Невероятные приключения циников в Скайриме - Юлия Пасынкова Страница 78

колено — это мы опустим, а вот что, кто-то умирал или рождался — это интересно… Что если не сбой вызывал смерти неписей, а наоборот: смерти неписей вызывали сбой в нашей программе? Когда мы воссоздали переход с помощью препаратов и машин, изолировали сознание и отключили органы чувств — мы по сути симулировали смерть, и благодаря этому закинули ребят в виртуал. А когда Аня чуть не умерла здесь, она и из игры едва не сбежала, хотя это странно, ведь сознание ее было в порядке… — Натан Семенович поправил очки и уставился в потолок в глубоких раздумьях. — Похоже, смерть (а в нашем случае ее симуляция) — это переход из одной реальности в другую.

— Даэдра настоящий… Смерть — переход из одной реальности в другую… — заворчал Коля, — это все звучит так, будто…

— Будто Скайрим — это не игра, — Натан Семенович побледнел, — будто мы влезли в чью-то РЕАЛЬНУЮ реальность…

Мужчины замолчали, каждый думая о своем.

Доктор Склифосовский думал, что ему получать по шее от руководства за непредвиденные трудности, а Коля думал о бананах — есть вдруг очень захотелось есть. Программист нащупал пустую кружку из-под кофе и непроизвольно скосил взгляд на экран, где горели строчки программного кода Анны Абрамовны. Они уже прекратили меняться и снова замерли на экране и оцифрованная Анна снова дышала. Смерть задела ее код рикошетом.

Коля повертел кружку в руках, разглядывая кофейные круги на ее стенках:

— Если предположить, что наша игра — это на самом деле живой мир, который развивался параллельно нашему, то получается мы что… Сделали портал?

— Я бы не назвал это так, — Натан Семенович вынырнул из задумчивости, — но что-то мы сделали…

— А я еще и подключился к управлению той вселенной… — программист усмехнулся про себя. — Чувствую себя почти богом…

Он картинно выпрямил спину, вскинул острый подбородок:

— Николас. Святой Николас…

— Ладно-ладно, Санта Клаус, ты мне лучше скажи, как помочь нашим «оленям», которые остались без поддержки в чужом мире?

Программист поднял палец:

— Ну они так не совсем без поддержки. Я еще могу влиять на программу, или «чужой мир» — как угодно. Могу управлять, например, погодой в Скайриме, или вызвать нашествие саранчи, но с каждым изменением кода контроля у меня становится все меньше… — Николай сник и убрал свой «божественный» перст, — что делать-то теперь будем?

— Остается только одна вещь, — Натан Семенович поднялся, сухо хрустнув коленями.

— Пить?

— Молчать, Коля, молчать… Никому не слова, что мы, возможно, открыли параллельные миры и доказали, что смерть — это переход в иную реальность. Но сперва… Сперва надо придумать, как помочь нашим путешественникам вернуться домой, а потом думать над тем, что мы тут натворили…

__________________

[1] Лог — журнал действий в программе.

Глава 16. Дивиденды

Горло жутко саднило. Вспомнить бы еще почему? Вроде легла на кровать, извинилась перед Бишопом, и тут нате… Как отрубило. Это признание вины так на меня подействовало? Больше ни за что не буду каяться в грехах, а то опять коротнёт. Когда пришла в себя, обнаружила бледного рейнджера и пустые пузырьки у его ног. Бишоп битый час на меня орал, но из его матов смогла разобрать только «сделка», несколько новых непечатных выражений и «только попробуй сдохнуть! Клянусь своим луком, я с твоим трупом такое сделаю…». Дальше был опять непереводимый невервинтерский фольклор.

Я поняла, что что-то произошло, но сил на выяснения не было, поэтому просто попросила Бишопа заткнуться, а сама завернулась в спальный мешок, чтобы хоть немного поспать до рассвета. Когда проснулась, рейнджер сидел напротив и не сводил с меня глаз. Я поежилась от дискомфорта:

— Так и пялился на меня всю ночь, вуайерист-недоучка?

— Пришлось. Вдруг ты опять решишь сдохнуть…

— Что тебе-то с этого? — я дотронулась до груди, та почему-то болела еще с ночи.

— Курица пообещала заплатить вторую половину золота, если приведу тебя живой обратно.

Хм, а это было похоже на правду.

— Ну ладно, — я вылезла из мешка и сладко потянулась, — есть что поесть?

Бишоп открыл рот, хотел что-то сказать, но только закатил глаза и, выругавшись, вышел из комнаты. Нервный он какой-то… А на вопрос так и не ответил. Я нашла в рюкзаке кусок сыра и краюшку хлеба — не бог весть что, но перебить голод хватит. Пока жевала, пыталась понять отчего болит грудь — обнаружила на ней два розовых следа, как от ожогов. На ум ничего не пришло, а спросить было не у кого — Бишоп куда-то растворился. Покончив с завтраком, я оделась и уже привычно облачилась в броню. Вспомнив, как в первый раз путалась с ремнями, невольно усмехнулась: жить захочешь — и не тому научишься.

Собрав свои и рейнджерские вещи, я уже собиралась на выход, когда Бишоп вернулся с двумя медвежьими шкурами в руках и одну перекинул мне.

— Это зачем?

— Для тепла. Иначе не доедем до Винтерхолда — замерзнем раньше.

— Поняла.

Мы подобрали походные мешки и, почти не разговаривая друг с другом, направились к выходу. Трактирщица, заметив нас, слезно умоляла заезжать к ним еще: такие герои в ее таверне бывают редко, а народ, слушая наши увлекательные истории, весьма охотно покупает выпивку. Неопределенно махнув ей на прощание, мы выпали на улицу в холодное темное утро. Солнце еще не взошло, а я уже мысленно поблагодарила Бишопа за сообразительность — в Виндхельме среди каменных домов гулял ледяной ветер, от которого волосы тут же покрывались ледяной коркой. Что же будет дальше на севере — боялась себе представить.

Мы направились к городским воротам, когда кто-то окликнул меня из прохожих:

— Питикака?!

— Автографы даю только по четвергам и только на упругие задницы. Погоди, Ралоф?! Это ты, мой пергидрольный друг?!

Блондинистый норд, вытащивший меня из горящего Хелгена, приветливо махал и счастливо улыбался от уха до уха. Он широко развел руки, словно играл в догонялки и, не успела я пискнуть, как сгреб в крепкие медвежьи объятия. При всей пронизывающей погоде, на мужике были только штаны с