Слава Бродский - Страницы Миллбурнского клуба, 2 Страница 58

И некуда больше бежать,

А я как дурак на гребенке

Обязан кому-то играть.

Наглей комсомольской ячейки

И вузовской песни бойчей,

Присевших на школьной скамейке

Учить щебетать палачей.

Какой-нибудь изобразитель,

Чесатель колхозного льна,

Чернила и крови смеситель,

Достоин такого рожна...

Здесь и далее в этом стихе 1933 года О. М. очень точно передал какую-то неразрывную связь между «квартирным вопросом», кровью и «чернилами», то есть описанием всего происходящего. Вообще он, как и М. Булгаков – но кажется, еще сильнее, – чувствовал кровавую природу «писателей нового строя» (и ведь как в воду глядел, они его и сгубили, не дали ГПУ о нем забыть – см. выше о доносе Ставского). Или один из самых душераздирающих текстов, «Ленинград» (фрагменты):

Я вернулся в мой город, знакомый до слез,

До прожилок, до детских припухлых желез...

…

Петербург! я еще не хочу умирать:

У тебя телефонов моих номера.

Петербург! У меня еще есть адреса,

По которым найду мертвецов голоса.

Я на лестнице черной живу, и в висок

Ударяет мне вырванный с мясом звонок,

И всю ночь напролет жду гостей дорогих,

Шевеля кандалами цепочек дверных.

А самое отчаянное его стихотворение, содержащее бесподобно точные строки, которые, возможно, и спасли его от монаршего гнева:

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,

Он играет услугами полулюдей...

Представляю, с какими чувствами могли читать такое сами «вожди»! Явно не с теми, с какими Вождь. И это не могло его не повеселить. Мне кажется вполне правдоподобной версия Ф. Искандера, который считал, что этот стих по ряду причин Сталину просто-напросто понравился (см. обсуждение в [11]).

А уже цитированное «За гремучую доблесть грядущих веков», где «Мне на плечи кидается век-волкодав»! А «Прославим, братья, сумерки свободы!»! В целом удачные строки в такого рода стихах качественно выше, чем в «просоветских»; в них нет половинчатости, они абсолютно искренни, ряд из них и есть вершина его творчества. Я бы ни один из «про» не поставил рядом, хотя процент удач там и такой же.

Детальнейший анализ взаимоотношений О. Мандельштама с властью и, в частности, со Сталиным, произвел Б. Сарнов в своем замечательном исследовании [11]. Многое из того, о чем я писал по этому поводу, там уже было замечено – например, тот факт, что у О. М. противоположные смыслы могут сталкиваться в одном стихотворении [11, с. 346]. Даже цитаты, как я обратил внимание после написания этого текста, у меня с Б. Сарновым часто совпадают. Это лишний раз подтверждает – от глаз опытного литературоведа ничего не скрыто. Но статистика может сказать, насколько существенно то, что литературоведение уже знает. В данном случае: то, что было отмечено в [11] на примере «Оды» (Сталину) имеет куда более широкое распространение, около 30% всех «про» и «контра» стихов содержат общую часть. Статистика может указать также на то, что в глаза не бросается. Например, про «темноту» в восприятии власти Мандельштамом Б. Сарнов практически не говорит, а ведь полезно ее, так сказать, высветить. То есть систематический анализ – вещь все же полезная.

Удивительным образом в его любовной лирике я не обнаружил «Темных строк», но и «Удачных строк» там в три раза ниже среднего (индекс 0.34). Тем не менее, именно некоторые стихи о любви являются абсолютными шедеврами, как «Нежнее нежного…», что я уже цитировал. Там, на мой взгляд, нельзя выделить какие-то «строки», там все настроение и ритмика создают чарующий эффект. Так происходит со многими лучшими стихами Пушкина, где «особых находок» вроде и нет. А отсутствие «Темных строк», может быть, проясняется самим поэтом:

Небо тусклое с отсветом странным –

Мировая туманная боль –

О, позволь мне быть также туманным

И тебя не любить мне позволь.

Это было сказано в 1935-м; О. М. разделяет туманность и любовь, а заодно и нелюбовь. Мировая туманная боль – это очень точное определение того, о чем я много говорил выше.

А это – в 1912-м, когда, казалось бы, любить и любить:

Или, свой путь и срок

Я, исчерпав, вернусь:

Там – я любить не мог,

Здесь – я любить боюсь...

И вот опять, в том же юном году:

Образ твой, мучительный и зыбкий,

Я не мог в тумане осязать.

