подножия горы Нипур…[169]

Синаххериб не просто передвигался со своим войском во время этой кампании, как до него царь Ашшурнацирпал II; он принимал в ней личное активное участие. Он так хотел добраться до самой вершины горы, что в какой-то момент спрыгнул с паланкина, в котором его несли, и продолжил трудный путь пешком:

Словно могучий тур, с отборными войсками моей гвардии и беспощадными воинами моими я во главе их встал. Ущелья, водопады, крутые обрывы гор на носилках я преодолел, места, трудные для носилок, я прошел пешком, подобно горному козлу, по вершинам и хребтам их. Там, где уставали колени мои, я садился на горные камни и пил воду из бурдюка ради утоления жажды.

В Британском музее есть фрагмент скульптуры, изображающей Синаххериба, взбирающегося по крутой горной тропинке и поддерживаемого сзади крепким оруженосцем. Что было на уме у Синаххериба, когда он взбирался на гору Нипур?

Царь Синаххериб поднимается в гору. Фрагмент барельефа из царского дворца в Ниневии

Может быть, и не надо так удивляться воодушевлению полководца во время успешной кампании, но здесь явно имелось в виду что-то более важное. Например, Синаххериб мог услышать какие-то местные рассказы о Ковчеге и об этой конкретной горе…

Синаххериб, разумеется, с детства знал историю о Потопе, скорее всего в ассирийской версии, где горой Ковчега считалась гора Ницир. Он, должно быть, часто размышлял о том, что за зверей собрал Утнапишти в своем Ковчеге; уже взрослым человеком этот могучий царь завел в Ниневии зверинец, куда из разных стран привозились редкие животные. Часто удивляются большому количеству (восемь или девять) клинописных панелей в наскальной летописи царя Синаххериба, при том что результаты именно этой кампании были довольно скромными; но, по-видимому, она была для него важнее, чем простые военные маневры. Возможно, местное население, обитавшее вокруг Джуди-дага, много рассказывало о Ковчеге – мы знаем, что местные всегда очень убедительно рекламируют свои достопримечательности, – так что каждый из проходивших этим путем ассирийских солдат купил здесь по паре амулетов, показать жене по возвращении. Синаххериб вполне мог попытаться лично проверить эти рассказы, пока стоял там лагерем.

Можно, конечно, на все эти предположения ответить, что Синаххериб здесь ничего не говорит о поисках Ковчега – точно так же, как его предшественник Ашшурнацирпал II по поводу горы Ницир. Разумеется, если царь не нашел там ничего, то и в его официальной хронике ничего об этом не сказано; тем не менее я хотел бы предъявить господам присяжным следующие два свидетельства:

Свидетельство А: немного магии

В одном клинописном заговоре предупреждается, что на вершине горы не всегда можно обнаружить ковчег. По типу почерка этот заговор можно датировать примерно 700 г. до Р. Х.; с его помощью отгонялись суккубы (лилиту) – призраки-соблазнительницы, являющиеся своим жертвам в ночных кошмарах:

О лилиту! Будь заклята Землей Широкой,

Семерыми, рожденными богом Эа!

Заклинаю тебя мудрым и прекрасным богом,

Шамашем, Господом вселенной!

Как мертвый забыл жизнь,

(Как) высокая гора забыла ковчег,

(Как) очаг странника забыл своего странника, —

(Так ты) покинь меня, мне не являйся! [134]

Для совершения магического действия здесь перечисляются примеры невосстановимого разделения: жизнь забывается тем, кто умер; тлеющие угольки, оставленные в домашней печи ушедшим путником, тухнут и остывают навсегда. Известно много месопотамских заклинаний, основанных на этом принципе; но появление Ковчега (eleppu) в приведенном примере – случай единичный. Мне кажется, он говорит не только о знакомстве с темой «Ковчег на горе», но и о том, что больше его на этой горе нет, а значит – кто-то надеялся его там увидеть. Я предполагаю, что использование этого мотива в заговоре есть результат повсеместно распространившихся слухов и споров о какой-то неудачной поисковой экспедиции, предпринятой ассирийским царем. В конце концов, если бы Синаххериб действительно что-то нашел, об этом знало бы все его войско, а по возвращении – весь его двор, вся столица, а вскоре и вся империя.

