Михаил Терентьев - Россия и Англия в Средней Азии Страница 3

Одно из племен дзюнгорских — торгоуты отделилось от остальных еще в 1621 г. и после разных мытарств поселилось в степях юго-восточной России, между реками Уралом, Волгою и Доном. Правительство наше охотно приняло пришельцев, рассчитывая, что они послужат оплотом России против вторжения непрошенных орд. Калмыкам однакоже пришлось дать несколько уроков, пока они научились наконец смотреть с уважением на государство их приютившее.

Эти-то калмыки и пригодились нам во время нашествия киргизов: отстаивая свои земли от насильственного дележа с новыми пришельцами — они, вместе с тем, оказали и нам немалую услугу.

В таком-же положении очутились и башкиры. Над киргизами собралась гроза: яицкие казаки, волжские калмыки и башкиры отбивали их от своих пастбищ и кочевок, а дзюнгары неотступно гнали их с одной кочевки на другую. — Киргизы бегали ото всех, «как зайцы от борзых собак». Это их собственное сравнение.

Мало по малу все успокоилось и киргизы остались притиснутыми к нашим границам: — Малая Орда примкнула к самому Яику, а средняя к р.р. Ори и Ую, что касается Большой Орды, то она вынуждена была подчиниться дзюнгарам.

И так, Оренбургская линия свое дело сделала. Не то было с Сибирскою линиею. Всякому известно, что при выборе места под укрепление приходится подумать о весьма многих условиях, которым необходимо удовлетворить. Разные стратегические и политические соображения при этом должны уступать географическим условиям страны, а в числе этих условий, первое место занимает вода. — Все реки Сибири принадлежат к бассейну Ледовитого моря и текут, так сказать, по направлению географических долгот от Юга к Северу, уклоняясь от этого общего направления, только в частностях. Это обусловило и положение наших укреплений со стороны Средней Азии: врезываясь по рекам в глубь степей, цепи укреплений образовали таким образом целую систему корридоров, ничем не перегороженных. Будучи связаны с центральными административными пунктами, сибирские цепи были крепки по долготе и слабы по широте, ибо укрепления соседних линий не имели поперечной связи, за безводием разделявших их степей.

В эти корридоры беспрепятственно проникали шайки грабителей, опустошавших наши поселения.

Сибирская линия не могла примкнуть и к Оренбургской: от оконечности линии по р. Ую, впадающему в Тобол до оконечности Оренбургской линии по р. Ори, впадающей в Урал, оставался также большой промежуток. Запереть эти ворота было нечем, отряды, ежегодно высылавшиеся в степь — не помогали и вот в тридцатых годах XIX века, по мысли Оренбургского генерал-губернатора Перовского, — предпринята была работа, достойная Рима и Китая: — начат непрерывный вал. В 1836 году он уже вытянут был на 18 верст. Строили его башкиры по наряду. Правда, это не то, что знаменитая китайская стена, это не то, что Траянов вал, но против киргиз считалось достаточным и 6 футов высоты. Тем не менее предприятие почему-то было оставлено.

Очевидно было, что пока не примкнем к естественной границе, до тех пор на спокойствие рассчитывать нечего.

Гор впереди Сибирской и Оренбургской линий не было; подходящими реками, были только — Сыр-дарья и Чу.

Давно уже сами киргизы звали нас на р. Сыр. Им хотелось иметь среди своих кочевок опорный пункт против набегов соседей, хотелось иметь рынок, где бы они могли приобретать мануфактурные изделия и сбывать свое сырье. Первый-же хан, принявший наше подданство — известный Абул-Хаир — настойчиво просил устроить при устье Сыра русскую крепость и непременно с пушками, которыми он надеялся кстати и поддержать свою власть. В 1740 году послана была к нему партия, под начальством драгунского поручика Гладышева, для осмотра и выбора места под укрепление. Этим осмотром дело и кончилось: выносить укрепление за 1000 верст вперед, можно было не иначе, как привязав его нитью укреплений к линии, нить-же эта легко могла быть порвана при тогдашней слабости русского элемента в Оренбургской окраине.

Наши оренбургские губернаторы, назначавшиеся нередко из людей мало подготовленных, смотрели на дело вкривь и вкось и лучшею методою управления считали самую простую: поступать как раз наоборот предположениям предшественника...

Оно и правда: нет ничего легче, как бранить огулом все, что до нас было делано и что предполагалось.

Я не буду перечислять всех ошибок, наделанных тем или другим из неудачных губернаторов и остановлюсь только на вопросе об укреплениях.

