Коллектив авторов - Социология вещей (сборник статей) Страница 58

Перевод с английского Виктора Вахштайна

Литература

Кастельс, Мануэль (1999) Становление общества сетевых культур // В. Л. Иноземцев (ред.) Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. М.

Фуко, Мишель (1999) Надзирать и наказывать: рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem.

Латур, Брюно (2002) Дайте мне лабораторию, и я переверну мир // Логос 5–6 (35): 211–241.

de Laet, Marianne, and Annemarie Mol (2000) The Zimbabwe Bush Pump: Mechanics of a Fluid Technology // Social Studies of Science 30: 225–63.

Haraway, Donna (1994) A Game of Cats Cradle: Science Studies, Feminist Theory, Cultural Studies // Configurations 1: 59–71.

Harvey, David (1989) The Condition of Postmodernity: an Enquiry into the Origins of Cultural Change. Oxford: Blackwell.

Hetherington, Kevin (1997) The Badlands of Modernity: Heterotopia and Social Ordering. London: Routledge.

Hetherington, Kevin, and Rolland Munro (eds) (1997) Ideas of Difference: Social Spaces and the Labour of Division. Oxford: Blackwell.

Latour, Bruno (1988) The Pasteurization of France. Cambridge, ma.: Harvard University Press.

Latour, Bruno (1990) Drawing Things Together, pp. 19–68 // Michael Lynch and Steve Woolgar (eds), Representation in Scientific Practice. Cambridge, ma: mit Press.

Law, John (1986) On the Methods of Long Distance Control: Vessels, Navigation and the Portuguese Route to India, pp. 234–263 // John Law (ed.), Power, Action and Belief: a new Sociology of Knowledge? London: Routledge and Kegan Paul.

Law, John (1987) Technology and Heterogeneous Engineering: the Case of the Portuguese Expansion, pp. 111–134 // Wiebe E. Bijker, Thomas P. Hughes, and Trevor Pinch (eds) The Social Construction of Technical Systems: New Directions in the Sociology and History of Technology. Cambridge, ma: mit Press.

Law, John and John Hassard (eds) (1999) Actor Network Theory and After. Oxford: Blackwell.

Law, John and Kevin Hetherington (2000) Materialities, Spatialities, Globalities, pp. 34–49 // John Bryson, Peter Daniels, Nick Henry and Jane Pollard (eds) Knowledge, Space, Economy. London: Routledge.

Law, John and Annemarie Mol (1998) Metrics and Fluids: Notes on Otherness // Robert Chia (ed.) Organised Worlds: Explorations in Technology, Organisation and Modernity. London: Routledge.

Law, John and Annemarie Mol (2001) Situating Technoscience: an Inquiry into Spatialities, 19: 609–621.

Law, John and Annemarie Mol (2002) Local Entanglements or Utopian Moves: an Inquiry into Train Accidents, pp. 82–105 // Martin Parker (ed.) Utopia and Organization. Oxford: Blackwell.

Lee, Nick, and Steve Brown (1994) Otherness and the Actor Network: the Undiscovered Continent // American Behavioural Scientist, 36: 772–790.

Mol, Annemarie, and John Law (1994) Regions, Networks and Fluids: Anaemia and Social Topology // Social Studies of Science, 24: 641–671.

Singleton, Vicky (1998) Stabilizing Instabilities: the Role of the Laboratory in the United Kingdom Cervical Screening Programme, pp. 86–104 // Marc Berg and Annemarie Mol (eds) Differences in Medicine: Unravelling Practices, Techniques and Bodies. Durham, nc.: Duke University Press.

Singleton, Vicky (2000) Made on Locations: Public Health and Subjectivities, submiuEd. Star, Susan Leigh (1991) Power, Technologies and the Phenomenology of Conventions: on being Allergic to Onions, pp. 26–56 // John Law (ed.) A Sociology of Monsters? Essays on Power, Technology and Domination. London: Routledge.

Strathern, Marilyn (1996) Cutting the Network // Journal of the Royal Anthropological Institute, 2: 517–535.

Thrift, Nigel (1996) Spatial Formations. London: Sage.

Уильям Пиц

Материальные вознаграждения. Об истории договорного права[215]

Нынешний период отмечен утратой интереса к истории права со стороны социологов. В среде последних немного найдется таких, кто попытался бы, по примеру Макса Вебера (1968), разрабатывать фундаментальные категории социальной теории на основе подробного исторического исследования правовых форм. Если какая-то часть их и предпочитает отсылать свою социальную теорию к эмпирическим, а не к универсальным структурам, то подобная отсылка имеет в своей основе наблюдения современных обществ. Работы такого рода принимают либо форму этнографических, этнометодологических или опирающихся на статистику исследований, пионером которых стал в свое время Эмиль Дюркгейм (1951), либо форму постмодернистских критических «набегов» на различные культурные явления; в результате этих «набегов» иногда появляются ситуативно значимые теории. Одним из позитивных следствий данного подхода оказалось сближение понятия социальности (а также субъективности) с понятием материальности, благодаря более серьезному отношению к «конкретным формам жизни» (Habermas, 1987: 326). Такие теоретические конструкты, как «коммуникативно структурированные жизненные миры» (Habermas, 1987: 295) и «габитус» (Bourdieu, 1977: 78) еще больше концентрируют внимание на деятельностных структурах сегодняшней жизни и на перформативном микровоспроизводстве социального порядка.

