Казакевич Максим - Двое из будущего Страница 48

   - Дайте мне лампу, я хочу на них посмотреть, - попросил я.

   Мне подали керосинку и я с другом, Мальцевым и настырным журналистом вошли в комнату, где в потемках сидели понурые мужики, которым так сильно не повезло. Я прошелся мимо каждого из них, освещая лица. Удивленно отметил грустного мужика в рваной одежде и с куском колючей проволоки насмерть вцепившейся в штанину. Такое не распутать, только ножницами вырезать. Потом ненадолго остановился возле раненого. Тот сидел, прислонившись к стене и отвернув голову. Простреленная нога была умело перебинтована прямо поверх штанины. Беглого взгляда хватило понять, что с ним ничего серьезного - просто навылет прострелянная ляжка. Кость цела, крупные сосуды не задеты. Если заражения не будет, то заживет довольно быстро.

   Потеряв к нему интерес, мы продвинулись к другому человеку. Тому самому длинному. Поднес лампу поближе, заставляя того щуриться от яркого света и отворачиваться. А типчик-то оказался из богатеньких. Золотая цепочка от часов чего только стоила. А были еще и щегольские постриженные усики, и болтающийся на груди монокль в золотой оправе.

   - Это кто ж у нас такой будет? - с интересом спросил я. - А ну-ка, господин хороший, повернитесь к свету.

   Он нехотя исполнил просьбу. Повернул голову к свету и нагло, с вызовом уставился на меня.

   - Вас как зовут?

   - Вам мое имя без надобности, - сухо буркнул он и сжал губы в узкую полоску. Глубокие морщины обезобразили его сухое лицо.

   - И все же? - повторил я, но длинный мне не ответил, демонстративно отвернувшись от света. - Вы на Баринцева работаете?

   Он едва заметно усмехнулся. И по его усмешке я понял, что Баринцев ему не работодатель. Длинный был как минимум из той же обоймы. Что удивительно, люди из высшей когорты всегда стремятся проворачивать темные делишки чужими руками, но никак не собственными. А этот, видимо, не из таких.

   - Да черт с ним, Вася, пусть и дальше мнит из себя оскорбленное достоинство, - обратился ко мне Мишка. - Полиция во всем разберется. От нее мы все и узнаем. Они-то церемониться не будут - враз все ребра пересчитают и до истины достучатся.

   - Ладно, пойдемте, - согласился я с доводами друга.

   Полиция притащилась примерно через час. Все сонные, недовольные тем, что их подняли с постели. Самый старший из них, сдвинув кустистые брови, с некой угрюмой ленцой подошел к нам. Приставив пару пальцев к козырьку фуражки, представился:

   - Околоточный надзиратель Хруцкий. Это у вас тут стреляли? - и величественно пригладил шикарные усы.

   - Да, у нас, - подтвердил я. - На нас произошло нападение.

   Полицейский устало прочистил горло легким кашлем.

   - Ограбление? Разбой?

   - Я б назвал это попыткой диверсии.

   - Вот как? - усмехнулся он и нисколько не стесняясь с громким хрипом высморкался прямо в пальцы. Затем размазал свое художество по стене. - Что ж, разберемся, - сказал он и, достав из кармана простой ситцевый платочек, вытер ладонь от известки. - Нападавшие, конечно же, скрылись?

   - Всех задержали, - возразил я.

   - Сами? - удивился он. - Так это вы стреляли?

   - Мы только защищались, - ответил я, пожимая плечами. Не нравилось мне, как потек наш разговор. Хруцкий то ли мне не верил, то ли просто был недоволен тем, что его подняли с постели посреди глубокой. - Мы всех повязали, одного слегка ранили в ногу, но он в нас сам стрелял. Вон они там все, в комнате запертые сидят.

   - И сколько их? - лениво поинтересовался околоточный.

   Я вопросительно посмотрел на Василия и тот быстро подсказал.

   - Одиннадцать человек.

   Околоточный усмехнулся, но более не стал нас ни о чем спрашивать. Кивком показал на дверь, требуя ее открыть. Затем, взяв лампу в руки, заглянул:

   - Ба! - воскликнул он через несколько секунд созерцания. - Коваль, ты ли это? Ну что, голубчик, добегался? А я ведь тебя, засранца, предупреждал что добегаешься. Получил теперь по сусалам?

   Ему, естественно, никто не ответил. Тогда, околоточный, кликнул одного из своих подчиненных:

   - Ванин, вытаскивай всех этих субчиков из конуры и вези в участок. Разбираться будем. А ты, Евстафьев, зафиксируй тут все, запиши как надо. Ну, ты знаешь. У всех присутствующих здесь имя, фамилию, дату рождения, где проживает. Все-все, просыпаемся! Работать надо!

   А затем, раздав первичные указания, обратился ко мне как к старшему:

   - Простите, не помню ваше имя....