Свидетельство Б: прочная репутация

Коварной осадой Иерусалима в 701 г. до Р. Х. и последовавшей расплатой за нее Синаххериб заслужил немало посмертных комментариев в Вавилонском Талмуде (начало первого тысячелетия от Р. Х.). В одном из них мы видим Синаххериба вернувшимся из похода и дающим обет перед доской от Ноева ковчега:

После этого он ушел, и в ином месте нашел доску от Ноева ковчега. «Должно быть, Ты могучий Бог, раз Ты спас Ноя от потопа», – сказал он. «Если Ты поможешь мне в ближайшем сражении, я принесу Тебе в жертву двух моих сыновей», – такой обет он дал. Но сыновья его слышали это, и они убили его, как об этом написано, и произошло это, когда он поклонялся в храме своего бога Нисроха, – сыновья его Адрамелех и Шарецер поразили его мечом.

В приведенном отрывке комментируется сведение об убийстве Синаххериба сыновьями и их последующем бегстве на гору Арарат, приведенное в Четвертой книге Царств[171]; факт убийства подтверждается современными событию ассирийскими источниками [136]. Вполне естественно, что это убийство оказалось в центре внимания еврейских текстов, осуждающих Синаххериба; маловероятно, однако, что сюжет с доской от Ковчега не восходит к какой-то древней традиции, а выдуман на пустом месте через много столетий после описываемых событий. Вероятно, где-то были предприняты поиски Ковчега, и Синаххериб вернулся с каким-то куском дерева, и рассказ об этом затем начали повторять в историях о великом ассирийском царе. Во всяком случае, интерес Синаххериба к истории о Ковчеге был, конечно, привит ему еще в детском возрасте наставниками.

Занимаясь сравнением различных историй о Потопе, не следует забывать о Бероссе, вавилонском жреце III века до Р. Х., который тоже сообщает нам много полезного. Фрагменты его сочинений, сохранившиеся в виде цитат в составе более поздних текстов Полигистора и Абидена[172], можно считать отражением бытовавших в его время разговоров и историй, в том числе и о Горе Ковчега.

Он [Ксисутр] также сказал им, что место, в котором они находились, располагается в Армении. Они поняли всё это; они принесли жертвы богам и пошли пешком в Вавилонию. В наше время только маленькая часть корабля, остановившегося в Армении, остается лежать в Кордуйских горах в Армении, и некоторые ходят туда, соскабливают асфальт и держат его как талисман для удачи.

Версия Полигистора представляется мне попыткой объединить две различные традиции – северную армянскую (область за Урарту) и южную курдскую (Кордуйские горы, главной вершиной которых в то время, возможно, уже считалась гора Джуди).

В передаче Абидена сообщение Беросса оказывается гораздо короче:

Судно же его осталось там, в Армении, и местные жители используют кусочки дерева от него в качестве амулетов для заклинаний.

Удивительно, как мало здесь сказано о Ковчеге и сколь большое внимание уделено при этом коммерческому фактору. Очевидно, с незапамятных времен в описываемых местах процветала интенсивная торговля кусочками Ковчега в качестве мощных амулетов – ранний пример постоянного и жадного интереса человечества ко всякого рода реликвиям, от частиц Истинного Креста до мощей святых. Мы сразу представляем себе ряды сувенирных палаток вдоль дорожек по предгорьям, с выставленными на продажу щепками и кусочками битума. Давным-давно предок кого-то из этих торговцев снабдил Синаххериба основательным куском доски, соответствующим его царскому званию. Еще одна иллюстрация неизменности человеческой природы!

На данном этапе нашего путешествия мы можем сделать несколько выводов:

1. В древности место остановки Ковчега ощущалось религиозной и культурной «иконой», почитание которой простиралось поверх как географических, так и религиозных границ, Наши современные аналогии плохо работают в этой вневременной области.

2. Тогда, как и сейчас, подобные памятные места обладали религиозной или магической силой, зачастую имевшей также и коммерческие последствия.