Санин Евгений - Белый гонец Страница 58

            - А почему же тогда на ней дырка? – робея перед авторитетом академика, рискнула-таки возразить Лена. – Видите? Вот - немного квадратная и чуть сбоку…

            - Это чтобы нимб Иисуса Христа не задеть! – объяснил Владимир Всеволодович. – Тот, кто изготавливал эту дырочку, делал это не только аккуратно, но и благоговея перед образом. Ну, а, судя по тому, что оборотная сторона монеты совершенно не затерта, можно сделать вывод, даже с очень большой вероятностью, что она была сделана не для ношения, скажем, на монисто состоятельной женщины…

            - А для чего тогда? – заинтересовался даже сидевший на диване с отсутствующим видом Стас.

            - Скорее всего, чтобы в знак благодарности за чудо исцеления или спасения от какой-нибудь опасности подвесить ее к чудотворной иконе. Не удивлюсь, если она находилась в храме вашего села.

            - В Покровке?! – обрадовалась Лена.

            - Вот насчет названия точно сказать не могу. Но, вероятнее всего, ваше село тогда было какой-нибудь Дубравкой или Березовкой. Покровским или, как ты говоришь, Покровкой оно могло называться только лет через сто пятьдесят после чеканки этой монеты. Ведь праздник Покрова особо стал отмечаться на Руси с середины двенадцатого века, – ответил Владимир Всеволодович и протянул Лене превращенную в образок монету.

            - И что же, теперь мне ее нельзя носить? – чуть не плача, взглянула на него та.

            - Почему? Можно! - улыбнулся ей академик. - Это уже реликвия нашей Родины, и тем более, если батюшка освятил ее и благословил на ношение…

            Он как-то разом весь собрался, зачем-то одернул пиджак и торжественно произнес:

            - Ну, а теперь приступим к самому главному! Где она, наша грамота?

            Ваня, заиграв на губах марш, взял лежавшую в самом центре стола большую коробку из-под обуви, открыл ее и, со словами: «Вот!», протянул Владимиру Всеволодовичу грамоту.

            Тот бережно, словно новорожденного ребенка, принял ее на свои ладони, еще осторожнее опустил на стол, склонился над ней… затем, словно не веря своим глазам, принялся рассматривать через увеличительное стекло и, наконец, взглянул на Ваню ничего не понимающими глазами:

            - Ч-что это?..

            - Как что? - важно отозвался тот. – Грамота Мономаха. Та самая…

            - Вы… так… полагаете?..

            - Владимир Всеволодович… - встав с дивана, подал голос Стас.

            Но академик только отмахнулся от него:

            - Позвольте, вы обещали мне подлинную грамоту Мономаха, а показываете какую-то - да, искусно, да старательно сделанную, но, простите меня – подделку!

            - Как подделку? – бросился к столу Ваня. – Да я ее сам, вот этими руками из-под камня вынул! Может, вы скажете, что и печать не настоящая?

            - Нет, печать самая, что ни на есть, подлинная. Но грамота, извините меня, – чистая липа! На ней даже печать есть!

            - Вот, видите! – снова восторжествовал Ваня, и в его глазах загорелись подозрительные огоньки: а не сговорился ли уже по телефону этот академик со Стасом, чтобы таким образом лишить его грамоты или сбить на нее цену?

            Но академик тут же вернул его на свое место.

            - Увы, современная печать, а точнее – просто штамп, какой ставят на дорогих кожаных изделиях… Вот видите – в самом углу просвечивается дата и знак качества.

            - Где-где штамп? – заволновался на этот раз уже Стас и, взглянув на «грамоту» под увеличительное стекло, покачал головой: – Это место мы с художником уже под утро обрабатывали, устали, вот и не заметили, видно…

            Владимир Всеволодович с немалым удивлением посмотрел на него и, не скрывая упрека, сказал:

            - Станислав, я всегда считал тебя за умного, благородного человека. Но здесь, прости, такое мальчишество… Зачем тебе все это понадобилось?

            Стас виновато посмотрел на академика, потом на Ваню:

            - Видите ли, Владимир Всеволодович, Ванька так увлекся поисками настоящей грамоты, что его любым способом нужно было как-то остановить. Отрезвить. Привести в чувство.

            - А о дальнейших последствиях ты подумал? – строго спросил у него академик.

            Стас лишь вздохнул в ответ:

            - Тогда главное было - спасти его... Простите меня… И ты, Вань, прости, если сможешь…

            Ваня был подавлен. Ошеломлен. Уничтожен.

