Уильям Шекспир - Король Лир. Буря (сборник) Страница 17

Придворный уходит.

О боги милосердные! Клянусь,Впредь не поддамся на внушенья бесаИ буду жить, пока угодно вам.

Прекрасно сказано, отец.

Откройтесь,Кто вы такой?

Убогий человек,Которого судьба нещадно билаИ состраданью выучила палкой.Вот вам моя рука, я отведу васКуда-нибудь, где можно отдохнуть.

Сердечно благодарен; дай вам небоУдачи и добра.

Входит Освальд.

Вот повезло:Награда так сама и лезет в руки. —Молись скорей, безглазая башка;Вот меч, что сокрушит тебя, предатель!

Он мне окажет дружескую милость;Не промахнись.

Эдгар становится между ними.

Как смеешь ты, дурак,Вступаться за изменника? Смотри же,Предательство заразно. Прочь с дороги!

С какого такого рожна мне уходить?

Прочь, болван, или ты сейчас умрешь.

Иди своей дорогой, господин хороший. Кабы всякий горлопан делал то, что грозится, меня бы уж давно землицей присыпали. Не трожь старика, не то поглядим, что крепче: твои кости или моя дубина.

Ах ты, навозная куча!

Эдгар и Освальд сражаются.

Побереги зубы, сверчок. Я их тебе пересчитаю, сколько ни прыгай.

Освальд падает.

Мошенник, ты убил меня! ВозьмиМой кошелек; похорони, как должно.А письма, что найдешь на мне, снесиВ английский лагерь, где сейчас при войскеЭдмунд, граф Глостерский; отдай ему…Какая преждевременная гибель!

Я знал тебя, услужливый мерзавец,Готовый делать все, чтоб угодитьСвоей порочной госпоже.

Он умер?

Отец, присядьте тут, передохните.Я загляну в карманы; эти письма,Должно быть, очень любопытны. Жаль,Что не дождался палача мерзавец.

Распечатывает письма.

Теперь посмотрим, что у них внутри.Простите, благородные печати,За грубость обхожденья. Иногда,Чтобы узнать, что в голове врага,Приходится и брюхо пропороть, —Не то что лист бумажный.

Читает письмо.

«Вспомни наши взаимные обещания. У тебя будет не один случай расправиться с ним. Была бы только воля, а время и место найдутся. Если он вернется на коне, все пропало, я останусь узницей, а его постель – моей тюрьмой; избавь меня от его гнусной страсти и освободи место для себя. Твоя – хотела бы я сказать, жена – преданная и готовая тебе служить, Гонерилья».

О безграничность женских вожделений!Как! Умышлять на жизнь такого мужаИ брата моего взамен желать!

Здесь я в песок твое зарою тело,Гонец злосчастный похотливой твари;А это нечестивое посланьеЯ герцогу открою в должный час,Когда взрастут бесстыдных козней зерна, —И расскажу про твой конец позорный.

Король сошел с ума; а мой рассудокСтоль груб, увы, что переносит все,Не пошатнувшись. Лучше б я свихнулся —Блуждал бы мыслями вдали отсюда,В краях фантазии, не ощущаяРасстроенным умом своих несчастий!

Издалека доносится барабанный бой.

Пойдем, отец. Дай руку мне. Вдали,Мне кажется, я слышу барабаны.Я приведу тебя к друзьям. Пойдем.

Уходят.

Сцена VII

Французский лагерь.

Площадка перед королевским шатром.

Входят Корделия, Кент, Врач и Придворный.

Мой храбрый Кент, чем отплатить смогуЗа вашу преданность? Не хватит жизниИ знаков благодарности не хватит.

Мадам, награды никакой не жду.Я лишь поведал правду – не прибавилИ не убавил.

Ваш худой костюм —О времени худом напоминанье;Прошу, оденьтесь лучше.

Это платье,Мадам, еще не время мне сменить;Как милости, прошу соизволеньяНеузнанным пока мне оставаться.

Извольте, сэр.

Как наш король?

Он спит,Устал и спит.

О всеблагие боги!Верните прежний мир больной душеИ оскорбленному его рассудку!

Коль вашему величеству угодно,Мы можем разбудить его. КорольПоспал довольно.

Поступайте так,Как вам подсказывает весь ваш опыт.

Слуги вносят Короля, спящего в кресле.

Его переодели?

Да, мадам.Во сне ему переменили платье.

Мадам, приблизьтесь; мы его разбудим.Ручаюсь, бред прошел.

Благодарю.

Сюда, поближе. – Громче, музыканты!

Отец любимый! Пусть моим устамПозволят боги стать твоим лекарством;Пусть этот поцелуй исправит вред,Что злые сестры причинить посмелиТвоей душе!

О добрая принцесса!

Не будь вы даже им родным отцом —Как можно жалости не испытатьПри виде этих белых длинных прядей?Сражаться с ветром, с ливнем и грозой,При ослепительных зигзагах молнийИ треске грома – в этом тонком шлемеСедых волос? Псу моего врагаЯ бы дала в такую ночь погретьсяУ своего огня; а ты, отец,Искал приюта в нищенской лачуге —С бродягами, в соломе! Это чудо,Что разом ты в ту ночь не потерялЖизнь и рассудок. – Доктор, он очнулся.Как быть?

Заговорите с ним, мадам.

Как вашему величеству спалось?

Не нужно доставать меня из гроба;Ты – райская душа, а я терзаемНа колесе, и собственные слезыМне сердце жгут расплавленным свинцом.

Вы знаете меня?

Ты дух, я знаю.В какой стране ты умерла?

В другой…Отсюда далеко.

Он снова грезит.

Пускай совсем проснется. Подождем.

Сон это или явь? Как ярок свет!Я весь измучен… Если бы другогоТак мучили, я б этого не снес.Где я сейчас? Мои ли эти руки?Попробую кольнуть иголкой. Больно!Так значит…

Сэр, взгляните на меня;Я вновь прошу у вас благословенья…Ах, не вставайте на колени, сэр!

Прошу, не нужно так со мной шутить;Я лишь старик, доверчивый и глупый,Доживший до восьмидесяти лет, —И, если говорить начистоту,Боюсь, немного не в своем рассудке.Мне кажется, я должен знать тебя…

И этого я помню человека.Но я боюсь… Ведь я не знаю даже,Где я сейчас; не помню ни одежды,Которая на мне, ни где я былМинувшей ночью… Можете смеяться —Мне показалось, что передо мнойМое дитя, Корделия.

Отец мой!

Дай мне потрогать эти слезы… Мокро.Прошу, не плачь. Налей мне лучше яд.Ты ненавидеть бы меня должна,Как сестры, – хоть у них причины нет,А у тебя…

Нет никакой причины!

Где мы – во Франции?

Нет, государь.Мы в королевстве вашем.

Я не верю.

Мадам, вы сами видите, что гневИ бред прошли; но есть еще опасностьНапоминаньем о минувших бедахВернуть его болезнь. Пусть отдохнетИ наберется сил.

Вы не хотитеНемного прогуляться, государь?

Я глуп и стар. Прости меня, дитя.Прости и все забудь.

Уходят.

Достоверно ли, что герцог Корнуэльский был убит при таких страшных обстоятельствах?

Совершенно достоверно, сэр.

Кто теперь возглавляет его отряд?

Говорят, этот бастард, побочный сын Глостера.

Доходят слухи, что Эдгар, его изгнанный сын, с графом Кентом сейчас в Германии.