Юрий Удовенко - Агенты России Страница 56

Николай Иванович много расспрашивал о немцах, какие они специалисты, как работают, с кем дружат из советских конструкторов и т. п.

Один раз он уговорил меня поехать с ним после работы в город прогуляться. Это было, кажется, в августе 1935 года. Мы поехали на трамвае в город до площади 1905 года. Во время поездки он старался разговаривать со мной на немецком языке. Это было вызывающе и не тактично среди народа, который нас, конечно, не понимал. Я ему несколько раз делал замечания, но скоро он опять продолжал разговор на немецком языке».

Старший инженер Н.И. Баранов был такого же мнения о Николае Ивановиче, а хранитель музея истории «Уральского завода тяжелого машиностроения» Нина Обухова подытожила: «…некоторые, считали его талантливым — многие, просто не хотели с ним общаться».[357]

И потом у «многих», в числе которых были и секретные агенты НКВД, возникал вопрос: а на какие, ради Бога извините, шиши скромный служащий заводской газеты «За тяжелое машиностроение» так вызывающе одевается и ведёт столь разгульную жизнь с иностранцами?

Вот на этот вопрос и пришлось Николаю Ивановичу давать ответ операм Управления НКВД СССР по Свердловской области.

Несколько позже Кузнецов сетовал своему другу Феде Белоусову, которого тоже исключили из ВЛКСМ и из Талицкого техникума, что «в заключении он прошел через жуткие испытания, и с тех пор у него стали выпадать волосы на голове».[358]

Как бы там ни было, но правду об этом эпизоде жизни нашего героя мы вряд ли узнаем. Как не узнаем ничего из жизни Николая Ивановича в период 1936–1938 годов.

Начальник УФСБ России по Свердловской области генерал-лейтенант Геннадий Иванович Воронов утверждал, что в хранящемся в архиве его Управления контрольном деле имеется запись «Кузнецов Н.И., до ареста работавший в редакции Уралмашевской газеты, освобожден из-под стражи 7 октября 1936 года. Само уголовное дело в 1962 году было выслано в Ровно».[359] В личном деле агента Кузнецова на Лубянке материалов по свердловскому периоду нет.[360] Следовательно, у кого-то весьма влиятельного были причины скрыть тайну этого периода жизни Николая Ивановича.

Вместе с тем арест по подозрению в контрреволюционной деятельности никоим образом не повлиял на агентурную работу Кузнецова, который на этом поприще добился значительных результатов и был принят на личную связь наркомом внутренних дел Коми АССР Журавлёвым Михаилом Ивановичем.

Нарком по-государственному оценил личностные качества «Учёного». И, вероятно, понимая, что вышеуказанный арест Кузнецова привёл к нецелесообразности его дальнейшего использования в разработке иноспециалистов, подозревающихся в шпионаже, летом 1938 года передал его на связь начальнику 1 — го отделения секретнополитического отдела ГУГБ НКВД СССР Райхману Леониду Федоровичу.

Спустя годы генерал-лейтенант Л.Ф. Райхман вспоминал: «…Идеальным вариантом, конечно, было бы направить Кузнецова на учебу в нашу школу… Но мешали два обстоятельства. Во-первых, учеба в нашей школе, как и в обычном военном училище, занимала продолжительное время, а нам нужен был работник, который приступил бы к работе немедленно, как того требовала сложившаяся оперативная обстановка. Второе обстоятельство — несколько щепетильного свойства… У Кузнецова в прошлом — сомнительное социальное происхождение, по некоторым сведениям отец то ли кулак, то ли белогвардеец, исключение из комсомола, судимость, наконец… В конце концов мы оформили Кузнецова, как особо засекреченного спецагента, с окладом содержания по ставке кадрового оперуполномоченного центрального аппарата. Случай почти уникальный в нашей практике, я, во всяком случае, такого второго не припоминаю».[361]

Да, случай уникальный.

Как уникально и утверждение Гладкова Теодора Кирилловича, что незадолго до своей кончины Леонид Федорович Райхман поведал ему: «.Придумали для Кузнецова и убедительную легенду, рассчитанную прежде всего на немецкий контингент. Русского, уральца Николая Ивановича Кузнецова превратили в этнического немца Рудольфа Вильгельмовича, фамилию оставили прежнюю, но… перевели ее на немецкий язык: Шмидт. Родился Руди Шмидт якобы в городе Саарбрюкене. Когда мальчику было года два, родители переехали в Россию, где он и вырос. В настоящее время Рудольф Шмидт — инженер-испытатель авиационного завода № 22[362] в Филях… Очень скоро «Колонист» прямо-таки с виртуозной убедительностью научился завязывать знакомства с приезжающими в СССР немцами» [363] Далее описываются успехи Кузнецова в разработке шпионов посольских резидентур ряда государств, в том числе германского.