Однако, хотя сам по себе габитус или жизненный мир полагаются «историческими», это не означает, что к историческому исследованию относятся как к чему-то необходимому для формулирования теоретической аргументации. Более того, существует тенденция пренебрегать юридической терминологией и институциональными дискурсами как формами идеологического затуманивания реальной картины становления социальной жизни. Изучать их считается необходимым только с целью развенчания. Правовой дискурс становится первой жертвой этого подхода. Так, например, Бурдье (1997: 105) рассматривает закон в качестве «оправданной (justifi ed) силы». Поскольку же истинной основой правопорядка является «внеправовое насилие» (Bourdieu, 1977: 95), исследование языка права и лежащей в его основе логики лишено смысла.

Настоящее эссе опирается на иную точку зрения. Я полагаю, что институциональные дискурсы и, в частности, правовые терминологии обладают социальной консеквенциональностью[216]. По моему мнению, последние вовлечены в некое диалектическое обращение конкретных предметов жизненного мира или габитуса посредством рутинизированных коммуникативных актов, объективирующих их в качестве социальных фактов. Хотя высказанное утверждение и не является целью этой статьи, я полагаю, что все последующее изложение будет служить ему доказательством.

Название статьи («материальные вознаграждения») отсылает к присущему правовой культуре Англии и бывших британских колоний, таких, как Соединенные Штаты и Нигерия, неясному, но важному социальному объекту. В этих обществах материальное вознаграждение представляет собой фактическую реальность; обычно это некая вещь, обладающая экономической ценностью и наделенная благодаря ей важнейшим видом социальной власти: власти трансформировать субъективное обещание в объективное обязательство. Говоря конкретней, материальное вознаграждение есть фактическая причина договорных обязательств. В функционировании материальных вознаграждений как формирующего фактора договорных отношений меня особенно интересует то, что в этом процессе экономическая ценность материального предмета фигурирует исключительно в качестве средства порождения социального факта – правового обязательства.

В настоящем эссе исследуется история вознаграждения как правовой и как социальной реальности. Из подзаголовка следует, что главной целью этих исследований является использование задействованного в судопроизводстве метода социального исследования для изучения конкретных исторических процессов денежной оценки. Я намерен подвергнуть анализу материальные вознаграждения, потому что именно с ними в данной области связана основополагающая проблема – проблема отношений между судебно-правовыми объектами и капитализированными экономическими объектами.

Современное судопроизводство как теоретическая дисциплина изучает «гибриды» (Latour, 1993) – в том смысле, что его задача состоит в переводе знания о физической каузальности, являющегося достоянием культуры, на изрядно отличающийся от него язык социальной причинности, в контексте которого и устанавливаются правовые обязательства. Думаю, большинство из нас склонно ассоциировать теорию современного судопроизводства с полицейскими процедурами, в ходе которых находит применение уголовное право: с анализом места преступления, тел жертв, с лабораторным анализом образцов крови и токсинов, с физическим анализом «сомнительных документов» на предмет выявления фактов мошенничества и подлога и т. п. Но и в гражданском праве судопроизводство имеет важное значение. Так, например, проблема того, что можно называть судебной практикой капитала, впервые привлекла мое внимание в связи с появлением современного кодекса гражданских правонарушений. В 1846 году британским парламентом был отменен старинный квазирелигиозный закон Англии, по которому за смерть от несчастного случая должна была выплачиваться компенсация в размере денежной стоимости объекта, ставшего причиной смерти (Pietz, 1997). Этот закон был заменен «Законом о несчастных случаях, повлекших за собой тяжкие последствия», предусматривающим расчет размера компенсационных выплат исходя из оценки будущего неполученного дохода погибшего. «Законом о несчастных случаях» 1846 года устанавливалась современная процедура определения денежной ценности человеческой жизни, которая с тех пор используется во всех англоязычных капиталистических странах. Поводом для этой правовой реформы явилась новая социальная проблема, возникшая в конце 30-х – начале 40-х годов XIX века с распространением на территории Англии сети железных дорог; речь идет о проблеме крушений поездов. Двойственность статуса вовлеченного в судебный процесс материального объекта – локомотива – фигурирующего одновременно в качестве ценного капиталовложения и в качестве подлежащей судебному разбирательству причины смерти людей (а стало быть, являвшегося участником новой правоприменительной практики выплаты денежных компенсаций), как мне кажется, ставила перед теорией требующую разрешения проблему соотношения капитализма и судопроизводства.