Игорь Северянин - Том 1. Громокипящий кубок Страница 10

1909. Ноябрь

Сонет («Ее любовь проснулась в девять лет…»)

Ее любовь проснулась в девять лет,Когда иной ребенок занят куклой.Дитя цвело, как томный персик пухлый,И кудри вились, точно триолет.

Любовь дала малютке амулет:Ее пленил — как сказка — мальчик смуглый…Стал. через месяц, месяц дружбы — круглый.Где, виконтесса, наше трио лет?

Ах, нет того, что так пленяло нас,Как нет детей с игрой в любовь невинной.Стремится смуглый мальчик на Парнас,

А девочка прием дает в гостинойИ, посыпая «пудрой» ананас,Ткет разговор, изысканный и длинный.

Мыза Ивановка

1909. Июнь

Сонет («По вечерам графинин фаэтон…»)

По вечерам графинин фаэтонМогли бы вы заметить у курзала.Она входила в зал, давая тон,Как капельмейстер, настроеньям зала.

Раз навсегда графиня показалаКрасивый ум, прищуренный бутонЧуть зрелых губ, в глазах застывший стон,Как монумент неверности вассала…

В ее очей фиалковую глубьСтремилось сердце каждого мужчины.Но окунать их не было причины, —

Напрасно взоры ныли: приголубь…И охлаждал поклонников шедевраСарказм ее сиятельства из сэвра.

1910. Январь

Когда придет корабль

Вы оделись вечером кисейноИ в саду стоите у бассейна,Наблюдая, как лунеет мраморИ проток дрожит на нем муаром.Корабли оякорили бухты:Привезли тропические фрукты,Привезли узорчатые ткани,Привезли мечты об океане.А когда придет бразильский крейсер,Лейтенант расскажет Вам про гейзер.И сравнит… но это так интимно!..Напевая нечто вроде гимна.Он расскажет о лазори Ганга,О проказах злых орангутанга,О циничном африканском танцеИ о вечном летуне — «Голландце».Он покажет Вам альбом Камчатки,Где еще культура не в зачатке,Намекнет о нежной дружбе с гейшей,Умолчав о близости дальнейшей…За моря мечтой своей зареяв,Распустив павлиньево свой веер,Вы к нему прижметесь в теплой дрожи,Полюбив его еще дороже…

1911

В госпитале

Елене Семеновой

В незабудковом вуальном платье,С белорозой в блондных волосах,Навещаешь ты в седьмой палатеЮношу, побитого в горах…

И когда стеклянной галереейТы идешь, улыбна и легка,Зацветают, весело пестрея,Под ногой цветы половика.

Льется в окна ароматный рокот…Ты вздыхаешь с музыкой в лицеПтичье пенье, — и смущенный докторМнет в руке написанный рецепт…

А больной, разматывая марлю,Не умея чувств своих скрывать,Отставляя рюмку с Беникарло,Проклинает скучную кровать…

И весенней девушкой омаен,Упоен девической весной,Талию твою слегка сжимая,Хочет жить больной!

Декабрь 1911

Любовь единственно…

Любить пленительно одну и ту же,В полузабвении молить: «Приди!Пригубь уста мои, пригубь и туже  Озера страсти запруди!»

И бронзой верности грудь скандалив,Ручьиться шелестно в извивах душ;И сочным вечером, когда он палев,  Быть каждой женщине, как муж,

Сметь смело чувствовать и труд пчелиныйСветло опринципить в своем уме;То — сок из ландыша, то — из малины  И в поцелуе, и в письме…

Пускай же милая твоя не тужитИ не устраивает слезоем:Любить единственно, одну и ту же, —  Не надо вечно быть вдвоем!

Мыза Пустомержа

1912. Июль

В пяти верстах по полотну…

Весело, весело сердцу! звонко, душа, освирелься! —Прогрохотал искрометно и эластично экспресс.Я загорелся восторгом! я загляделся на рельсы! —Дама в окне улыбалась, дама смотрела на лес.

Ручкой меня целовала. Поздно! — но как же тут «раньше»?..Эти глаза… вы-фиалки! эти глаза… вы-огни!Солнце, закатное солнце! твой дирижабль оранжев!Сяду в него, — повинуйся, поезд любви обгони!

Кто и куда? — не ответит. Если и хочет, не может.И не догнать, и не встретить. Греза — сердечная моль.Все, что находит, теряет сердце мое… Боже, Боже!Призрачный промельк экспресса дал мне чаруйную боль.