   Я охотно представился. Но руки для знакомства не подал. Не любят в эту эпоху ни полицейских, ни жандармов. Никто бы ни понял моей вежливости. Да и околоточный, похоже, ничего подобного от меня не ожидал.

   - Что ж, Василий Иванович, давайте-ка рассказывайте все по порядку.

   После моего недлинного рассказа Хруцкий понял, что дело не по его части. Его задача была следить за порядком, гонять мелкую шушеру, разнимать семейные свары и по-тихому брать на лапу. Наш случай относился, скорее, к охранному отделению и потому с чистой совестью он выполнил часть своей работы и распрощался с нами, передав все бумаги в местное КГБ.

   А через пару дней нас стали вызывать на допрос. Сначала мои охранники по очереди отметились на Фонтанке, затем по неведомым причинам под раздачу попал журналист, а после и я был вынужден посетить Департамент полиции.

   Петр, наш штатный извозчик, подвез меня до самого входа, помог спуститься.

   - Мы вас с Семеном ждать будем, Василий Иванович, - сказал он, придерживая меня под локоть. Истомин, что остался сидеть в люльке, подал портфель. Он после происшествия теперь сопровождал меня почти повсюду, выполнял роль личного телохранителя. Он первым высказался по поводу моей безопасности и сам же вызвался выполнять обязанности личной охраны. Я б и не стал его привлекать из-за его увечья, но видя его горячее желание, отказать не смог.

   - Хорошо, - ответил я Петру, принимая портфель и поправляя на голове черный котелок. Хотя, правильнее было бы на встречу надеть цилиндр, но я ненавидел его носить. Он был чертовски неудобен - высок, тяжел, давил на голову. Котелок в этом плане был намного комфортнее. - Я, наверное, там надолго. Можете зайти в ресторан пообедать.

   - Ба! - воскликнул насмешливо Петр. - Ресторан! Это ж деньжищи какие! Нет, мы с Семеном лучше в трактир. Здесь недалеко есть хороший.

   - Как знаете, - ответил я и на подрагивающих коленках поплелся к центральному входу зловещей здания. Много страшных историй я слышал про работу этого отделения и никогда я не думал, что придется мне с ним столкнуться столь рано. Думал, что году эдак в четвертом-пятом, когда по стране пойдут волнения, я буду иметь честь лично познакомиться с работниками тайного сыска и политических репрессий, но никак не сейчас.

   На входе меня встретили, выспросили причину визита, а затем проводили до невзрачного кабинета с толстой дверью. Провели вовнутрь, усадили на жесткий стул перед пустым столом и приказали ждать. И пока я ждал - осмотрелся.

   Кабинет был обычен для своего времени. Одно большое окно, высокие потолки, гипсовая лепнина и свечные канделябры на стенах. Несколько массивных столов, за которыми восседали служащие, кипы бумаг у них перед носами, скрип дешевых перьевых ручек, что царапали и рвали бумагу, и раздражающий запах бумажной пыли. Что заметил - у каждого на столе были наши скрепки. Этот факт меня слегка порадовал и немного успокоил.

   Наконец, объявился хозяин моего стола. Мужчина средних лет с одутловатым, красного цвета лицом выпивохи и с мясистым шмыгающим носом. Пройдя мимо меня, он плюхнулся на свой стул, бросил на стол головной убор. Поерзал, поудобнее устраиваясь, болезненно шмыгнул и, безо всяких любезностей, сразу обратился ко мне с требованием.

   - Паспортную книжку.

   Я безропотно протянул ему документ. Чиновник взял его в руки и, до боли мне знакомыми движениями, стал начальственно, слюнявя указательный палец, листать страницы. Дошел до последней, удовлетворился увиденными и отложил документ в сторону. А затем, достав чистый лист бумаги и обмакнув перо в чернила, принялся за сам допрос.

   - Фамилия, имя, отчество?

   - Рыбалко Василий Иванович.

   Он старательно записал мой ответ.

   - Дата рождения и место?

   - Одна тысяча восемьсот семьдесят первый, двадцать седьмого марта. Город Верхнеудинск, Забайкальской области.

   - Вероисповедание?

   - Православный.

   И это было записано с угрюмым молчанием. После этого он откинулся на спинку стула, устало вздохнул.

   - Ну-с, Василий Иванович, давайте рассказывайте.

   Ну я и рассказал. Все как есть без утайки. Рассказал про свои нововведения на заводе, про свои "заигрывания" с рабочими, про ультиматум Баринцева, про наш конфликт. Чего мне стесняться, зачем врать? Я чувствовал себя правым и знал, что ничего предосудительного не сделал. Баринцева за лацкан пиджака оттаскал - это да. Но и только. А мои нововведения на заводе это моя забота и моя головная боль и никого они не должны касаться.