            - Ах, вон оно что, - понял, наконец, он все, - ты с художником эту «грамоту» изготовил, Ленка ее под камень подсунула, потом ты мне про этот камень сказал, а я… Ненавиж-ж-жу! - вкладывая в свой голос всю ярость, злобу и даже возможную еще месть, прошипел он и отвернулся от Стаса, словно того и не было в комнате.

            - Ну, будет, будет! – примирительным тоном заметил академик. – В науке это бывает. Тут нам главное бы за спорами не забыть. Ну, ладно это… - брезгливо отшвырнул он от себя подальше подделку. - Но ведь подлинная грамота же была?

            - Да! Была!– ударяя себя кулаком в грудь, подтвердил Ваня. – И никто до меня ее не видел! Честное слово! И слово Володимеръ там было! Разве б я сам до него додумался?!

            - Вот видите, - задумчиво сказал академик. – Значит, у нас еще есть надежда отыскать ее!

            - И отыщем! Непременно найдем! – принялся убеждать Стас и Ваню, и явно расстроенного академика.

            - Ага…- проворчал Ваня. - Если только до этого Градов не успеет затопить нашу Покровку!

            - Как это затопить?! – не понял Владимир Всеволодович.

            - А вот так, чтобы один большой человек Соколов сделал на этом месте большое озеро и катался на нем в своей большой яхте! – пояснила молчавшая до сих пор Лена.

            - Да вы что… Такие красивые места… – ошеломленно покачал головой академик. - Наверняка ценные и с исторической точки зрения! Много всякого сумасшедшего бывало в различные времена – и при Калигуле, и при Нероне, да и при наших не столь отдаленных правителях, но чтобы такое… А сами-то жители что?

            - Все село разделилось почти поровну! Ругаются, ссорятся, спорят… – ответил Стас и пожал плечами. - Так сказать – настоящий пожар в Китеж-граде!

            - Да, немало потеряла поэзия, у которой я тебя отобрал для своей науки. Как может гореть что-то, находящееся под водой? – невольно покачал головой академик и не без удовольствия повторил: - Пожар в Китеж-граде… Такое сравнение может позволить себе только поэт!

            - А в вашей науке как было? – чтобы хоть как-то поддержать разговор, уточнила Лена. – Ну, в смысле, чем гасили пожары? Пожарных машин и огнетушителей ведь тогда не было!

            - Песком, водой, но, прежде всего – молитвой! – охотно ответил Владимир Всеволодович. - Устраивали целые крестные ходы вокруг горящего города, и, представьте себе, очень часто та часть, которую успевали обойти, уцелевала вместе с домами и храмами! Вдруг внезапно начинался дождь, или ветер менял направление, а бывало, что огонь просто затихал, словно сам по себе… Но, впрочем, довольно, пожалуй, на сегодня истории… - неожиданно как-то сникнув, попросил он. - Я, кажется, первый раз в жизни слегка устал от нее….

            Академик, и правда, выглядел так, словно сразу прибавил в годах. Он тяжело опустился на стул и сказал:

            - Давайте лучше, если можно, слегка позавтракаем, затем сходим, посетим отца Тихона и, простите, сегодня же я домой! Может, успею еще на обратный поезд!

            - А я побежал искать настоящую грамоту! – крикнул Ваня и, даже не прощаясь с пожелавшим ему удачи академиком, выбежал из дома.

            - Простите его, Владимир Всеволодович… - извинился за друга Стас. – А главное меня простите! Я ведь хотел сразу вас предупредить, но вы уже отключили телефон в Москве. А там, на станции, Ванька все время не давал мне подойти к вам. Правда, Ленка?

            Но та ничего не сказала, только, отвернувшись, согласно пожала плечами.

            К счастью Владимир Всеволодович все понял.

            - Ничего! – похлопал по плечу он готового заплакать от досады Стаса, хотя сам был расстроен намного больше него.

            А дальше и вовсе все было как-то скомкано и грустно.

            Владимир Всеволодович с отсутствующим видом позавтракал. Еще раз осмотрел старинные вещи на столе и, не глядя в сторону злосчастной грамоты, вместе со Стасом и Леной вышел из дома.

4

Лена как всегда хотела знать все сразу и тут же…

            На улицах Покровки, и особенно подойдя к церковным воротам, академик стал понемногу оживляться.

            Он обошел всю церковь, залез в подвал, где, как предупредил его сторож, есть очень древний подземный ход и, наконец, сказал, что до этой - тут стояла другая церковь, до нее еще одна, и вообще, на этом месте всегда был храм, чуть ли не со времен Владимира Мономаха.