Кто боится гендера? - Джудит Батлер Страница 3

Конечно, мы могли бы привести веские аргументы в пользу того, что рассматривать гендер таким образом неправильно, что было бы полезно для педагогов и политиков, которые стремятся объяснить, почему они используют этот термин и считают его ценным. Мы также можем попытаться представить историю того, как гендер стал рассматриваться таким образом, уделяя внимание как светским, так и религиозным версиям, отмечая, как правые католики и евангелисты преодолели некоторые из своих различий в борьбе с общим врагом. Все эти подходы необходимы, но они вряд ли могут объяснить или противостоять усиливающейся фантазматической силе "гендера". Этот фантом, понимаемый как психосоциальный феномен, является местом, где интимные страхи и тревоги становятся социально организованными для разжигания политических страстей. Какова структура этого яркого и искаженного фантома под названием "гендер"? И какими целями он руководствуется? Как нам создать контрвоображение, достаточно сильное, чтобы разоблачить его уловки, рассеять его силу и остановить усилия по цензуре, искажению и реакционной политике, которые он поддерживает? Именно мы должны создать убедительное контрвидение, утверждающее права и свободы воплощенной жизни, которые мы можем и должны защищать. Ведь в конечном итоге победа над этим фантомом - это вопрос утверждения того, как человек любит, как он живет в своем теле, право существовать в мире без страха насилия или дискриминации, дышать, двигаться, жить. Почему бы нам не хотеть, чтобы все люди обладали этими фундаментальными свободами?

Если оппонентов охватывает страх, их одолевает угроза опасного фантома, значит, должен появиться другой подход. Кажется, что мы вообще не участвуем в публичных дебатах, именно потому, что в зале нет текста, нет соглашения о терминах, а страх и ненависть заполонили пространство, где должна процветать критическая мысль. Это призрачная сцена. Говоря о "фантазматической сцене", я адаптирую теоретическую формулировку Жана Лапланша, покойного французского психоаналитика, для размышлений о психосоциальных явлениях. Для Лапланша фантазия не просто продукт воображения - полностью субъективная реальность - но в своей наиболее фундаментальной форме должна быть понята как синтаксическое расположение элементов психической жизни. Фантазия, таким образом, не просто порождение разума, подсознательная мечтательность, но организация желания и тревоги, которая следует определенным структурным и организационным правилам, опираясь как на бессознательный, так и на сознательный материал. Я бы предположил, что организация или синтаксис снов и фантазий одновременно социальны и психичны. Хотя Лапланш интересовался младенчеством и формированием оригинальной фантазии, я задаюсь вопросом, можем ли мы использовать некоторые аспекты его взглядов для понимания антигендера как фантазматической сцены. Я полагаю, что мы сможем лучше реагировать на это движение и его дискурс, если сформулируем вопрос таким образом. Ведь когда сцена уже разыграна, и нечто, называемое гендером, воображается действующим на детей или воздействующим на общество гнусными и разрушительными способами, "гендер" заменяет собой сложный набор тревог и становится сверхдетерминированным местом, где собирается страх разрушения.

Этот фантом можно обнаружить в широком спектре движений против прогрессивного законодательства. Он присутствует в основной повестке дня тайваньского национализма Chris и в президентских платформах на французских выборах; он присутствует не только в митингах в защиту европейской расовой чистоты, национальных ценностей и "естественной семьи", но и в консервативной критике Европы и ее гендерной политики, то есть ее неолиберальных программ. Где бы ни действовал этот фантом, он приносит с собой садистскую эйфорию от освобождения от новых этических ограничений, очевидно, навязанных феминистской и ЛГБТКВ+ повестками или их апологетами мейнстриминга. Примечательно и тревожно то, как эта моральная кампания наслаждается экспериментами с различными способами отрицания самого существования других, лишения их прав, отказа от их реальности, ограничения основных свобод, участия в бесстыдных формах расовой ненависти, контроля, унижения, карикатуризации, патологизации и криминализации этих жизней. Ненависть разжигается и рационализируется моральной праведностью, а все те, кто пострадал и был уничтожен ненавистническими движениями, выставляются в качестве истинных агентов разрушения. Эти проекции и инверсии структурируют призрачную сцену "гендера". В связи с этим у нас возникает два насущных вопроса: Кто кого уничтожает? И как формы совместного и нарастающего морального садизма выдают себя за добродетельный порядок?

Задача состоит не только в том, чтобы выявить ложь, но и в том, чтобы ослабить силу фантома распространяться и убеждать, а также создать другое воображаемое, в котором объекты антигендерного движения объединяются друг с другом, чтобы противостоять тем, кто уничтожает их право жить в мире, пригодном для жизни и свободном.

Фантазматическая сцена - это не то же самое, что фантазия, которая может возникнуть у вас или у меня в момент рассеянности. Это, скорее, способ организации мира, порожденный страхом перед разрушением, ответственность за которое возлагается на гендер. И все же, пытаясь изгнать термин и его предполагаемые последствия из мира, антигендерное движение явно наносит вред, стремясь уничтожить практики, институты и политику, которые пытались пересмотреть и расширить свободу и равенство - то есть те, которые предоставляли большую свободу жить открыто, дышать свободно, не опасаясь нападения, чувствовать, что человек занимает равное место в обществе наряду с другими.

Подумайте об утверждении, что "гендер" - каким бы он ни был - ставит под угрозу жизнь детей. Это мощное обвинение. Для некоторых, как только обвинение произнесено, оно становится правдой, и детям не угрожает опасность, а активно причиняется вред. Когда делается такой быстрый вывод, остается только один выход: Остановить вред! Уничтожить гендер! Страх, что дети пострадают, страх, что семья или собственная семья будет разрушена, что "человек" будет демонтирован, включая мужчин и людей, которыми некоторые из нас являются, что на нас обрушится новый тоталитаризм, - все это страхи, которые очень глубоко переживают те, кто посвятил себя искоренению гендера - слова, концепции, научного поля и различных социальных движений, которые он стал обозначать. Эти страхи, как я предполагаю, объединены в воспалительный синтаксис.

Синтаксис - это, в широком смысле, способ объединения элементов языка для осмысления мира. В снах и фантазиях расположение элементов важно для понимания смысла происходящего. Лингвисты, изучающие синтаксис, стремятся выявить правила, которые управляют таким расположением. Но когда Лапланш спрашивал о синтаксисе фантазий, он спрашивал о бессознательном расположении элементов, которое опирается на конденсацию и смещение - особый способ объединения ассоциаций в сложное единство, которое заставляет поверить в его реальность. Конденсацией называется то, как разрозненные психические и социальные элементы произвольно соединяются друг с другом и сводятся к единой реальности. Вытеснением называется способ, которым одна или многие темы вытесняются из сознания или экстернализируются в пользу той, которая одновременно и обозначает их, и скрывает. Мы увидим, как эти два психических процесса, связанные с социальными страхами и тревогами, работают в создании и