«Господи!» – сказал я по ошибке,

Сам того не думая сказать.

Божье имя, как большая птица,

Вылетело из моей груди!

Впереди густой туман клубится,

И пустая клетка позади...

В этом есть что-то удивительное: похоже, он действительно забывает о «туманности» всегда, когда влюблен, его голос проясняется и слова находятся. У многих, вроде, наоборот...

И море, и Гомер – все движется любовью.

Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,

И море черное, витийствуя, шумит

И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

Можно разбирать еще много комбинаций, но можно и перейти, так сказать, к организационным выводам.

4. Формальные заключения

Я попробую суммировать здесь несколько наиболее важных результатов.

1. Статистический анализ в предложенном стиле позволяет взглянуть на творчество поэта в целом, различая динамические и общеструктурные особенности его творчества.

2. Он может быть значительно объективизирован, если вместо оценок одного человека (автора в данном случае) используются оценки множества людей или даже оценки, полученные по интернетным ссылкам [7].

3. Анализ данных в динамике показывает очень высокую неравномерность «производительности труда» Осипа Мандельштама, когда в одном году может быть написано в десятки раз больше, чем в другом.

4. Отдельные темы или особенности творчества проявляются с высокой степенью синхронности, что приводит к высоким значениям динамических корреляций. Особо характерны тесные динамические связи между такими показателями как «Все стихи», «Лирика», «Новая власть +», «Удачные строки», «Темные строки» и «Тревога». То есть когда «писалось вообще» («Все»), то О. М. производил сравнительно много лирических стихов, в которых сочетались удачные, темные и тревожные строки. А после 1933-го взлеты производительности были также сопряжены с обильным воcхвалением советской власти.

5. Однако похвалы власти были по меньшей мере странными: в них чрезвычайно много темного и неясного, к тому же в ряде случаев либо в одно и то же время, либо в том же самом «хвалительном стихе» появляются отрицательные ноты, иногда очень сильные. Это и другое вскрывается структурным анализом, который показывает, насколько часто разные свойства встречаются в стихотворениях за весь период времени.

6. Совместное рассмотрение динамических и структурных связей позволило выявить несколько важных особенностей творчества О. Мандельштама.

а) В тревожные периоды жизни качество его поэзии в целом повышалось. Можно сказать и иначе: состояние тревоги, печали, тоски, ощущения опасности, страха передавались Осипом Мандельштамом часто в очень сильной форме. Здесь трудно оперировать терминами причинности: из высокой корреляции во времени «Тревоги» и «Удачных строк» не следует, строго говоря, что одно порождает другое. Но если все же и возможно вообще говорить о «причинах высокого качества поэзии» (оставляю этот вопрос профессионалам жанра), – то корреляция есть хороший сигнал, что тут что-то может быть (в конце концов, известно, что в минуты опасности человек может перепрыгнуть через забор, на который раньше и не забрался бы, так почему поэт не может найти особые реcурсы, когда ему плохо?).

б) Тревожность ощущалась им на очень личном уровне, это редко было рассуждением на тему, что «вот вокруг плохо»; куда чаще это было – «плохо мне». Тревожность практически никогда, однако, не была связана с любовными переживаниями, ревностью и т.п., – она всегда порождалась окружающей жизнью.

в) Наилучшее, что О. Мандельштам создал в своем творчестве, в огромной степени сконцентрировано в его лирике; доля удачных строк в ней превышает соответствующую долю в «не лирических» стихах почти в шесть раз (43% против 7%). То есть, несмотря на то, что лирика составляет не более половины им написанного, О. М. значим в первую очередь как лирический поэт.

г) Темные и невнятные места в поэзии О. Мандельштама не так уж часты, встречаются примерно в 13-15% его стихов. Но степень концентрации их в стихах разных типов может сильно варьироваться. Одна из наиболее интересных (и, я думаю, важных) особенностей его творчества – темные строки более чем в два раза чаще встречаются в сочетании с удачными по сравнению со средним уровнем. Другая очень интересная деталь – любовная лирика тонка, прозрачна и очень хороша, в ней нет темных мест вообще. И, наконец – темнота и неопределенность намного выше обычного уровня во всех стихах о советской власти, особенно в положительных.

д) Поэту свойственно в высшей степени амбивалентное отношение к советской власти, когда страстное неприятие и обличение умудряются сочетаться с признанием и одобрением, иногда – внутри одного и того же стихотворения. По сути, такая трагическая раздвоенность была, видимо, доминирующим направлением его сознания почти все тридцатые годы.