Сергей Ченнык - Вторжение Страница 7

В контексте рассматриваемой нами темы заслуживает внимания фраза одного из вышеупомянутых классиков научного коммунизма, неплохого, в общем, военного теоретика, хотя явного русофоба Энгельса, о том, что Альминское сражение очень интересно в тактическом плане. Его обзорно-аналитические статьи «Армии Европы» — интересный взгляд на противников со стороны. Я рекомендовал бы каждому, кто берется за работу над теми или иными проблемами Крымской войны, начинать с изучения армий — участниц кампании. В этом случае знакомство с этими немецкими господами никогда не будет лишним. Но все хорошо в меру. Генерал А. Свечин, в силу современной ему политической ситуации не имевший возможности прямо заявить об откровенной русофобии этих господ, писал, что они к началу военной кампании в Крыму еще не были знакомы с Клаузевицем и потому допускали ряд ошибок, особенно в оценке русской армии.{34}

Вернемся к Кинглейку. Не слишком высоко оценивает британца академик Е.В. Тарле, отмечая, что автор «…оказался не только первым по времени, но едва ли и не наименее лгущим из всех английских историков, писавших о Крымской войне», ученый считает, что его кругозор «…по своей широте едва ли сколько-нибудь заметно отличался от кругозора его друга и начальника лорда Раглана».{35}

Не все соотечественники Кинглейка соглашаются с ним во всём. Британский историк Кристофер Хибберт («Крымская война. Трагедия лорда Раглана»), отмечая, что «проделанная им огромная работа сделала его произведение чрезвычайно интересным», уточняет: «…некоторые из его оценок спорны или предвзяты».{36} Будучи исследователем современным, Хибберт пытается эти ошибки исправить, но будучи британцем — делает новые.

Русские военные оценивали сочинение Кинглейка только как журналистский опус, не имеющий ничего общего с военной историей. Дело не в отношении к автору как к представителю враждебной армии. Участник кампании Ф.И. Приходкин считал, что французы гораздо объективнее в описании войны. По его мнению, Кинглейк всячески унижает союзников, сравнивая их при этом с русскими. В результате сложилась парадоксальная ситуация, когда книга Тотлебена «…по отношению к французской армии — книга соперника, но не врага», а сочинение Кинглейка, «вдохновленное ненавистью, не сочетающееся к тому же с честностью английской нации, …есть не что иное, как длинный памфлет на Францию, на ее флот и армию».{37}

Российским противовесом Кинглейку является, скорее всего, Н. Дубровин — автор многих исторических и военно-исторических трудов, корреспондент Императорской академии наук, один из лучших выпускников Дворянского полка (1856 г.).[48] Несколько частей его внушительного труда «История Крымской войны и обороны Севастополя»{38} — большей частью выборка из воспоминаний участников и документов периода войны в Крыму. Это не более чем патриотически популярное (как назвал его А. Свечин) сочинение в нескольких томах.{39} Отдельные его моменты не только не соответствуют тому, о чем говорили одновременно несколько участников событий, но противоречат здравому смыслу. И все-таки работа занимает свою положительную нишу в историографии Крымской войны и сражении на Альме. Например, в ней содержится характеристика сражения при Альме генералом В. Кирьяковым. Это личный взгляд сложного характера человека, чья альтернативная точка зрения противоположна официально принятой и «высочайше утвержденной».

В любом случае работы Н. Дубровина заслуживают внимания, хотя использовать их нужно внимательно и осторожно, сопоставляя с воспоминаниями участников и обязательно глядя на карту.

Забегая вперед, хочу сказать, что чрезмерное увлечение современных историков такими авторами, как Н. Дубровин с русской стороны и Кинглейк с британской, привело в конечном итоге к тому образу Крымской войны, который годами создавался в отечественной истории. Имя ему — лубок.

Еще одно лицо в ряду обозревателей Альминского сражения — французский исследователь Крымской войны, барон Сезар де Базанкур.[49] Он, как и Кинглейк — свидетель, журналист, взятый в экспедицию для составления ее официальной истории. Некоторые современники относили его к той категории летописцев, которые берутся в военные походы в составе свиты приближенных высших военачальников с единственной целью — путем хроники детализировать славный боевой путь патрона. Часто такой хроникёр вместо славы приносил своему начальнику проблемы.{40}

Изданная в Париже в 1858 г. книга Базанкура «Экспедиция в Крым»{41}, по мнению Е. Тарле, «…военная хроника участника войны, день за днем ведшего свои записи и напечатавшего тут же полностью ряд драгоценных документов, является одним из лучших источников, во многом единственным и незаменимым, несмотря на все ошибки и неточности, которые были неизбежны». Поправлю знаменитого академика: с точки зрения описания непосредственно военных действий у Базанкура ошибок много меньше, чем у самого Тарле. Но и тут проблема не в знаниях советского ученого. Базанкур как-никак очевидец событий- И он не имел счастья писать труд в условиях сталинских кровавых 30-х. Не менее интересен труд французского автора «Действия французского флота на Черном море и Балтике: хроника событий Крымской войны». Там можно найти интересные детали перехода в Крым союзных сил, подготовки к высадке, высадки и самого Альминского сражения.{42}

