Философия истории во Франции - Иван Владиленович Кузин Страница 13

Барант различает Провидение и рок. Если бы Провидение было равнозначно року, человек не мог бы извлекать из истории уроки и на их основании становиться, в частности, и более нравственным. Провидение подразумевает свободу, чтобы у человека была такая возможность – действовать согласно своей воле. Окончательный замысел Провидения этой воле неизвестен, она оказывается его своеобразным слепым орудием. Поэтому более важными являются даже не столько совершенные людьми поступки, потому что нередко делается то, что не задумывалось делать, сколько сами намерения, цели, за которые и возлагается ответственность. Намерения, а не результаты, становятся критерием нравственности. Тем самым у Баранта мы находим обоснование возможности сочетания исторической закономерности (детерминизма) с нравственной ответственностью.

Правитель, берущий на себя ответственность перед народом и историей, тем самым содействует Провидению и помогает обществу быстрее решать стоящие перед ним задачи. В этом состоит его принципиальное отличие от авантюриста во власти, который своими интригами только множит проблемы, замедляющие социальное развитие. Хороший правитель должен отвечать не столько за определение целей, которые надо достичь (иначе для каждого исторического деятеля можно было бы подыскать оправдание), сколько за выбор направления и характер осуществления движения. Такое понимание позволяло Баранту провести границу между его идеями и фаталистическими представлениями:

1. Человек нравственно свободен и ответственен за свои действия. Существующая «сила вещей» не является жестким предписанием реализации тех или иных событий и поступков, потому что к ее сути относится обозначение только общего вектора развития, который может даваться в самых различных видах и их сочетаниях.

2. Провидение связано с разумностью (мира и истории), а фатум указывает на действие слепых и неразумных сил. Поскольку человек является разумным существом, то он может распознавать планы Провидения, открывать которые ему и помогает история. Установление законов истории позволяет прогнозировать ее будущее, что делает саму историю фактом предвидения. Поэтому ценность истории определяется не столько тем, что она представляет нам примеры поведения в схожих обстоятельствах, сколько возможностью открывать социальные закономерности, выявлять условия развития общества и требования времени, которые в связке с прошлым благоприятствуют наступлению будущего.

Барант призывал беречь традиции, потому что никакие изменения не могут сразу же преобразовать общество. Поэтому радикальное стремление революции быстро переустроить общественную жизнь ошибочно. Необходимо сохранять наследие прошлого, ставшее традицией, что дает возможность каждому народу иметь свой путь развития и быть самобытным, даже если в конечном итоге всем предначертано достижение единой цели. В силу справедливости факта многообразия исторических судеб формы государственного устройства должны находиться в согласии с нуждами, обычаями, традициями, нравами и историей конкретного народа. Благо любого народа зависит от его неразрывной связи с культурными и историческими корнями собственной страны.

В основе критики Барантом философии истории лежит как раз таки показанная им значимость традиции. Вместо того чтобы исследовать прошлое, философы предвзято начинают его осуждать. Исторические события и личности не могут оцениваться безотносительно к той эпохе, частью которой они являются, – их необходимо рассматривать и понимать исходя из господствующих в это время нравственных и культурных ценностей. Только благодаря такому погружению в исторический материал можно предотвращать поспешные как позитивные, так и негативные оценки прошлого, которые делаются через призму современного положения дел в обществе. Философско-обобщенные суждения историков о тех или иных исторических событиях и личностях как о преступных, безнравственных, бесчеловечных или, наоборот, попытки возвеличивать их в качестве образцовых по причине их соответствия гуманным представлениям современности всегда будут неточны и несправедливы по отношению к прошлому.

Барант предлагает «нарративный» метод изучения истории, благодаря которому можно будет предотвращать появление и распространение отмеченных предрассудков и искажений истории. «Безличный» характер этого метода позволит читателю пережить все те состояния, которые проживались людьми прошлого.

Для понимания истории важно пробудить в себе чувство эмпатии, насколько это возможно вжиться в человека прошлого, чтобы видеть мир его глазами и воспринимать обстоятельства жизни в контексте его жизни. Только такой подход обеспечивает правильное формирование знания о прошлом. Воздерживаться от суждений, избегать личных оценок – в этом состоит задача историка. История раскрывается историку только в том случае, когда он настраивается воспринимать прошлое в горизонте тех оценок, которые были присущи людям этого прошлого, а также через последовательное рассмотрение оценок, даваемых следующими за ними поколениями. Барант считает, что история не творится логикой, как поэзия не слагается правилами грамматики. В правду истории включены столкновения человеческих эмоций, чувств, интересов и представлений, которые как порождают исторические события, так и искаженно или непредсказуемо их воспроизводят. Поэтому для талантливого и захватывающего изложения правды истории, как и в творчестве, необходим дар воображения. История как наука невозможна без воображения, так как благодаря ему обретается объективность прошлого. Поэтому бесстрастность исторической науки XVIII в. лишает ее истинности, она не может быть образцом, потому что история представляет всю палитру человеческой жизни, включая страсти, надежды, иллюзии, ошибки и заблуждения.

Барант в нарративной истории видел возможность достижения объективности и непредвзятости при формальной организации исторического материала, благодаря чему можно выявлять и показывать его философское, нравственное и пророческое содержание.

§ 4. О. Тьерри об историческом становлении французской нации

В политический контекст истории Франции понятие «нация» входит через переименование в 1512 г. Священной Римской империи в Священную Римскую империю германской нации. Однако полноценную значимость в рамках исторического познания оно приобретает только в XIX в., чему во многом способствовали Огюстен Тьерри (1795–1856) и «школа историков периода Реставрации» (Ф. Гизо, Ф. Минье, А. Тьер, В. Кузен и др.). По существу, современное понимание нации формировалось именно в лоне французской культуры, прежде всего в результате Французской революции 1789 г. и учреждения Первой Французской республики (1792 г.), государственное оформление которой и привело к появлению такой ценности, фиксирующей единство народа и суверенный статус государства.

Обратившись к изучению истории Франции, Тьерри вступил в полемику с аристократической теорией Буленвилье, в которой закреплялся «германский миф» об истоках происхождения французов (от франков) и справедливость установления такого порядка. В противовес этому мифу он связывает создание первой «национальной династии» с выбором на престол Гуго Капета. С этого момента (с 987 г.) возникает французская государственность, фундамент которой был заложен Капетингами (условно галлами, т. е. уже королями Франции, а не королями франков).

Тьерри указывает на то, что французы являются наследниками вышедших из коммун галлов, которые составили третье сословие, завоеванное германцами. Согласно Тьерри, развитие истории под водительством Провидения продемонстрировало бесперспективность попыток закрепить такое господство франков. Французская революция как раз таки стала апогеем длившейся века (V–XVIII вв.) борьбы за свободу «народа побежденных», против его угнетателей – «народа победителей».

Рассматривая историю Франции под таким углом зрения, как противостояние франков и галлов,