За малыми исключениями почти все губернаторы держались того мнения, что с ордынцами можно справиться их же способом: набегами. Представим себе такую картину: чумекеевцы расчебарили наших башкир и потянулись с барантой во свояси, но мы вступаемся и высылаем в степь отряд ... Обыкновенно в таких случаях виноватые успеют откочевать подалее, в пределы Хивы или Бухары, а под руку попадаются, только невинные, какие-нибудь чеклинцы, которые считают себя не подлежащими возмездию и потому остаются на своих местах. Но так как решить вопрос виноваты они, или нет — предоставлено начальнику отряда, какому-нибудь казачьему офицеру — то отряд почти всегда возвращается с барантой и с отличием, т. е. со славою. Расчебаренные чеклинцы являются на линию мстить, в погоню за ними посылается другой отряд, который настигает положим бейбулатовцев и громит их... Счеты запутываются.

Ни одна из потерпевших сторон в долгу не остается, но возмещает свои убытки на первом попавшемся. Спасаясь затем от преследования, партия конечно спешит, захваченные стада изнуряются и скот начинает падать.

В конце концов — все остаются в убытке.

Если дело не ограничивается барантой, а развертывается в открытое восстание, то наши летучие отряды лишаются и таких громких лавров, каковы победы над мирными аулами: тогда уже мирных нет — все на сторожи, все ждут, и то нападают врасплох, то улепетывают в беспредельные степи.

Образцом такого образа действий служит восстание Кенисары Касимова, в конце тридцатых и в начале сороковых годов нынешнего столетия. Отряд за отрядом высылались в степь со стороны Оренбурга и Сибири, а Кенисара вертелся и юлил в виду этих отрядов, ускользая от преследования. Зимняя экспедиция Перовского против Хивы в 1839 г. доказала, как нельзя лучше, что без надежных укреплений, длинных походов предпринимать нельзя. Опыт прежнего времени и неудачи настоящего — убедили наконец, Обручева, что ни султаны правители ни летучие отряды, ни кротость, ни жестокость, ни дипломат — ни сила, ничто не в состоянии подчинить нам киргизов, пока их летовки и зимовки не будут в наших руках. Другими словами: Обручев додумался до старого способа, испытанного уже над башкирами — оцепить киргиз укреплениями.

В 1845 г. построены: Оренбургское укр. на р. Тургае и Уральское на р. Иргиз; в 1847 г., близь устья р. Сыр-Дарьи основано укр. Раим, переименованное впоследствии в Аральское, а потом в 1855 г., переименованное Перовским — и прибавим: совершенно напрасно — на урочище Казалу. В 1848 г. построены укр. Карабутак, для связи Уральского укр. с линиею и Кос-Арал на Аральском море, для поддержки учрежденной тогда частной компании рыболовства, которая завела было свои суда, но скоро лопнула, а затем и форт Кос-Арал был упразднен.

С устройством фортов, на пути отступления барантовщиков — набеги на линию действительно прекратились.

Обручев заказал в Швеции два парохода, которые и привезены в разобранном виде в Раим. Первым был спущен пароход Перовский в 1853 году.

Дальнейшие предположения Обручева заключались в занятии Ак-Мечети и Хивы. С занятием устьев Сыра, мы очутились в соседстве с Хивою, Бухарою и Коканом. Из них только Бухара сидела спокойно, остальные двое соседей беспрестанно тревожили наших киргизов и делали набеги. В особенности надоедали коканцы, державшие из Ак-Мечети в страхи все население. Записку о своих предположениях Обручев подал в марте 1851 г. и тотчас был заменен Перовским, который подвергнул записку строгой критике и совершенно осудил всю систему действий Обручева. — Даже возведение укреплений оказалось мерою невыгодною сравнительно с летучими отрядами. Но что всего любопытнее, так это то, что любимая мечта Перовского — новый поход в Хиву — была признана им, на этот раз, неосуществимою, тогда как с занятием устьев Сыр-Дарьи, — мы стояли уже вчетверо ближе чем в 1839 г. Можно, кажется быть уверенным, что не предложи этого Обручев — первым делом Перовского было бы именно занятие Хивы...

Почти одновременно с запискою Обручева, императору Николаю представлено было генерал-адъютантом Анненковым «обозрение киргисской степи», в котором предлагалось возобновить линию Аягузо-акмолинскую, снятую в 1838 г. по случаю разбоев Кенисары. При этом левый фланг линии Анненков считал полезным передвинуть к р. Чу, а правый к р. Сыр-Дарье. — Промежуток, оставшийся между этими естественными границами охранять было, конечно, легче, чем все пространство от Акмоллы до Орска.