Папенькина дочка - Петр Сосновский Страница 46

Мне было достаточно того, что отец понял, хотя, конечно, он бы меня в любом случае поддержал. Для него важен сам выбор, а не то, что я выбрал.

— Доброта, вот главное, что я усматриваю в твоем поступке. Ты пожалел своего тренера. И правильно сделал. Пусть тебя Олег Анатольевич не сделает чемпионом, но он тебя уже сделал человеком!

Мать, та просто обрадовалась, когда узнала, что я отказался от столичного тренера, хотя она и недолюбливала Олега Анатольевича, но сообразила тут же: раз он слаб, значит не сможет меня выжать, как грушу или яблоко. Я для нее останусь сыночком Андрюшей, а не каким-то чужим заморским чемпионом.

Мои друзья отнеслись к произошедшему событию по-разному: Виктор Преснов принял сторону моей жены Светланы и недоумевал, отчего я ограничил свою «планку», Валентина лишь загадочно улыбнулась — ей не хотелось, чтобы я вдруг стал чрезмерно значимым и недосягаемым для нее, Михаил и Татьяна Полнушка наперебой кричали мне:

— Асоков, ты молодец, вот так и надо отшивать заезжих столичных воображал. «Я из тебя сделаю олимпийского чемпиона» — да кто он такой. Начнет тебя пичкать «витаминками».

— Не «витаминками», — тут же влез я и со знанием дела поправил, — анаболиками!

— Ну, пусть анаболиками, — тут же согласилась Полнушка и, улыбнувшись, показала мне свои ямочки. — Физурнов сам сделает из тебя олимпийского чемпиона. Да для него это раз плюнуть.

Нет, Олег Анатольевич не сделает из меня чемпиона. Я понимал это. Заезжий тренер был прав. Он при встрече наедине, отведя меня в сторону в пух, и прах раскритиковал моего физорга.

— Посмотри внимательно! — сказал мне столичный тренер. — У тебя, что глаз нет. Его спорт для оздоровления детей, подростков, а не для рекордов. Ну, пусть он тебя вывел, помог получить мастера. На этом его заслуги и кончаются. Я согласен, титул мастера важен, но не для профессионалов. Для меня это тот уровень, с которого я начинаю заниматься с человеком, но и то в том случае если вижу, на что он способен. Тебя Андрей я согласен вывести в люди! В тебе много куражу. Это то, что движет спортсменом. Ты распыляешься! — И он четко со знанием дела показал мне все слабые стороны работы со мной моего тренера, а затем посоветовал сконцентрироваться на одном виде спорта. Я в то время, то усиленно занимался бегом, то вдруг переходил на бросание ядра или диска. Прыгал в длину, через перекладину. На мне Олег Анатольевич испробовал все, что относилось к легкой атлетике. Я сам видел, что с меня бегун слабый. Пусть мастера и получил именно за этот вид спорта, но у меня фигура была не бегуна. Я тяжеловат. Мой торс больше подошел бы для поднятия штанги, толкания ядра. Мне неплохо давалось метание диска, копья.

Однажды, я не выдержал и, не умоляя достоинств Физурнова, осторожно с чувством такта кое-что из разговора со столичным тренером пересказал ему. Он тут же откликнулся:

— Ну, и хорошо Асоков, давай займемся толканием ядра. — Олег Анатольевич не хотел со мной спорить. Он, возможно, чувствовал свою ошибку. Она заключалась в его пассивности. Я бы ушел от него, но для этого мой тренер должен был сказать мне:

— Асоков, тебя ждут рекорды! Я тебя отпускаю. Иди, неси знамя советского спорта! — Все, от него больше ничего не требовалось. Но он этих слов мне не сказал. Я мучался. Ходил сам не свой. Занятия со студентами проводил спустя рукава. Однажды директор, посетив мои уроки, сделал мне нагоняй. Культурно так без грубых слов. Но я сообразил, мне стало стыдно.

Не знаю, трудно представить, как долго бы я переживал о случившемся поступке — отказе заезжему тренеру. Но однажды все изменилось в один день, лишь только перестала Светлана дуться на меня.

— Андрей, — сказала она однажды, вернувшись позже обычного часа домой. — Я, после работы, сходила в поликлинику провериться. У нас будет ребенок. Так вот для него твое выражение лица вредно. К тому же я получила ордер на квартиру — подошла моя очередь.

Это меня отвлекло. Нам должны были дать однокомнатную квартиру, но, наверное, мой отец Николай Валентович, может моя мать Любовь Ивановна «приложили руку», или же все проще — мы ждали ребенка, поэтому нам предоставили двухкомнатную.

В один из дней Светлана взяла смотровую, и мы отправились в свои будущие «апартаменты». Нашу радость невозможно было описать словами. Дом находился в новом микрорайоне. Там у дома нам на глаза попались Татьяна и Михаил Крутовы.

— Ну вот, от вас никуда не скрыться! — шутя, сказал Михаил и пожал мне руку. — Вы, что за нами подглядывали?

— А как же, — ответила Светлана. — Не одним вам получать квартиры. Мы тоже с Андреем хотим. Вот наш дом. — На мгновение супруга задумалась, и хитро улыбнувшись Татьяне Полнушке, выпалила:

— Но мы, в отличие от вас, зажимать новоселье не будем, в ближайшее время известим…

— Да не зажимаем мы новоселье, пока привели жилье в порядок — обставили стены, без мебели разве это праздник? Нет! А еще мы вас ждали. Теперь вот можно будет полдня у нас, а затем полдня у вас — дома то рядом находятся. — Я тут же согласился, следом за мной «добро» дала и Светлана. Мы расстались и отправились осматривать свои «хоромы».

В доме было много недоделок, но мы решили не обращаться за помощью к строителям, а устранять их своими руками. Моя супруга вымыла окна. Я подклеил обои, где они отходили, убрал случайную краску, разлитую на полу, подкрутил краны, чтобы с них не капало.

Филипп Григорьевич, уж я и подумать, не смел: дал деньги на приобретение кровати. Мария Федоровна сшила нам занавески на окна. Шитье занавесок для нее было одним из наиприятнейших дел. У них в доме, каких только не было. Моя теща умела еще плести крючком и с удовольствием надшивала их кромки своими ажурными шедеврами. Я, их иначе назвать и не мог. У нее была полностью сплетенная из ниток крючком прекрасная скатерть. Она и ее хотела нам подарить, но Филипп Григорьевич испортил: он как-то раз, пригласил на День победы в дом своих друзей и устроил им пир. Для торжественности мой тесть на стол бросил ту самую скатерть, которую берегла для нас Мария Федоровна, а сверху поставил сковороду с плиты с яичницей и жареным салом. Его однополчанин отец Татьяны Полнушки поздно вырвал ее из-под сковороды. Я, видел скатерть, вернее какой она стала. Мария Федоровна, присутствуя у нас