О дивный тленный мир - Хейли Кэмпбелл Страница 15

на природу, стрелял в акул, вырезал у них челюсти и смотрел, что они едят. Потом я продавал эти челюсти на 81A — большом флоридском шоссе. И еще кокосовые орехи. Я не мог поверить, что всем этим пенсионерам нужны кокосы». Эта история может звучать как становление очередного серийного убийцы вроде Джеффри Дамера, однако интерес к смерти не всегда ведет человека по тому же пути. Терри искал в организме жизнь, ту компоненту, которая приводит все в движение, как электричество.

Сейчас он разрезает тела с помощью медицинского оборудования в заданных хирургических плоскостях — так, чтобы сохранились структуры, необходимые студентам для обучения. Плечо он начнет резать вдоль ключицы, а затем последует вдоль грудной клетки, отделяя руку вместе с лопаткой. В случае ноги надо максимально использовать колени и лодыжки, а бедра стоит приберечь для другого отделения больницы, так что Терри оставит треть бедренной кости будущим ортопедам для изучения подходов к бедренному суставу. Голову отделяют от тела с помощью костной пилы — ею режут плоть и разделяют позвонки где-то над плечами, стараясь оставить как можно больше шеи, чтобы изучить дыхательные пути.

Я спрашиваю его о том, беспокоит ли его вся эта работа. Он смеется и отвечает отрицательно. В жизни ему приходилось видеть и не такое. Он забирал тела с мест преступления, а это куда хуже, чем самостоятельно готовить труп. Он не знает, какие качества позволяют ему делать то, что не могут другие, почему у него не бывает тошноты и кошмаров, почему он не падает в обморок. Когда он еще занимался организацией похорон, у коронера в Рочестере не было команды по уборке жертв и к Терри регулярно обращались за помощью. Пока он методично собирал ошметки вокруг взорвавшегося автомобиля с оплавленными до пружин сиденьями, коллег выворачивало перед камерами местных репортеров. В другой раз Терри паковал в мешок самоубийцу — тот не одну неделю пролежал в сквоте[22] рядом с пистолетом и журналами, которыми заглушил выстрел, — а другие стояли рядом, уткнув нос в средство от кашля. Он без проблем забирал трупы, которым обгрызли лицо домашние животные. Я раз за разом возвращаюсь к теме, но он только посмеивается. Он сам не знает, как ему это удается. Тогда я позволяю вопросу повиснуть в воздухе.

«Ну, мне как-то пришлось отделить голову другу. Это было… — Он осекается. — За всю мою карьеру не было ни дня, чтобы я, отрезая кому-нибудь голову или руку, не задумывался, как я этим занимаюсь. Как я здесь оказался?»

Тот человек был коллегой по клинике и завещал тело для участия в программе. Терри повторял тогда самому себе, что умерший знал, на что идет и кто будет делать эту работу, так что это просто исполнение последней воли. «За годы, проведенные здесь, у меня было довольно много жертвователей, которых я знал при жизни. Это меняет дело. Всегда есть какой-то личный аспект. Но я по-прежнему отделяю себя от работы и делаю все, что могу, чтобы с уважением отнестись к их дару, как и было обещано. Приходится просто действовать. Я уверен, что врачи и другие медицинские работники тоже по-другому относятся к друзьям и близким, если приходится их лечить. Нервничаешь немного больше, но все равно хочется выполнить свою работу как следует, а делаешь то же самое, что и с незнакомым пациентом. И все-таки психологически подход другой».

Иногда за своим сердцем все-таки приходится следить. Сейчас благодаря соглашению с одним университетом в Миннеаполисе существует система, позволяющая обмениваться трупами, если умерший человек — близкий кого-то из сотрудников или студентов.

«Когда вы препарировали вашего друга, вы делали что-то не как обычно? — интересуюсь я. — Вы закрывали ему лицо?»

«Нет. Я просто взялся за дело, попытался сжать эмоции в кулак и качественно сделать обычную работу, удовлетворить его желание участвовать в программе».

И все же мне хочется разобраться, до какой степени это приобретенная привычка. Морозильник, полный отрезанных голов, — необычное зрелище даже по меркам похоронного агента. Я спрашиваю, был ли шок в первый день работы, когда на двух столах выстроилось тринадцать голов для занятий по тиропластике и ринопластике. «Я оттуда не убежал, — отвечает Терри. — Я просто подумал: “С ума сойти”». По его мнению, у работы в похоронном бюро было, наверное, даже больше минусов с точки зрения эмоций. В отличие от этого патологоанатомического отделения, там приходилось заниматься умершими детьми, а это всегда давалось ему особенно тяжело. «Тебя все время окружает горе. В моей теперешней должности тоже приходится иногда с ним сталкиваться, но для семей тут все-таки много надежды и оптимизма, есть какой-то позитив в очень плохой ситуации». Он снова задумывается, пытается найти еще какое-то объяснение, почему головы его не беспокоят. «Черт, меня это не смущает ни капли! — восклицает он, так ничего и не придумав. — Совершенно не беспокоит. Вот если бы мы резали людям головы без всякой пользы, тогда бы у меня, наверное, возникли проблемы».

Терри 62 года. Через два года он выйдет на пенсию, хотя кажется, что он из тех людей, которым всегда остается до пенсии два года. Он не планирует жизнь вокруг этого события: до пенсионного возраста еще надо дожить, и он это прекрасно знает. Ему известно и то, что человеческая челюсть не такая живучая, как у каймановой черепахи, но организм может приносить пользу и после того, как жизнь его покинула. Можно помочь не только еще теплой печенью, став донором в последние мгновения на больничной койке. Невозможно перечислить, скольких ошибок удалось избежать и каких успехов достичь благодаря этой лаборатории. Все это — ради подготовки молодых врачей, и связь между мертвыми в морозильниках и живыми на улице самая прямая.

Один-два раза в месяц к Терри обращаются за помощью врачи. Один доктор совершенствовал здесь инструмент для лечения синдрома запястного канала. Другому предстояло оперировать такую сложную и опасную опухоль, что за нее отказывались браться коллеги по всему миру. Она начиналась в шее, спускалась вниз по позвоночнику, оплетая его, как красная полоса на столбе цирюльника[23], и заканчивалась где-то под грудью. Для удаления этой вьющейся массы врачи разных хирургических специализаций должны были подключаться на разных этапах операции, продвигаясь вниз по позвоночнику и вращая пациента вокруг продольной оси, как курицу на гриле. Тренировались они в лаборатории Терри: приходили в десять вечера после работы, крутили трупы, составляли планы и уходили на рассвете. Человек выжил.

Еще была пересадка лица. Я слышала об этом случае: «хирургический марафон» продолжался 56 часов и оказался таким