Татьяна Симонова - Советская Россия (СССР) и Польша. Русские антисоветские формирования в Польше (1919–1925 гг.) Страница 20

Следуя указаниям из Москвы, 28 октября Ганецкий направил в МИД Латвии ноту с требованием прекратить вербовку русских и всех желающих добровольцев «для Врангеля и других контрреволюционеров». Полномочный представитель РСФСР указал на то, что отправка из латвийских гаваней через Польшу русских и латвийских граждан, солдат и офицеров приобрела «систематический и постоянный характер»; что «при попустительстве латвийских властей» добровольцы получают документы под видом польских и литовских беженцев; что в добровольческие антисоветские армии направляются «латвийские гражданки в качестве сестер милосердия». Одним словом, имела место «широкая картина закулисной деятельности агентов Врангеля в Латвии и их сношения с Латвийским правительством»[355].

Ответа на ноту Ганецкого от правительства Латвии не последовало, и через три дня правительство Советской России направило ноту правительству Латвии с изложением конкретных фактов в подтверждение своих претензий в связи с «оказанием помощи» со стороны правительства Латвии антисоветским добровольческим формированиям в Польше. В ноте было заявлено также, что формирования Савинкова «в значительной мере создаются до сих пор в пределах Латвии»[356].

На мирных переговорах в Риге советская делегация настаивала на внесении в текст договора тех же положений в отношении организаций, имеющих целью вооруженную борьбу с другой стороной, как это имело место в мирных договорах с Латвией и Эстонией. Но польская делегация в конце октября отклонила предложение о «нетерпимости в отношении организаций», которые ставят своей целью «войну с большевиками». Стороны согласились, что по этому вопросу будет вестись дискуссии до момента выработки окончательного текста мирного договора. Что же касалось уже сформированных российских и украинских отрядов в Польше, то от имени польского Генерального штаба и главного военного командования было сделано заявление, что они «прекращают всяческие отношения с ними и снимают с себя всякую ответственность за их дальнейшие действия»[357].

Однако эти заверения были нарушены уже в начале ноября, когда польское военное командование поручило военным отрядам УНР совершить рейд на территорию Советской Украины с целью препятствовать переброске командованием Красной армии войск и снаряжения в Крым. Такую же задачу получил Булак-Балахович на территории Советской Белоруссии[358]. Как следовало из показаний Савинкова на Лубянке, Пилсудский после заключения перемирия поставил перед ним вопрос: «Будете ли вы воевать?» Участники совещания у Савинкова (Булак-Балахович, Пермикин, Махров – представитель Врангеля, и другие) «единогласно постановили – драться»[359].

Г. В. Чичерин, анализируя международную ситуацию, вставал перед дилеммой: «Не старается ли Антанта путем распускания тревожных слухов отвлекать наши силы от Крыма, или же действительно теперь налаживается новая интервенция в широком масштабе, в которой значительная роль должна принадлежать Савинкову, Перемыкину, Балаховичу и Петлюре». Второй вариант развития ситуации казался ему более реалистическим, поскольку «в Польше они имеют прекрасную базу». Кроме того, Чичерин привык доверять информации из Германии, откуда в НКИД поступали сообщения агентов, что «под маской мира с нами в Польше готовится грандиозное наступление на нас всевозможных белогвардейских отрядов, доведенных до очень внушительной силы, с французскими офицерами, инструкторами и снабжением»[360].

Однако внутренние разногласия геополитического характера, давление политических и финансовых кругов Польши, заинтересованных в заключении мира, на польские военные круги не позволили разношерстным антисоветским отрядам выступить с армией Врангеля единым фронтом. В целом 3РА до 10 ноября находилась в резерве в районе Плоскирова, затем была выведена на фронт, но в боевых действиях на стороне УНР, как полагает польский исследователь З. Карпус, участия не смогла принять[361]. Этот вопрос требует более пристального изучения.

Известно, что конная ударная группа[362] генерала Бобошко в составе 3 тысяч человек конницы и 3 тысяч человек пехоты с артиллерией 14 ноября перешла в наступление с целью ликвидировать наступление Красной армии. Но в тот же день под натиском ударной группы в составе трех дивизий Красной армии стала отступать в направлении на Старо-Константинов[363].