Варш. ж. д.

Май 1912

Nocturne («Навевали смуть былого окарины…»)

Навевали смуть былого окариныГде-то в тихо вечеревшем далеке, —И сирены, водяные балерины,Заводили хороводы на реке.

Пропитались все растенья соловьямиИ гудели, замирая, как струна.А в воде — в реке, в пруде, в озерах, в ямеФонарями разбросалася луна.

Засветились на танцующей сиренеВодоросли под луной, как светляки.Захотелось белых лилий и сирени, —Но они друг другу странно далеки…

1909

Сказка сиреневой кисти

Пастель

Напевая лунные ноктюрны,Бредил Май о призрачной вакханке,Охлаждал свой жар росой из урны,И скользили ножки, точно санки,Порошею бело-яблоновой.Скованы желанья знойным хмелем…И блистая белизной слоновойРовных зубок, шепчет Ночь: «ПостелемСвадебное ложе на поляне,Набросаем ландышей, азалийТам, где бродят вдумчивые лани,Там, где мы впервые рассказалиСердцем сердцу смутные волненья,Ожидая тщетно выполненья,Как шагов невыясненных в зале»…Тут луна скользнула в аметистеГлаз царицы, скрытой сонным тюлем, —И вспорхнули грезы Мая ульем,И впились в сиреневые кисти…

1909. Октябрь

Полярные пылы

(снеговая поэма)

Влюбленная в Северный Полюс Норвегия  В гордой застыла дремоте.Ленивые лоси! вы серебро-пегие,  Ледяное пламя поймете…

И там, где сливается с снегом медведица,  Греза ее постоянна…Бледная в экстазе, сомнамбулой светится  Так же? как д'Арк Иоанна.

Не быть Северянке любовницей полюса:  Полюс — бесплотен, как греза…Стремленья об иглы лесов укололися…  Гаснет ее ариозо…

Морей привидения — глыбы ледяные —  Точат насмешливо лязги…И марева сыплют пророчества рдяные  Волнам в сердитой припляске…

Дух Полюса чутко тревожит элегия, —  Она воплощается в ноте…И гордо вздыхая обманом, Норвегия  Вновь застывает в дремоте.

1909. Октябрь

Квадрат квадратов

Никогда ни о чем не хочу говорить…О поверь! — я устал, я совсем изнемог…Был года палачом, — палачу не парить…Точно зверь, заплутал меж поэм и тревог…

Ни о чем никогда говорить не хочу…Я устал… О, поверь! изнемог я совсем…Палачом был года-не парить палачу…Заплутал, точно зверь, меж тревог и поэм…

Не хочу говорить никогда ни о чем…Я совсем изнемог… О, поверь! я устал…Палачу не парить!.. был года палачом…Меж поэм и тревог, точно зверь, заплутал…

Говорить не хочу ни о чем никогда!..Изнемог я совсем, я устал, о, поверь!Не парить палачу!.. палачом был года!..Меж тревог и поэм заплутал, точно зверь!..

1910

В предгрозье

(этюд)

Захрустели пухлые кайзэрки,Задымился ароматный чай,И княжна улыбкою грезэркиПодарила графа невзначай.

Золотая легкая соломкаЗаструила в грезы алькермес.Оттого, что говорили громко,Колыхался в сердце траур месс.

Пряное душистое предгрозьеЗадыхало груди. У реки,Погрузясь в бездумье и безгрезье.Удили форелей старики.

Ненавистник дождевых истерик —Вздрагивал и нервничал дубок.Я пошел проветриться на берег,И меня кололо в левый бок.

Детонировал бесслухий тенор —На соседней даче лейтенант,Вспыливал нахохлившийся кенар —Божиею милостью талант.

Небеса растерянно ослепли,Ветер зашарахался в листве,Дождевые капли хлестко крепли, —И душа заныла о родстве…

Было жаль, что плачет сердце чье-то,Безотчетно к милому влекло.Я пошел, не дав себе отчета,Постучать в балконное стекло.

Я один, — что может быть противней!Мне любовь, любовь ее нужна!А княжна рыдала перед ливнем,И звала, звала меня княжна!

Молниями ярко озаряем,Домик погрузил меня в уют.Мы сердца друг другу поверяем,И они так грезово поют.

Снова — чай, хрустящие кайзэрки.И цветы, и фрукты, и ликер,И княжны, лазоревой грезэрки,И любовь, и ласковый укор…

1910