Отвлечемся на несколько слов о русских авторах, ссылки на воспоминания и теоретические труды которых использованы в данном описании происходившего 20 сентября на берегах Альмы. Хотя они в отличие от труда Базанкура не оказали влияния на военно-теоретическую мысль Ф. Энгельса,{43} вклад в теорию и историю военного искусства их авторов неоценим.

Условно разделим их на три основные категории.

Первая — это непосредственные участники событий начала войны. Работать с их воспоминаниями одновременно и легко, и трудно. Если с первым все понятно, то со вторым сложнее прежде всего потому, что война — слишком интимное переживание для тех, кто воевал. Для любого участника характерно очень много эмоций, часто не способствующих точному пониманию события. И все-таки только они видели правду. Они очевидцы, и потому начнем с них. Их не так много, но я не утверждаю, что использовал всех.

В первую очередь В.Ф. Бейтнер — поручик Московского пехотного полка, Ф. И. Приходкин — поручик Минского пехотного полка, А.А. Панаев — адъютант главнокомандующего генерал-адмирала князя АС. Меншикова,{44} А.П. Хрущёв — командир Волынского пехотного полка, А. Розин — обер-офицер Владимирского пехотного полка, капитан-лейтенант Д.В. Ильинский, командир морского батальона, поручик Н.А. Горбунов — полковой адъютант Владимирского пехотного полка,{45} лейтенант В. Стеценко — офицер штаба князя А.С. Меншикова. Оставил свои записки о происходившем 20 сентября 1854 г. и официально назначенный «главным виновником поражения» (о чем мы еще подискутируем) генерал-лейтенант В.Я. Кирьяков, которого, по его словам, «…беспристрастие и строгая истина обязывают повести рассказ».{46} Понимаю, что начальник 17-й пехотной дивизии не столь виновен в поражении, как стараются преподнести князь А.С. Меншиков и официальные историографы, но и не восторгаюсь им. Одно упоминание об обстреле его пехоты «шрапнелевой картечью с пароходов» наводит на мысль, что сей генерал или просто безграмотен, или врет. Отдельно упомяну воспоминания командира 16-й дивизии генерала О. Квицинского.

Их публикация породила выход записок еще одного из участников сражения — генерала (в сражении — полковника) штаба князя Меншикова Вунша «Несколько слов против «Новых подробностей о сражении при Альме» в «Военном сборнике».

Воспоминания писали люди разные как по характеру, так и по степени участия в сражении. Если говорить о профессионализме авторов, оставивших воспоминания о сражении, то тут вне конкуренции Бейтнер и Приходкин. Каждый из них рассматривает сражение «…и как очевидец, и как действующее лицо».{47}

Если эти двое были непосредственно в рядах сражавшихся и их рассказы действительно объективны, то воспоминания молодого и восторженного адъютанта князя Меншикова А. Панаева — панегирик своему патрону юного аристократа, который был «…более по части лошадей»,{48} нежели беспристрастным квалифицированным свидетелем. Но при этом он был рядом с князем и, нужно признать, детально описал все, что происходило вокруг. Не столь масштабны, но интересны в плане описания отступления русских войск после сражения воспоминания полкового адъютанта Волынского пехотного полка Маклакова.

Наиболее масштабным, объемным, достоверным, действительно профессионально написанным, на мой взгляд, документом является статья полковника Ф.И. Приходкина. В звании поручика этот офицер принимал участие в сражении вместе со своим отцом — полковником И. Приходкиным, командиром Минского пехотного полка. Работа опубликована в журнале «Военный сборник» в 1870 г.{49} В отличие от других очевидцев сражения Ф.И. Приходкин дает спокойный бесстрастный анализ происходившего, стараясь свести воедино фактический материал, свидетельства других участников, в том числе и с противоположной стороны, систематизируя их по времени и месту событий. Это отличает его работу, базирующуюся на знании автором военного искусства и тактики, умением беспристрастно излагать суть происходившего, не давая места положительным или отрицательным эмоциям, которыми изобилуют прочие труды. В 1904 г. в этом же издании Ф.И. Приходкин опубликовал вторую часть своих воспоминаний.{50} Она уже касалась действий на правом фланге русской армии во время сражения на Альме. Кстати, качественно она ниже, чем опубликованная 30-ю годами ранее, но все равно это взгляд участника.