18 ноября польские власти приняли решение об интернировании всех русских частей, переходивших границу. 21 ноября части 3РА перешли границу Польши в районе Подволочиска и были разоружены и интернированы[364]. До 17 декабря интернированная дивизия Палена находилась в деревне Черниховцы, затем (до 1 января 1921 г.) в г. Тарнополе, 6 января она переведена в Торунь (форт Стефана Батория)[365].

Иначе складывалась ситуация в НДА. Станислав Булак-Балахович и его младший брат Юзеф, решившие «драться», в первый период боев против Красной армии успешно теснили ее части[366]. 3 ноября Б. Савинков в чине есаула, театрально сопровождавший братьев-генералов, телеграфировал маршалу Пилсудскому и Врангелю о переходе ими границы, установленной прелиминарным миром. Б. Савинков докладывал, что «в исторический день» офицеры и добровольцы армии передают «горячую благодарность и свой братский привет свободному польскому народу, доблестной польской армии и ее верховному вождю маршалу Пилсудскому»[367]. По справедливому замечанию отечественного исследователя, ноябрьский поход братьев Балахович в полосе протяженностью около 300 верст создал немало проблем командованию Западного фронта[368].

Поход Булак-Балаховича сопровождался террором и погромами мирного населения, свидетельствовавшими о полном моральном и психологическом разложении его «армии». И. В. Михутина обнаружила письмо польского офицера, сопровождавшего этот поход. «Это человек без идеологии, бандит и убийца и такие же у него товарищи подчиненные… – писал он жене, характеризуя «союзника» Булак-Балаховича, – они не знают стыда и похожи на варваров. При мне бросали ему под ноги головы большевиков, отсеченные саблями… Я пил с ним всю нынешнюю ночь, а утром он со своей группой и я с полком пошли на дело. Избиение большевиков было страшное»[369]. За взятие Пинска польское командование наградило генерала и нескольких его подчиненных высшей военной наградой Польской республики – орденом Виртути Милитари[370].

Не теряя времени даром, 16 ноября Б. Савинков в Мозыре, захваченном Булак-Балаховичем, от имени РПК заключил соглашение с Белорусским политически комитетом (БПК) о совместных вооруженных действиях против Советской России.

Спустя два дня от имени РПК был подписан договор с Петлюрой как главой УНР о совместных действиях «союзных войск»[371]. Однако во второй половине ноября 1920 г. «начальник белорусского государства и главнокомандующий всех вооруженных сил на территории Белоруссии»[372] столкнулся с наступлением Красной армии, которое завершилось полным его окружением.

3 декабря Булак-Балахович вернулся в Варшаву. Личный состав НДА понесла значительные потери в боях с Красной армией. Позже Б. Савинков на допросе констатировал: «Поход… закончился плачевно»[373]. Однако в декабре 1920 г. «есаул» Б. Савинков, отметив «недостатки» в погромном походе «батьки» по территории Белоруссии, подчеркивал: «Метод, избранный генералом Булак-Балаховичем для борьбы против красных, был правильным. Остается этот метод усовершенствовать»[374].

Потерпев поражение менее чем через два месяца после начала самостоятельного «военного похода» в Белоруссию, 8 декабря Булак-Балахович отдал приказ разоружаться. НДА подлежала интернированию, 12 декабря 1920 г. был издан приказ о создании специальной комиссии по ее ликвидации[375]. РПК Б. Савинкова официально был распущен 15 декабря, ранее, 1 ноября, была ликвидирована экспозитура в Калише.

Вся работа по организации русских отрядов в Польше проходила тайно. «Польские круги абсолютно ничего не знали о существования соглашения между польским правительством и Савинковым», – доносил из Варшавы в ВЧК один из агентов службы контрразведки Б. Савинкова[376].

Сохранившиеся архивные материалы позволяют определить размах финансовой поддержки антисоветских формирований со стороны польского военного руководства. На эту деятельность только из польского бюджета через военное министерство в период с 1 июля по 20 декабря 1920 г. РПК получил 170 миллионов польских марок, 8 миллионов российских царских рублей и 2 миллиона «думских рублей». При этом через отдел снабжения и администрации РПК финансовые средства проходили только для 3РА, армия Булак-Балаховича получала финансирование из польского бюджета напрямую.

Из этих сумм на нужды обеих армий (Булак-Балаховичу и Пермикину), а также эмигрантскому Русскому обществу Красного Креста (РОКК) было выдано[377]:

Всего на военные цели было израсходовано: