Борис Ручьев - Стихотворения и поэмы Страница 12

1932

ИЗ ЦИКЛА «ОТКРЫТИЕ МИРА» 

Звезды падают дождем

Где ты шел, сибирский леший,через мир и через громпо дороженькам нездешнимс колдованным топором?Ждал тебя я год и месяцв наши горные краяи поверил: спета песнясоколиная твоя.Вечер был. Сверкали звезды.И стоял товарищ мойчернобровый, грандиозный,бородатый и прямой.Он сказал: — Под небом синимшел любою стороной,нету города в России,не отстроенного мной.Он сказал: — А в смысле песниразговором не забавь,в небе звездочкой чудеснойобозначена судьба....Ночь налево, ночь направо,больше нечего сказать —триста звезд глядели прямов наши звездные глаза,и одна с зеленым цветом,будто цветик полевой,по неведомой приметезнала друга моего.

Год мы вместе ели, пили,а вокруг Магнит-горыдень и ночь на всех стропилахпели наши топоры.Шла зима глубоким снегом,мы несли бессменный пост,темной ночью пали с небатри куста зеленых звезд.Мой товарищ ахнул с горя,в небо глянул и застыл:на высоком синь-просторене нашел своей звезды.Скинул шапку, вытер слезы,свету белому не рад,на земле знобят морозы,чтобы легче помирать.Чтобы ввек помина злогоне осталось за душой,поклонился нам без слова,распрощался и ушел.

Безо всякой канители,тихо, смирно той зимойвсю неделю на постелипомирал товарищ мой.Койка жестка, как подметка,скукой выпито лицо,мир бедней на четверть водки,на полпуда огурцов.

...По Руси и по Россиинапролет и наугадсмерть ходила, смерть косилатыщу лет тому назад...Встал старик худой и грозный,непокорный, как гроза,изругал святые звездыза прекрасные глаза.И во всей бывалой силеизрекает в те поры:— Нонче звезды отменили,володеют топоры....Снова звоном, снова хрустомзагулял у наших горгордость парней Златоуста,сердцем кованный топор.

В перепалку, в перестрелкукак ударили в леса,компасы рванули стрелки,перепутав полюса.Над ночным долинным юромкак взгремели топоры,показали реомюрытридцать градусов жары.Под огнем в четыре солнцастены города кладем.Неба нет, земля трясется,звезды падают дождем.

1934

История орла, скалы и речки

Мальчишкой озорным, десятилетним,Срываясь, грудь я расшибал в горах...Так понял я, что есть, как боль на свете,печаль и кровь, бессилие и страх.

Над горным краем затворяла тучии молнии калила добелазубчатой гранью, кручею падучейсуровая орлиная скала.

Ни зверьих троп, ни пепла, ни ступеней —во все века бесплоден черный склон.И вырубили орда поколенийна лбу ее проклятия времен.

Тогда скалу хотел я сжечь глазами,бил камнями, ругая и кляня.Гранит молчал, за ненависть и завистьотщелкивая камни на меня.

Стояли горы. Жгло неодолимо.Летели птицы с севера на юг.И, с неба петлей падая в долину,орел смотрел на голову мою.

Горячий, кривоносый, черно-рыжий,он резал мир до моего плеча,жильцом взлетал на каменные крыши,крылами надо мною хохоча.

Я думал — камень хищника догонит,дрожали руки, сердце жгло в груди...Я шел к реке, протягивал ладони,просил глаза и сердце остудить.

Медянкой речка прозвана. По скалам,по желтым мхам, над ржавою рудойона шипела, падала, плясала,в лицо плевала медною водой.

...Как лихоманку, перенес я детство,за годы боль и страх переборол.И перешли навеки мне в наследствоскала, река и рыжий мой орел.

В ту пору небо рдело, не сгорая,рос город в зорях, в грохоте, в дыму,прогнав орла из каменного края,как будто по веленью моему.

Строители! Удар, так без отдачи,под солнцем — жарко, жарко — при луне.Я был сто тысяч первым, а удача —дождем летела в руки и ко мне.

Мне говорят: дворцам гранита мало...Вот — перфоратор, шнур и десять дней.В какую полночь — горстью аммонала —скалу орлов я вырвал до корней?

Я ладил скрепы каменной плотине,работу принимая, словно бой,и забурлила речка по долинерекою полноводной голубой.

И за пять лет, ни много и ни мало,за сердце, за работу и за громты, Родина, мне руки подымала,одаривая словом и добром.

Вот только я орла не вижу снова...И если вы найдете клок крыла,до ржави черно-рыжего, сухого, —скажите мне, родные, про орла.

Я подожду. На север облакамилетит гроза, осеребрив траву.Так и живу я в городе из камняи до ста лет, пожалуй, доживу.

1934

ИЗ ЦИКЛА «СОЛОВЬИНАЯ ПОРА» 

Песня о брезентовой палатке

Мы жили в палаткес зеленым оконцем,промытой дождями,просушенной солнцем,да жгли у дверейзолотые кострына рыжих каменьяхМагнитной горы.

Мы жили в палатке,как ветер, походной,постели пустелина белом восходе,буры рокоталидо звездной порыв нетронутых рудахМагнитной горы.

А мы приходили,смеялись и жили.И холод студил намгорячие жилы.Без пляски в морозотогреться невмочь,мы жар нагонялив походную ночь.

А наш гармонистподыграл для подмоги,когда бы не стылии руки, и ноги;озяб гармонисти не может помочь,озябла двухрядкав походную ночь.

Потом без гудкапри свинцовом рассветемы шли на постыпод неистовый ветербольшим напряженьемветра превозмочь,упрямей брезентав походную ночь.

А мы накалялисьработой досыта,ворочая скалыогнем динамита.И снова смеялись —от встречи не прочьс холодной палаткойв походную ночь.

Под зимним брезентомв студеных постеляхмы жили и стыли,дружили и пели,чтоб нам подыматьзолотые кострынетронутой славыМагнитной горы.

Чтоб в зареве плавоксгорели и сгасли,как гаснут степныеказацкие сказки, —метельный разгон,ураганный надрывстремительных ветровМагнитной горы.

Чтоб громкий на верстыи теплый на ощупь,как солнце, желанныйв походные ночи,на тысячи створококошки раскрылневиданный городМагнитной горы.

Мы жили да зналии радость и горе,забрав, будто крепость,Магнитную гору...За рудами суши,за синью морейкрасивая славагрохочет о ней.

Мы жили да пелио доле рабочейпоходною ночью,холодною ночью...Каленая волябригады моейна гордую памятьосталась о ней.

Мы жили, плясалибез всякой двухрядкив холодной палатке,в походной палатке...На сотни походов,на тысячи днейзаветная песняосталась о ней.

1933