Кто боится гендера? - Джудит Батлер Страница 10

и почему мы не можем хорошо понять гендер, не понимая его как исторически сформировавшийся и поддающийся пересмотру. Эта точка зрения имеет последствия для ответа на вопрос "Свободен ли я или детерминирован?". Проще говоря, мы никогда не формируемся просто так и никогда не являемся безусловно самоформирующимися. Это может быть еще одним способом сказать, что мы не только живем в историческом времени, но и что оно живет в нас как историчность любой гендерной формы, которую мы принимаем как человеческие существа. Нам не избежать ранних впечатлений, которые оживляют наши желания и делают загадочным мир взрослых, включая его гендерные интерпелляции.

В некотором смысле движение против гендерной идеологии хочет положить конец всей этой живости, свободе, исторической и внутренней сложности. Реагируя на ситуацию с людьми, стремящимися изменить пол или получить доступ к гендерно подтвержденному медицинскому обслуживанию или юридическому статусу, Ватикан ясно дал понять, что те, кто хочет создать свою собственную личность на своих собственных условиях, захватывают власть, которая по праву принадлежит только Богу.

 

В начале книги мы рассмотрим вклад Ватикана в антигендерную риторику, а также глобальные аспекты этого движения, включая входящие в него сети. Претензии, выдвигаемые против гендера, различаются в зависимости от контекста их озвучивания, однако определенные мотивы сохраняются во всех регионах. Сотрудничество между правыми евангелическими церквями в США, Америке, Восточной Европе и Северной Африке является одним из наиболее заметных благодаря опубликованным ими программным документам и общественной поддержке. Я также рассматриваю, как психосоциальные фантазмы наполняют ключевые аргументы против гендера, провожу обзор основных законодательных дебатов по этому вопросу и отмечаю хорошо организованное сотрудничество против гендера в разных регионах и полушариях. Затем книга переходит к недавним дебатам в Соединенных Штатах, где "гендер" только недавно стал спорным термином, и рассматривает инвестиции государства в фантазию о восстановлении патриархальной власти. Я также рассматриваю британские дебаты по вопросу секса, уделяя пристальное внимание фантазматическим тревогам, обнаруживаемым в аргументации транс-исключительных феминисток, таких как Дж. К. Роулинг, организации Sex Matters, а также взглядам Кэтлин Сток и Холли Лоуфорд-Смит.

Далее я рассматриваю проблемы теории социального конструирования, лежащие в основе взгляда на гендер как на "конструируемый". С одной стороны, всегда было неправильно понимать "конструирование" как искусственность или фальшивость, отличную от материальной реальности тела. С другой стороны, модель совместного конструирования более полно демонстрирует, как материальный и социальный вклад переплетаются в производстве гендерного тела. Природа не является основой, на которой происходит конструирование гендера. Как материальные, так и социальные аспекты тела конструируются с помощью целого ряда практик, дискурсов и технологий. Этот процесс совместного конструирования заставляет обратить внимание на то, как материальность тела формируется через то, что принимается в пищу, и атмосферу, которой оно подвергается, виды доступной пищи, воздух, которым человек дышит, всю экологическую инфраструктуру, через которую формируется и поддерживается тело. Они не просто находятся за пределами тела, но являются тем, из чего оно сделано.

Однако процесс совместного конструирования также может быть задействован нормативными рамками с разрушительными последствиями. Например, жестокие операции и процедуры нормализации, проводимые клиникой гендерной идентичности Джона Мони в Университете Джона Хопкинса, или гинекологические эксперименты над чернокожими женщинами в рабстве, посредством которых создавались нормативные представления о белых мужских и женских нормах. Это лишь два примера культурных и материальных форм формирования гендера, которые были сопряжены с ужасающим насилием. В ходе принудительных операций с телами черных женщин обращались как с "плотью", по выражению Гортензии Спиллерс, и на этом фундаменте строилась сексированная культура или цивилизация. Почему черные тела должны были принимать на себя роль "природы", при каких условиях и для каких целей? Диморфизм служит воспроизводству нормативной белой семьи в Соединенных Штатах. Гортензия Спиллерс утверждает, что черные женщины были исключены из идеализированного гендерного бинаризма, считаясь дегенерированной плотью, из которой были созданы белые полы. Гендерные нормы в рабстве и после него строились как предположительно белые, укрепляя господство белой расы буквально на спинах порабощенных людей. К. Райли Снортон развивает тезис Спиллерса и утверждает, что история гинекологических операций на бывших порабощенных в США свидетельствует о том, как гендерные нормы создавались посредством хирургического расизма. Черные тела были экспериментальным полем, на котором создавались белые гендерные нормы.

Проект Мони одновременно предполагает и эксплуатирует несоизмеримость между прожитым воплощением и полученной им половой принадлежностью. Если рассматривать гендер в более широком смысле, то он представляет собой дилемму: как соединить социальные категории и живые формы воплощения - с помощью каких средств и с какой силой? Есть жестокие и несправедливые способы принуждения к этому соединению, а есть многообещающие и даже эмансипационные способы воплощения как этого соединения, так и разъединения. Я выступаю против сексологических проектов, направленных на принуждение тел к соответствию диморфным идеалам. Напротив, я надеюсь показать, как различные научные парадигмы предлагают способ думать о гендере как о спектре или мозаике, живой сложности, достойной утверждения.

Помимо сексологии и расы, колонизация действует парадоксальным образом в рамках движения против гендерной идеологии. Я рассматриваю утверждение о том, что гендер служит проектам колонизации, - правое утверждение, которое не позволяет провести различие между колониальным навязыванием диморфизма, критикуемым деколониальными феминистками, и противоположным утверждением Ватикана, а именно, что колониальные влияния виноваты в том, что эти ценные бинарные рамки ставятся под сомнение. Я утверждаю, что здесь действуют по меньшей мере два совершенно разных понимания колонизации, опираясь на работы, которые показывают, что гендерный диморфизм вряд ли является стабильным предположением на Глобальном Юге.

Конечно, "гендер" как термин связан с английским языком и часто с презумпцией монолингвизма. Иногда термин не работает в других языках, а иногда он обнаруживает лингвистических родственников, о которых не подозревал. Значимость термина зависит от перевода, и утверждение, что перевод часто изменяет значение термина, когда он попадает в другой язык и контекст. Я прихожу к выводу, что перевод - это условие возможности транснационального феминизма и эффективной солидарности против движения антигендерной идеологии. Таким образом, важно обратить внимание на исследования, которые показывают, что гетеронормативные рамки понимания гендера как бинарного были навязаны колониальными державами странам Глобального Юга, проследить наследие рабства и колониализма, связанное с жестокими хирургическими и сексологическими практиками определения и "исправления" пола в свете идеалов белизны, и посмотреть, какими могут быть языковые альтернативы гендера в разных языках, чтобы подвергнуть критике монолингвальные предположения этого термина.

Возможно, задача состоит в том, чтобы замедлить всю общественную дискуссию, пересмотреть, что, по нашему мнению, мы подразумеваем под "гендером" и почему. Подобные открытые общественные исследования крайне важны для демократической жизни, ведь если мы осуждаем то, чего не понимаем, то моралистическое и догматическое невежество диктует судьбу как интеллектуальной жизни, так