Смею утверждать, что разведчик даже самой занюханной африканской державы через пять минут общения с Кузнецовым смекнул бы, что Николай Иванович никакого отношения к авиации не имеет.

Гладков Т.К., так же со ссылкой на Рейхмана Л.Ф., писал о Кузнецове: «…К началу войны он успешно выполнил несколько моих важных поручений. Остался весьма доволен им и мой товарищ, также крупный работник контрразведки, Виктор Николаевич Ильин, отвечавший тогда за работу с творческой интеллигенцией. Благодаря Ильину Кузнецов быстро оброс связями в театральной, в частности, балетной Москве. Это было важно, поскольку многие дипломаты, в том числе немецкие, и установленные разведчики весьма тяготели к актрисам, особенно к балеринам. Одно время даже всерьез обсуждался вопрос о назначении Кузнецова одним из администраторов… Большого театра».[364]

Начертая эти строки, Теодор Кириллович не задался вопросом: как агент «Колонист» объяснил бы германским, да и не только, шпионам-дипломатам причину, по которой он сменил должность лётчика-испытателя на администратора Большого театра.

Да и Судоплатов Павел Анатольевич утверждал, что Кузнецов «…готовился индивидуально, как специальный агент для возможного использования против немецкого посольства в Москве.

Красивый блондин, он мог сойти за немца, то есть советского гражданина немецкого происхождения.

У него была сеть осведомителей среди московских артистов. В качестве АКТЁРА он был представлен некоторым иностранным дипломатам. Постепенно немецкие посольские работники стали обращать внимание на интересного молодого человека типично арийской внешности, с прочно установившейся репутацией знатока балета. Им руководили Райхман, заместитель начальника Управления контрразведки, и Ильин, комиссар госбезопасности по работе с интеллигенцией. Кузнецов, выполняя их задания, всегда получал максимум информации не только от дипломатических работников, но и от друзей, которых заводил в среде артистов и писателей. Личное дело агента

Кузнецова содержит сведения о нём, как о любовнике большинства московских балетных звезд, некоторых из них в интересах дела он делил с немецкими дипломатами».[365]

Отчего-то забыл упомянуть Павел Анатольевич, что агент «Колонист» в «медовые ловушки» заманивал не только немецких, но и японских шпионов: подставлял проституток, состоящих на секретной службе в НКВД, и секретарю военного атташе Японии, бисексуалу Сасаки.

Хинштейн А.Е., надо полагать, документально обоснованно утверждает, что Николай Иванович по заданию НКВД влюблял в себя многих женщин, представляющих оперативный интерес. Так, «через постель» он получал сведения от секретарши германского посольства, которая ещё в марте 1941 года якобы проболталась о дате фашистского нападения на СССР. Достаточно длительный период Кузнецов посредством любовной страсти выведывал у 30летней Розы Леопольдовны Борк сведения о подрывной деятельности её мужа — арестованного чекистами немецкого шпиона Отто Борка.[366]

Александр Евсеевич утверждает, что летом 1938 года Кузнецов прибыл в Москву уже с паспортом на имя Рудольфа Вильгельмовича Шмидта. По этому документу он поселился в гостинице «Урал». О чём администраторша[367] (она же агент НКВД «Малинина») незамедлительно сообщила кому следует.

В последующем агент «Надежда» информировала третий отдел ГУГБ НКВД о неприязни Шмидта к русским. Агент «Астра» сообщала в отдел КРО УНКВД по Москве, что Рудольфа Вильгельмовича можно застать дома в любое время дня и ночи, где его посещает много людей, особенно девушки, он часто покупает дорогое вино и дефицитные продукты. Агент «Мальта» сигнализировала в третий спецотдел НКВД, что адрес подозрительного немецкого инженера запрашивала в «Мосгорсправке» не менее подозрительная иностранка. «Кармен» сообщала в третий спецотдел НКВД, что немец Шмидт намеревается получить советское подданство, а агент «Марина» информировала шестой отдел Главного экономического управления, что Шмидт недоволен тем, что гражданство это получил.

Хинштейн А.Е., сохранив орфографию и пунктуацию, опубликовал извлечения из заявления члена ВКП(б) с 1930 г. Трофимова в НКВД СССР: «Прошу расследовать тщательно о гр-не Рудольфе Вильгельмовиче Шмидт, работающему в должности инженера по испытанию новых самолетов, так как я подозреваю Шмидта, состоящего в контрразведке в иностранных государствах. (…)